Я застонала от разочарования. Разочарования в себе. И от той боли, которую я принесла человеку, который был ни в чем не виноват. Но что мне было делать дальше, я не знала.
Николай встал, оделся, не глядя на меня и ушел. А я осталась одна. На этот раз действительно одна, потому что я не знала, простит ли он меня, вернется ли вообще домой. Или вообще, выгонит меня из квартиры. Потому что это была его квартира.
Медленно я встала, умылась, не глядя на себя в зеркало, потому что была отвратительна сама себе, надела свой любимый халат, который мы выбирали с Николаем вместе, села на стул возле окна и стала ждать. Ждать своего будущего, потому что настоящим я пренебрегла, разрушила в угоду своей мечте, кстати, так и не состоявшейся. В наши судьбы снова вмешался какой-то злой рок, который не давал нам быть вместе. Дима уехал, а я осталась тут и ничего хорошего впереди для себя я не видела. Поэтому я просто сидела и смотрела в окно, ничего не видя перед собой. Я просто сидела и смотрела в окно…
– 4 —
Прошло несколько тяжелых недель. Николай возвращался домой поздно, и чаще всего пьяным. Он обзывал меня, пока я раздевала его, укладывала в постель, а я была рада хотя бы тому, что он возвращался домой и поэтому молчала.
Кушали мы теперь молча, да и почти не ели, так, отщипывали кусочки, запивали чаем и не смотрели друг на друга. Иногда я просыпалась ночью и видела свет, который шел из кухни. Я вставала, шла на него и видела Николая, который сидел, сгорбившись, за столом перед рюмкой водки, и смотрел на нее, но не пил. Тогда я стояла возле дверей и ждала, когда он выпьет ее и пойдет спать.
Я заболела, поэтому сидела дома. Николай был на работе, шла война, ему становилось все тяжелее и тяжелее. Однажды он пришел домой и положил нас стол бумагу. Я взяла ее, и упала на стул, потому что ноги подогнулись и не держали меня. Это была бронь. Ему отказали в отправке на фронт, потому что он был ценным сотрудником. Я поняла, что он просился на передовую, может быть даже из-за меня. Я уронила голову на стол и заплакала. Мне было горько и обидно, за себя, из-за себя. Смотреть в сторону Николая я еще не решалась, поэтому плакала одна, а он просто стоял рядом, не предпринимая никаких попыток, чтобы успокоить меня.
Теперь я смотрела в окно, заклеенное крест-накрест. Но я не просто смотрела, а ждала. Ждала Николая домой, и каждый раз тихо вздрагивала, когда видела его знакомую фигуру. Я понимала, что так долго продолжаться не может, и поэтому каждый день боялась, боялась его решения. Теперь я боялась его потерять. Мне ничего не было от него нужно. Только он сам.
В один из таких дней, я задремала, сидя на стуле, когда услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине. В зал зашел Николай и посмотрел на меня. Я медленно встала со стула, понимая, что этот день, этот час настал. Я думала, что это час моей расплаты. Но оказалось…
– Иди ко мне, – тихо сказал он и расставил свои руки.
Я кинулась к нему, он обнял меня, и мы затихли. Я не плакала, не просила прощения. Просто стояла с закрытыми глазами. Моя голова, лежала на его груди. Я вдыхала такой знакомый, родной для меня запах.
– Поцелуй меня, – прошептал Николай. Я подняла свою голову, заглянула ему в глаза, погладила по его голове, а потом притянула ее к себе и поцеловала его в губы. Он взял меня на руки и отнес на кровать. Неспешно, шаг за шагом, мы раздели друг друга. Все еще целуясь. А потом были нежность и любовь, страсть наших тел.
– Ева, – прошептал Николай, когда мы уже просто лежали и отдыхали рядом. – Я не думал, что скажу тебе это, но я, – он замолчал, а я ждала его слов, поглаживая его по спине. – Я даже где-то рад, что все так получилось.
– Коленька, – прошептала я ему в ответ. – Я тоже не думала, что скажу такое, но я тоже рада, что все так случилось, потому что я увидела тебя. То наваждение, с которым я жила, все эти годы прошло, с моих глаз как будто спала пелена, я увидела твою любовь и заботу, и очень испугалась, что потеряю тебя, Коленька.
Он прижал меня к себе и зажмурил глаза, скрывая свои слезы.
– Прости меня, родной мой, прости, – я заплакала, освобождаясь от той боли, которая еще сидела во мне.
– Не надо Ева, давай забудем, – он гладил меня по голове и успокаивал. – Главное что ты поняла. Теперь мы заживем по-другому, все остальное для меня теперь не важно.
И мы действительно зажили по-другому. Теперь Николай не задерживался на работе, а сразу же бежал домой. То же самое делала я. Больше я не гуляла по городу одна, а бежала скорее в нашу квартиру, потому что думала, а вдруг Николай уже там, один и ждет меня. Гуляли мы теперь только вдвоем, в спокойное время и в хорошую погоду. Или просто могли сидеть дома, обнимаясь, и разговаривая, осуждая прожитый день. Мы не замечали, что твориться вокруг, потому что были счастливы, счастливы тем, что обрели друг друга.
– Жаль, что я больше не могу баловать тебя подарками, – говорил иногда Николай, целуя меня в шею.
– Коленька, – смеялась я, – не нужны мне никакие подарки, мне нужен ты.
