Алисинья и Иван

– А чем мне заниматься? Тренировать подрастающий выводок? Ты лучше меня знаешь, что теория и полигон не дадут того результата, который нужен исследователю. Только работа и только с командиром, заметь, с грамотным командиром, даст хорошего бойца. Так что завтра принимай группу!

– Почему я? – только и смог произнести я.

– А кто? – улыбнулся Иван.

– Ну… Волк, Строп, Уда.

– Волк переводится, Строп слишком импульсивный для командира, хотя боец прекрасный. А вот с нашей Удачей дела обстоят очень и очень интересно.

– Неужели беременна? – предполагаю.

– Ага, – тяжко вздыхает тёзка. – Вот не хотел я брать бабу в группу. Боец она отличный, и опыт в управлении отрядом у неё немаленький, но вот решила она родить.

– Да… Наше общество не любит матерей без мужа.

– Почему без мужа? – удивляется командир. – Она замужем уже года три.

– О… – удивляюсь. – И муж позволил ей служить?

– Да. Я вызывал его на разговор перед самым заключением брака. Он дельный мужик, препятствовать работе жены не стал. Видит, что Уда только этим и живёт, но вот продолжать род нужно.

– Да… Однако новость… – задумчиво говорю я.

– Ну, тогда будем считать, что с новостями покончено, и пришло время просьб.

– Я готов!

– Ой ли?

– Ты для меня всегда останешься учителем и командиром, и любая твоя просьба…

– Не спеши! – осаживает Иван. – Это касается моей семьи.

Я непонимающе смотрю на командира.

– Ты прекрасно знаешь, как я женился и как люблю свою семью. Но несмотря на все чувства, я мыслю здраво. Жена моя… Ну, короче, я в ней не сомневаюсь, но она человек настроения. Когда меня не станет…

– Командир?! – возмущаюсь.

– Не вопи, а слушай! Все мы не вечны, а мой диагноз ты знаешь не хуже меня. Так вот… жена моя, по моим расчётам, после меня либо замкнётся в себе и станет беречь всё наше общее от чужих рук и глаз, включая дочь, либо станет отрицать и избавляться от всего совместного, опять же включая дочь. Ход моих мыслей понятен?

Киваю. В общем-то историю его семейной жизни я знаю, и эти выводы мне не новы.

– Что ты хочешь от меня, Командир? – с тревожным предчувствием спрашиваю я.

– Чтобы ты в любом случаи женился на моей дочери. Сразу. Немедля.

– Командир?!! – я в ужасе вытаращиваю глаза.

– Не пугайся так, Вань. Мне просто нужно вывести дочь из-под удара.

– Из под какого удара? Она же с матерью остаётся.

– Подумай, – усмехается мой собеседник. – Примени моё учение и свои таланты.

В общем, резон в этом есть, но можно найти и другой способ.

– Ты, конечно, мой наставник и друг, но дай мне хотя бы подумать малость.

– Думай, только не тяни…

Я вышел с территории базы и остро пожалел, что не имею привычки таскать сигареты в кармане. Просьба Командира поставила в тупик. С одной стороны, ребёнок женского роду по закону имеет до замужества статус родителей, а после – мужа. Мужчине проще: родился, скажем, в семье рабочего класса – так и несёт эту принадлежность всю жизнь, и браку с девочкой из богемы это не мешает. Другой вопрос, что богемная дама после заключения брака станет принадлежать к рабочему классу. Да и на классовость общество делится условно.

Ну и что мне делать? При любом раскладе дочка Ивана будет страдать. Вот решит его жена сохранить память о муже. Начнёт опекать девочку, постарается пристроить в выгодный брак. И как ей там будет? Второй вариант даже не рассматриваю. Это сразу полный финиш.

Через неделю.

Весна плавно вытесняет зиму. Снег хрусткой коркой из последних сил стремится затянуть лужи. Я стою на ухоженном кладбище, сжимаю в правой руке чёрную гвоздику. Люди вереницей тянутся к изваянию проститься с хорошим человеком. А я так и не успел дать ответ. Так и не решил, как поступить.

