Исповедь падшего

Несмотря на новообретенное отвращение к учебе, я вышел в первый ряд, как один из самых способных студентов. Так случилось отнюдь не произвольно. Усилий не было приложено. Просто, несмотря на всю ненависть к законам, правилам и уставам, это было единственным, что я знал в совершенстве.

Мне удалось произвести впечатление на всех, однако я сам не чувствовал ни удовлетворения, ни гордости. Это была мечта отца, его цель – сделать из меня свою копию, но если кто-то и должен испытывать гордость за мой всеми признанный успех, то только он один.

– Блестящий ответ, мистер Моррэс! – отметил профессор после моего очередного выступления в аудитории. – Уверен, Вы станете замечательным приемником своего отца! Если Ваши знания и впредь будут столь безукоризненными, мы переведем Вас на второй курс раньше срока. Для первокурсника Вы уже слишком умны.

Высокое расположение учителей обеспечило мне уважение и среди студентов. Все смотрели на меня как на гения и пророчили блестящее будущее. Но я не был всему этому рад. Мне не хотелось становиться тенью Френсиса Моррэса, и, пока в голове не появилось плана сделать шаг в ином направлении, я наслаждался, по крайней мере, уединением.

Одним поздним зимним вечером, перед тем как отправиться спать, я зашел в туалет и тут же остановился: в пяти шагах от меня, прижавшись спиной к стене и с необычайным спокойствием на лице, стоял некий молодой человек всего на год старше меня, но достаточно высокого роста и более крепкого телосложения. Устремив задумчивый взгляд выразительных серых глаз в одну точку, он размеренно, с наслаждением, курил, медленно выпуская изо рта дым и держа левую руку в кармане. Темные волосы незнакомца были гладко причесаны и аккуратно уложены, а дорогая белоснежная рубашка небрежно выпущена поверх брюк: никакого галстука или жилета. Его беспечный образ и смелое поведение, казалось, ввели меня в кратковременный ступор.

– Сэр, простите, но здесь запрещено курить! – сказал я, напоминающе указав рукой на настенную табличку.

– И что? – тот глянул на меня, а после снова перевел взгляд на прежнюю точку, словно там висела занимательная картина.

– Ну, как же… Это такое правило, одно из правил колледжа. Все прописано директором самолично!

– Знаешь, правил так много, что они уже начинают раздражать, не находишь? – парень снова посмотрел на меня и отошел от стены. – Кажется, я тебя знаю. Ты тот самый Мартин Моррэс – наша новая звезда! Ходят слухи, что скоро тебя переведут на второй курс. Блестящий студент и, что самое главное – то, о чем так часто повторяют преподаватели, юноша с безупречной репутацией и высшей оценкой за поведение. Должно быть, это адский труд! – он говорил без всякого сарказма. – Слушай, раз уж я с тобой столкнулся, позволь спросить: тебе случайно не жмет эта «удавка»?

– Удавка? – переспросил я, пребывая в некотором замешательстве.

– Именно! Вот эта – из правил, моральных устоев и прочего. Мне просто любопытно, неужели и правда существуют люди, готовые отказаться от свободы и счастья, осознанно засунув голову в эту петлю?

– А что, если выбора нет? Что, если ограда слишком высокая и сбежать нельзя? – я развел руками.

– Бордюры, ограды, заборы, решетки, клетки, рамки – это все правила и законы, написанные людьми, которые хотят поработить нас, лишить естества, права выбора, свободы мыслей и решений. Кто-то твердит, что выхода нет и ограда слишком высока, смиряется и, что самое печальное, начинает верить: все правила действительно нужно соблюдать. Стадо безнадежных глупцов! А все начинается с мелочей. Ты боишься надписи на простой табличке, боишься нарушить невинное предписание! – он усмехнулся. – Конечно, не стану спорить, есть непреложные законы, нарушать которые никак нельзя, ибо на кон станет собственная жизнь или свобода, а это, по сути, одно и то же. Но вот все остальные – можно. За это ты не попадешь в ад, уж поверь!

Незнакомец выбросил окурок, намереваясь уйти.

– А как же страх?

– Страх перед кем? – оглянулся он.

– Перед теми людьми, которые могут воздать наказание. Допустим, директор, раз речь идет о нарушении его правил.

– Какая глупость! Лично я боюсь только Господа Бога. Лишь его законы я готов соблюдать, – он улыбнулся. – Кстати, я Дэн Мак’Коллин, второкурсник и первый кандидат на исключение.

– Почему? – этот человек то и дело каждой сказанной фразой ввергал мой разум в состояние удивления и шока.

– Потому что мне здесь не нравится! Ярый противник всей этой заумной чепухи учиться на юриста. Даже звучит абсурдно! Никогда не любил адвокатов. Они такие зануды! Для них жизнь не что иное, как один большой устав и ни шага в сторону! Чопорные лица и сплошь одинаковые характеры. Скучные натуры. Такие люди не могут быть романтиками. Все их действия крайне предсказуемы, а список законов служит им Библией. Сколько ни встречал адвокатов – все они такие!

– Ты прав, – охотно согласился я. – Это портрет моего отца. Он адвокат.

– И, очевидно, совсем скоро ты станешь его копией.

– Этого хочет он, а не я.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Подчиняюсь его воле. У меня никогда не было права выбирать.

