Исповедь падшего

Долгие годы жизни вместе с этим чудовищем, моим отцом, дали заметный результат. Я чувствовал себя убогим, в сравнении с Дэном, и в то же время понимал, что дружба с ним помогает мне меняться. Ломать старого себя оказалось сложно, но я очень этого хотел, а потому слушался его, как старшего брата.

– Мартин, что ты планируешь делать, когда покинешь это место?

– Пока не знаю. Однако в одном я уверен точно: мне совсем не хочется возвращаться к отцу.

– Правильные мысли! Я тоже считаю, что тебе не стоит с ним оставаться.

– Даже если бы я и захотел, мне это не удастся. Отнюдь не трудно представить выражение его лица, когда он узнает о моем решении, принятом вопреки его воле. Отец просто озвереет! Ты не видел его в гневе, Дэн! Мне кажется, даже сам Дьявол вселяет куда меньший ужас.

– Тогда тебе тем более нечего там делать! Пусть мистер Моррэс живет со своими демонами сам, а мы что-нибудь придумаем.

– Мы? – я удивленно раскрыл глаза.

– Ну да, если ты, конечно, не против, – он сложил перед собой руки. – Я тоже не горю желанием возвращаться в родное гнездо. Мой отец, хотя и хороший человек, – невыносимый зануда, а его супруга мне вовсе не мать. Их союз – идиллия, безупречный дуэт, а в дуэтах не может быть третьих лиц.

– Выходит, ты тоже не хочешь возвращаться. Податься некуда… Так, значит, лучший вариант – пока оставаться здесь? – мне показалось, что передо мной возникла глухая стена, высокая преграда под названием «Тупик».

– И это твоя лучшая идея? Других вариантов нет? – Дэн развел руками. – Как же быстро ты впадаешь в отчаяние, Мартин!

– Как будто… – неуверенно протянул я.

– И вот ты снова ошибаешься! Вариантов много, но самый лучший тот, который только что созрел в моей голове!

«Этот человек полон сюрпризов», – подумал я, с нетерпением ожидая ответа.

– Мы поедем в Нью-Йорк! – выдал он, напрочь меня обескуражив.

– В Нью-Йорк?

– Ага! Позже объясню, почему именно туда.

– Ты непредсказуемый человек, Дэн! И откуда только ты берешь весь этот азарт и идеи?

– Свободомыслие! – пояснил он. – Многие твердили мне, что это наихудший недостаток в моем характере. Я же, напротив, вижу в этом божественный дар.

Мне впервые довелось столкнуться с данным определением. Вероятно, оно и вправду являлось неким дарованием свыше, чем-то вроде врожденного таланта, и я явно не был им наделен.

В столовой постепенно стихли шум и разговоры. Все студенты уже оставили свои тарелки и спешно направились на занятия.

– Думаю, нам тоже пора, – заметил я. – Лекция начнется через пару минут.

– Пусть начинается, нам спешить необязательно. Как насчет добавки? Лично я не совсем сыт. Тебе взять еще одну порцию?

– Нет, спасибо!

– А я, пожалуй, возьму.

В столовой мы провели около двадцати минут. Кружка с моим чаем уже давно опустела, тем временем как Дэн все еще продолжал завтракать. Он ел медленно и спокойно, наслаждаясь каждым кусочком, каждой секундой момента. Казалось, он находился вовсе не в обеденном зале колледжа, а где-нибудь на собственной вилле посреди высоких кокосовых пальм с террасой, выходящей на теплый солнечный берег океана.

Дэн не торопился и даже не смотрел на часы. Мне же с трудом удавалось избавиться от этой нервной привычки, выдающей глубокую неуверенность в себе.

Разумеется, на лекцию мы опоздали. Профессор, прежде никогда не наблюдавший оплошностей с моей стороны, был заметно поражен.

– Мистер Моррэс, надеюсь, у Вас имеется уважительное оправдание?

– Мы задержались в столовой, сэр, – последовал мой неловкий ответ.

– Завтрак был действительно вкусный, однако это не повод опаздывать на целых полчаса! – пожилой учитель сделал шаг в нашу сторону и пальцем придвинул очки поближе к глазам. – А что касается Вас, мистер Мак’Коллин, то Вы уже не в первый раз опаздываете и тем самым демонстрируете нам свое неуважение!

– Ошибаетесь, сэр! Мы всего-навсего воспользовались тем личным временем, что дала нам жизнь, применив его на свое усмотрение. Не более того! – уверенно возразил Дэн, чем изрядно разгневал профессора.