Я проводила по его щеке рукой, он целовал меня, брал на руки…
– Коленька, – спросила я у него, когда моя голова лежала на его груди, а он гладил мое тело своей рукой.
– Обожаю, когда ты так произносишь так мое имя, – прошептал он и поцеловал меня в макушку, – что хотела моя любимая.
– Тогда, на юг, тебя мама позвала или ты сам поехал, – спросила я у него вопрос, который иногда не давал мне покоя.
– Твоя мама сказала, о том, что вы едите в санаторий, а я предложил свои услуги, – он снова поцеловал меня в макушку, – и как видишь, оказался прав.
– Да, – я подняла свою голову и посмотрела на него. – Очень даже прав. Если бы не ты тогда, даже боюсь представить, что бы сейчас со мной было.
– Не представляй, не надо. Открою маленький секрет, мне тогда тоже было страшно, крепился ради тебя. Я даже больше тебе скажу, – сказал Николай и повалил меня на спину. – Там в гостинице, помнишь, когда автобус сломался, я еле сдержал себя, чтобы не лечь рядом с тобой, и делать вот так, – он стал целовать меня, и ласкать, я смеялась и отвечала ему тем же.
– Правильно тогда сделал, только бы напугал юную девушку, – говорила я ему в ответ. – Зато сейчас можешь это делать столько, сколько захочешь.
– Да, – прошептал Николай и больше мы не разговаривали, а наслаждались друг другом.
А я заново влюблялась, влюблялась в своего мужа, бежала к нему на встречу как на крыльях. Боже мой, я пропустила столько лет, но мы еще молоды, у нас все впереди, у Николая бронь и его не заберут на фронт, как забрали уже у моих коллег женщин. И не только мужей, на фронт уходили отцы, братья и даже сестры. Учительницы тихо плакали, сидя на диванчике и мне было стыдно, стыдно от того, что мой муж рядом и я счастлива с ним. Поэтому в такие минуты я выходила из учительской, тихо прикрывая за собой дверь.
Оставаясь наедине с собой, я иногда задумывалась о Диме, старалась представить, что с ним, где он может быть сейчас. Моя душа больше не ныла, когда я вспоминала его, не болела. В какой-то мере мне было даже стыдно, но только теперь перед ним, потому что он где-то там, на фронте воевал, рисковал своей жизнью, а я была тут, в относительной безопасности, а главное, была счастлива, и счастлива не с ним, а с другим мужчиной, моим мужем. Моим Коленькой. Я тут же начинала улыбаться и торопить время, которое, как будто издеваясь надо мной за мои прошлые ошибки, застывало на месте, а я так уже хотела видеть его, прижиматься к нему, и чувствовать его сильные, но одновременно такие нежные, руки на своем теле. Его низкий голос слышался теперь мне повсюду. Казалось Николай рядом со мной везде, где бы я ни была и следует за мной повсюду. Я думала о нем, стоя в очереди за продуктами, по дороге домой, улыбалась, и надеялась, что мой Коленька думает обо мне так же.
– 5 —
Была середина августа. Николай вернулся домой после рабочего дня и удивился. Свет не горел ни в зале, ни на кухне. Он быстро разулся, зашел в комнату и в полумраке увидел, что я сижу на своем уже таком привычном месте, на стуле возле окна.
– Ева, что случилось, – сказал он и включил настольную лампу.
Я медленно встала и стала теребить поясок от халата.
– Ева, милая, – он взял меня за руки, – не пугай меня, прошу, просто скажи, в чем дело.
– Коленька, – я посмотрела на него, – я не хотела, не думала, что так получится.
– Что, что получиться Ева, – уже раздражаясь, сказал Николай.
– Я беременна, – сказала я тихо. – Это твой ребенок, потому что после того, у меня, в общем, были, а потом нет и нет, я пошла к врачу, он сказал, что я беременна, – закончила я тихо и виновато посмотрела на него.
Николай стоял в каком-то оцепенении и тоже смотрел на меня.
– Коленька, – тихо позвала я его и дотронулась до его щеки. Мне стало страшно, почему он не двигается, может быть, он не верит что это его ребенок?
Николай вздрогнул, отпустил мои руки, вдруг встал на колени, уткнулся лицом в мой живот и обнял меня.
– Любимая, – прошептал он. – Ева, родная.
Казалось, больше говорить он не может. Николай стоял на коленях и плечи его подрагивали. Я гладила его по голове и тоже глотала свои слезы.
– Я так счастлив, – сказал он, когда поднял свое лицо.
– Коленька, сейчас такое время, война, – сказала я снова виноватым голосом.
– Мне все равно, все равно! У тебя будет все самое необходимое, самое лучшее! – крикнул Николай и вскочил с колен. – У меня будет ребенок! – заорал он и заметался по комнате. – Наш ребенок! Твой и мой! Я стану папой! Господи! – он схватил себя за волосы. – Я сейчас сойду с ума, – прошептал Николай.
– Не надо, – смеялась я сквозь слезы. – Нашему малышу нужны оба родителя и мама и папа.
– Папа, – прошептал он, схватил меня на руки и закружил по комнате. – Ева, любимая спасибо, спасибо тебе!
– Коленька, – громко смеялась я, запрокинув свою голову, – ой, поставь меня на место, у меня голова кружиться.