– Права выбора нет только у мертвецов. Что им, бедным, поделать, они ведь умерли. У них нет возможности передумать, что-либо изменить, сбежать от своей участи и послать все в тартарары. А у нас есть такие привилегии. Вот я совершил ошибку, последовал совету…

– Какому именно?

– Учиться здесь. Сегодня утром я окончательно убедился, что это было напрасно. Вот сам посуди: я, – Дэн указал на себя пальцем, – человек, не воспринимающий всерьез даже кодекс и все, что там написано, с совершенно иным складом души, стану адвокатом – это ровно такая же нелепость, как если бы блудница вдруг стала монахиней!

Прежде мне никогда не удавалось говорить с человеком, почти равным мне по возрасту, который стал бы так открыто выражать свою точку зрения. Я был восхищен и одновременно изрядно потрясен, ведь для этого нужна смелость, врожденная жажда к жизни без предрассудков, которой меня, очевидно, не наделили. Однако это состояние безграничной свободы оказалось заразительным, будто вирус или наркотик. Часть его незримо, но ощутимо просочилась в мою душу, и в ту же секунду я понял: пути назад уже не будет никогда! Я уже просто не захочу становиться тем Мартином Моррэсом, каким был раньше.

– Ты хочешь уйти? Оставить колледж?

– Разумеется! – уверенно произнес Дэн. – Но просто уйти – несколько скучно. Прежде чем покинуть это заведение, я намерен всех немного позлить и тем самым порадовать себя, – он вынул из кармана свои часы. – Пойду-ка я, пожалуй, спать.

Дэн уж было сделал шаг к двери, но тут мой рот неожиданно открылся, и слова вылетели сами.

– Я тоже хочу уйти!

Он остановился.

– Ты? Но, Мартин, ты уже без пяти минут второкурсник и уж точно сможешь стать адвокатом.

– Но я не желаю им быть! И плевал я на второй курс! – вдруг закричал я. – Все, сказанное сейчас тобой, мне стоило сказать себе давным-давно! Это воля отца. И вот, наконец, я решительно готов от нее отречься!

– Надо же… ты меня поразил! Всего минуту назад я был убежден, что в тебе живет совсем другая натура, противоположная моей. Забавное стечение обстоятельств, я бы даже сказал, судьбоносное! Теперь нас объединяет одна общая цель. Полагаю, это отличный повод стать друзьями! – Дэн ободряюще хлопнул меня по плечу, подав свою руку.

Я радостно улыбнулся, и мы обменялись крепким рукопожатием. Направляясь в туалет, я уж точно не подозревал, что познакомлюсь там с человеком, сумевшим всего за несколько минут одарить меня смелостью духа. Дэн Мак’Коллин, словно поделился ею со мной и вдобавок предложил свою дружбу.

Этим вечером я открыл для себя нечто новое: жизнь способна преподносить сюрпризы. Она надежно прячет свои подарки в самых неожиданных местах и оттого становится более интересной.

Глава пятая. Свободомыслие

– Я рад, что обрел союзника и, надеюсь, друга, – торжественно признался Дэн, когда мы вышли в коридор. – Мне еще этого не удавалось.

– Трудно поверить, всю жизнь я с уверенностью полагал, что один только я в целом мире не имею друзей. Но ты…

– Понимаю твое недоумение. Если следовать логике, у меня должна быть, как минимум, дюжина друзей. Но если все растолковать, то можно понять, почему вышло иначе. Кто составляет наибольший процент этой планеты? Неудачники – люди, не способные подняться выше. И сейчас я подразумеваю не материальную сторону. Они хотят быть такими, как я – независимыми от мнений, приказов, обстоятельств и прочего, но не могут. Их натура – намертво застывший бетон – нерушима, а потому им невыносимо находиться с мне подобными. Вместо того чтобы попытаться изменить себя, они начинают завидовать. Зависть – врожденный, неискоренимый порок всех неудачников. Вот причина, по которой мне не удавалось найти друзей, хотя я сам очень охотно и искренне становлюсь другом чуть ли не каждому. Но ты, Мартин, вовсе не неудачник, однако вначале я посмел предположить обратное и рад, что ошибся!

Мне нравилось слушать его. Дэн Мак’Коллин действительно не был похож на тех, кого я знал ранее. Его стойкий голос заставлял и меня стать увереннее, гордо развернутые плечи побудили поправить слегка сгорбленную осанку: мне захотелось равняться на него, брать пример во всем. Начиная со следующего утра, Дэн и я стали всюду ходить вместе, будто два давних друга.

Всего через несколько дней, как и предполагалось ранее, обещания директора стали явью. В мою честь собрался совет преподавателей колледжа, и все приняли единогласное решение перевести меня на второй курс. Это событие стало радостным лишь по одной причине: теперь я обучался в той же группе, что и Дэн. Без сомнений, он тоже был рад. Казалось, само провидение способствовало укреплению нашей дружбы.

– Почему ты так быстро ешь? – спросил однажды Дэн, когда мы завтракали в общей столовой. – Как будто на поезд опаздываешь.

Я тут же замедлился.

– Старая привычка. Отец всегда отводил определенное количество времени и приходилось есть второпях.

– Относительно всех твоих рассказов я сделал вывод: твоему отцу место в психушке! К счастью, его здесь нет, так что избавляйся от этой привычки прямо сейчас.

– Ты прав, нужно меняться. Порой я забываюсь, и мне снова чудится, что он где-то поблизости, стоит у меня за спиной.