– Не смейте мне дерзить, Дэн Мак’Коллин! Так и быть, сегодня я позволю вам обоим остаться в аудитории, но лишь из уважения к вашим родителям, а также с надеждой, что впредь такое поведение не повторится!

Покрасневшее от недоумения лицо профессора и вообще всю ситуацию в целом Дэн воспринял как маленькую забаву для самого себя. А я, не привыкший к подобным выходкам в собственном исполнении, ощущал неловкость, но было и еще кое-что: внутри меня как будто менялась кровь. Я переживал момент перерождения и оттого сидел неподвижно.

– Что с тобой? – тихо спросил Дэн, пошевелив меня за плечо. – Ты похож на статую.

– Я просто в шоке.

– Из-за чего?

– Из-за себя. Если я раньше и пытался сделать что-то запрещенное отцом, то делал это осторожно, тайком, но сейчас я нарушил правила публично! Потрясающе и немыслимо…

– Поздравляю с дебютом! Понимаю, переступить черту непросто, но это единственный способ что-то изменить.

Мы обменялись братскими улыбками и на время прекратили разговор, поймав на себе недовольный взгляд профессора.

Замечание не пошло нам впрок. Я и Дэн продолжали поступать так, как нам вздумается: мы прогуливали занятия либо являлись не вовремя, не готовили домашние задания и намеренно отказывались отвечать на вопросы учителей касательно того или иного предмета, а все их наставления звучали где-то за гранью нашего восприятия. Для нас это превратилось в забавную игру. Мы делали все, чтобы получить заветные «билеты» свободы, и на то были причины: я не мог покинуть колледж по собственной воле, так как привилегии отца были высоки: только ему отдали бы мои документы. Конечно, я мог уйти и без них, но это означало бы навсегда отбросить всякую надежду поступить учиться туда, куда пожелаю я.

А что до Дэна, то у него не было этих обременительных оков. Он мог уйти безо всяких преград, однако, как парень сообщил мне ранее, для него это было бы слишком просто, а потому скучно. Своим поведением ему хотелось «свести всех с ума», «взбаламутить воду»…

– И как только я смог вытерпеть почти два года? Не понимаю, – в недоумении произнес Дэн во время нашей спонтанной поездки в город. – Ты заметил? Все здесь такие серьезные, натянутые, правильные, что так и тянет поступить наоборот! Я совсем не пунктуальный, прямолинейный, не выношу спешку и нервную, напряженную обстановку, допустим, как на заседаниях. Не люблю что-либо доказывать и уж тем более забивать голову чужими проблемами, даже если за это хорошо платят. Конечно, я предполагал, что не смогу стать юристом, но ради машины, которую пообещал отец, стоило пойти на такой риск и поступить сюда, – он гордо улыбнулся и с удовольствием сжал руками руль.

Мы ехали по пустынной дороге на его новеньком авто бордового цвета. Дэн обожал своего современного друга, но еще больше ему нравилось ловить восхищенные взгляды людей, наблюдавших данное новшество.

– Готов спорить: совсем скоро все оставят в покое лошадей и пересядут за руль. Папа подарил мне автомобиль с условием поступления в колледж, но в договоре не было пункта, что я обязан его закончить, – весело рассмеялся Дэн.

– Да, все случается не просто так. В каждом явлении, встрече и даже кратковременном эпизоде жизни кроется тайный умысел судьбы. К примеру, тебе стоило попасть сюда, дабы получить такой подарок.

– А еще, чтобы встретить такого друга, как ты, Мартин! Уж это точно было тайным умыслом судьбы!

Я ответил ему благодарным взглядом.

– Знаешь, мой отец не такой, как твой, – совсем нестрогий. Но всегда было другое, что немало огорчало меня: он редко бывал дома, совсем не уделял мне времени. Разъезды, работа и женщины – все, что его интересовало. Мать тоже была не лучше. Когда мне исполнилось пять, она сбежала в Европу со своим любовником. У меня нет ни братьев, ни сестер. Я всегда был предоставлен сам себе, если не учитывать присутствие няни. Папа для меня ничего не жалел, кроме собственного внимания. Поэтому твое общество, Мартин, весьма ценно для меня!

– Как для меня твое, Дэн! Оказывается, наше детство отчасти похоже.

– Отчасти, но не полностью. Ты страдал от избытка отцовского внимания, а я – от его недостатка. Но мне повезло больше. Пусть лучше отец будет безразличным, но добрым, нежели внимательным, но бессердечным тираном. Не узнай я о твоем детстве, я бы по-прежнему считал себя самым несчастным на земле. Когда есть с чем сравнить, понимаешь: все не так уж плохо.