Тренированный взгляд скользит по толпе. Вот стоят наши. Удача тяжко вздыхает. Она явно тоскует по былому, у неё начало новой жизни совпало с прощанием с Командиром. Улей запрокинул голову и смотрит на весеннее солнце. Строп уставился на свои ботинки. Все сжимают в правой руке чёрную гвоздику. Дань уважения к командиру.

А вот и наше непосредственное. Формальны и холодны, между скорбью и словами благодарности за службу обсуждают последние учения и предстоящий чей-то юбилей.

Жена. Ну, тут без комментариев. На лице всемирная обида и желание покончить с этим. Её дочь от первого брака следит, чтобы всё прошло идеально. А вот младшей я не вижу.

Толпа редеет. Немногочисленные родственники уже простились, начальство заканчивает речь в стиле «он был герой, его заслуги бесконечны». А группа номер семь тихо стоит у стеночки. Нам некуда торопиться.

Замечаю за спиной движение. Оборачиваюсь. Дочь Ивана пристроилась за нашими спинами. В тёмных одеждах с траурным цветком в правой руке. И что ж мне с тобой делать?

Через час мы столпились у выхода из отсека. Совсем недавно места последнего пристанища стали делить на сектора и отсеки для удобства поиска и охраны. Раньше это была просто площадка, вымощенная плитами. Людей хоронили рядами с табличками с номерами на груди памятной статуи. Потом стали делить площадку на отдельные зоны. Некоторые покупали зону для своей семьи или нескольких семей, у каждого района города тоже свой участок на случай, если у семьи нет своего, ну и у некоторых организаций тоже свои участки. И только пару десятилетий назад зоны стали огораживать трёхметровым забором.

Я прислонился к холодной стене. Вчера меня утвердили на должности командира седьмой научно-военно-исследовательской группы и присвоили позывной «Командир семь». Последней из сектора вышла Алисинья, и я снова обратил внимание на её отчуждённость.

– Чего ты там возишься? – раздался резкий возглас, и девушка поспешила на зов.

Да, надо что-то с этим делать. Опытный взгляд мне чётко дал понять, что девушку затерраризируют.

Простуда

(Алисинья)

Я отодвинулась от бука и потёрла глаза. Читаю всего 15 минут, а в глаза будто песка насыпали. Определённо пора спать.

Ночью просыпаюсь от странных ощущений. У меня что, жар? Колотит и потряхивает, как в лютый мороз. С трудом выбираюсь из-под одеяла, натягиваю тёплый халат и после небольших раздумий лезу в шкаф за тёплыми тапками.

На втором этаже в большой стенке со стеклянными дверцами нахожу аптечку и почти сразу приземляюсь на пол, чтобы не упасть и не разлететься на запчасти вместе с аптечкой. Через пару минут отпускает, и я перебираюсь в кресло с градусником под мышкой и таблеткой в кулаке. Я почти уверена, что у меня температура, вот только вопрос, какая.

Открываю глаза. Понимаю, что сижу в кресле в гостиной на втором этаже. За окном слегка светает, на столе пустой стакан и градусник. Ага… припоминаю. Померила температуру, растворила жаропонижающее и отключилась. Просто счастье, что дома я одна. Муж в очередной командировке. Мне иногда хочется, чтобы он меня приласкал, чтобы хоть кто-нибудь меня приласкал, но нельзя даже самой себе позволять об этом думать. Меня ласкал отец и мама. И что вышло? Отца не стало, а мать продала. И если Иван меня пожалеет, а от жалости до страсти один лестничный пролёт, я растаю и поверю. А дальше всё пройдёт по заветному сценарию. Я доверюсь, а он найдёт любовницу красивую и умную, и мне будет очень плохо. Разойтись? Конечно, можно, но куда мне идти? Мать не примет, сестра не впустит. Просить у Ивана деньги на жильё мне не позволит совесть, он и так купил мне машину, не спросив моего мнения. И каждый месяц переводит довольствие на карту.