Алисинья и Иван

За своего мужа, за свою отраду

Я готова тебе жизнь отдать!

Всё, что ни попросишь, всё, что ни прикажешь,

Я готова тебя ублажать…

Песня всё тянулась и тянулась, набирая обороты как в вокале, так и по сюжету. Ещё никогда мне не доводилось слышать такую смесь старой языческой мифологии, народного мотива и откровенной порнографии. Песня воистину нескончаемая. Однообразие мотива терялось на фоне разноголосия, а текст…

Призывы к Аиду сменились описанием куплетов на двадцать того, как несчастная девушка удовлетворяла похоть старого хранителя мёртвых душ, и душевным терзаниям по этому поводу. До этого момента я и не подозревал, что можно такую похабщину положить на такой затейливый народный мотив.

По хорошо видимому с моей позиции Улью было непонятно, то ли он сейчас заплачет, то ли его стошнит. Судя по еле слышному мычанию из другого тёмного угла, Сержант уже определился, но ещё держится. Ой, зря я его взял, зря…

А песня тем временем набирала обороты:

– …ты-то парень смелый, ты-то парень гордый!

Отпускаю я тебя домой!

Вот твоя невеста! Через сине море

Во мои чертоги пришла за тобой!

Ох, она какая! Ой, отрада Богу!

Молодое тело я давно не мял!

Во моей постели, по моему слову

Ой, давно никто так не стонал!

На рукаве завибрировал планшет, и я чуть не подскочил. База предупреждала, что лодка через минуту отойдёт. Я нажал пару сенсорных клавиш, отправляя картинку с камер, встроенных в наши костюмы, и фрагмент душераздирающей песни, сюжет в которой продолжал развитие, а руки певиц работу.

Ещё на десять куплетов растянулся рассказ похотливого Бога о том, как хорошо иметь молодую девку и как он, Аид, давно не тискал молодуху, да как повезло парню с темпераментной женой.

Высший-Святый, когда же эти бабы уйдут, ну хотя бы в туалет!

Пока Аид описывал своё счастье, от базы пришел ответ, что, мол, они не ожидали тут такой активности, думали, что кучка мало что понимающих людишек, а не такое вот, и раз уж оно так, то выбирайтесь сами, связь через сутки. Вот так… не подумали они… А теперь уж выбирайтесь сами. А то, что у нас даже камуфляжа толкового нет, ну так вы и не специализируетесь на разведке, только на осмотре пустых зданий. Да ещё и как следует подумать не давала песня. Ну что этим садоводкам мешало петь её на однообразный мотив и нещадно фальшивя?

Бог тем временем закончил восхищаться чужой женой и сообщил парню, что он может идти с красавицей домой. И:

– …Я-то парень гордый, я-то парень смелый!

Свою жонку под руку возьму.

Старого Аида, ой ты боже светлый!

Я за всё тебя благодарю.

Ой да ты, водица, ой да ты, морская,

Как же ты горька да холодна!

Ой да ты невеста, люба, дорогая!

Как легко меня ты предала.

Ещё на пять куплетов растянулись сетования несчастного парня. Меня начало откровенно потряхивать. Голоса у тружениц оказались довольно приятные, что в данном конкретном случае было плохо. Песня уж больно э… душераздирающая.

– …Ой да, мой любимый, ой да, мой хороший!

За тебя готова я и смерть принять, – начался новый виток.

Улей вытаращил глаза и зажал рот рукой. Ох, как я его понимаю.

В оранжерею вошли два ребёнка неопределяемого пола, подхватили по корзинке и так же тихо исчезли. Певицы их будто и не заметили, продолжая увлечённо выводить мотив.

Я попытался отключиться от внешнего мира и подумать, но отключиться не вышло.

– Ой да, ты невеста, ой да, ты девица,

От добра нашла ты только зло!

Ой да, ты водица! Ой да, ты морская!

Забери её к себе на дно.

Не вернулся, хлопчик! Не вернулся, милый!

Сам ушёл в безвременную даль.

Что же ты, девица? Где же твои силы?

Лишь в глазах твоих тоска-печаль.

Ой, горька водица, ой, горька морская!

Полну чашу счастья не испить!

Ох да, ты девица, ох да, не святая!

За того, кто в сердце, замуж не ходить!

Девки умолкли. Песня закончилась. Улей в неверии уставился на меня, из дальнего угла раздался вздох облегчения. Девушки, хвала Высшему, нас до сих пор не заметили. Теперь они работали молча и по-прежнему слаженно.

Я в уме трижды проговорил простенькую молитву. А до этого момента считал себя атеистом и к вере никаким боком, а вот сейчас что-то накатило. Теперь почти в полной тишине я стал побаиваться за группу. Мы тут сидим уже около 30 минут в полной неподвижности. А ну как кому-нибудь припрёт пошевелиться. Пока барышни говорили и пели, был шанс, что лишние звуки спишут на послышалось, но теперь…

Взгляд Улья стал озабоченным и настороженным. Знаю я, о чём ты думаешь, но вот поделать ничего не могу, а хочется.