Ева Полянская – жизнь и судьба. Книга 2. Жить вопреки

Он тут же поставил меня на место.

– Это надо отметить. Это надо отметить Ева! В ресторан сейчас не сходить, но! – с этими словами он побежал на кухню и принес бутылку вина, – берег на твой день рождения, но сегодня такой случай. Ева, – прошептал он и обнял меня. – Я уже и не надеялся, столько лет, и надо же, но это не важно, – тут же с жаром заговорил он. – Не важно, любимая! Так закусочку принесем, – он стал метаться из кухни в зал, а я сидела на стуле и смеялась, наблюдая за Николаем, и была так счастлива в эти минуты!

Когда он накрыл на стол, то поставил свой стул рядом с моим стулом, разлил по бокалам вино, и один бокал подал мне.

– Так нет, – вдруг одернул он свою руку. – Тебе нельзя.

– Один бокал можно Коленька, – сказала я. – Это же вино.

– Хорошо, – довольно заулыбался Николай, – один бокал для будущей мамы. Поверить не могу, – покачал он своей головой, и снова подал мне бокал с вином, обнял меня за плечи, притянул к себе и мы стукнулись бокалами.

– За нашего малыша, – торжественно сказал Николай и неожиданно выпил весь бокал сразу.

– Ооох, – прорычал он. – Мальчик будет учиться в самой лучшей школе города, потом пойдет в армию, это обязательно, – говорил Николай, жуя закуску.

– А если будет девочка, – тихо сказала я и отпила небольшой глоток вина.

– На руках буду носить, – тут же сказал Николай, – на этой руке доченьку, а на этой ее маму, – он потянулся к моим губам и поцеловал меня. – Так, теперь за нашу маму, правда, малыш? – сказал он, нагибаясь к моему животу, и я засмеялась.

Мы снова выпили, Николай стремительно пьянел, а я пила мелкими глотками и кушала то, что он накладывал мне в тарелку.

– Ешь, – говорил он, – кушай, давай, теперь тебе много надо кушать, за себя и для нашей лялечки.

– Коля, куда столько, – протестовала я. – Я так лопну.

– Не лопнешь, – говорил он и наливал себе еще вина.

– За что выпьем? – спросил он у меня и снова чмокнул в губы.

– За нашего папу, конечно же, – сказала я и сама поцеловала его. – Я уверена, что ты будешь самым лучшим папой на свете.

– Буду, – кивнул головой Николай. – Все для вас сделаю, жизнь отдам, если нужно.

– Не надо, не говори так, – на мои глаза тут же навернулись слезы.

– Все, все, не буду, только не плач, – испугался Николай и стал вытирать мои слезы с лица. – И вообще Ева, пообещай мне, – он снова поцеловал меня.

– Что, – сказала я тихо.

– Теперь ты никуда не ходишь одна, поняла меня? Только со мной, – он поднял один палец вверх.

– Но как же Коленька, нужно за продуктами, – начала, было, я.

– Я сам! – громко сказал он. – Я все буду делать сам, ты только береги себя сейчас еще больше, прошу тебя, – говорил Николай, и смотрел на меня с мольбой. – Так я за одну тебя боялся, теперь буду бояться за двоих.

– Ты же на работе с утра до вечера, – я пыталась привести его в чувство.

– Это не твоя забота любимая, – он щелкнул меня по носу и засмеялся, – какая ты у меня смешная, и красивая, а главное моя Ева. Ты моя и ребенок мой.

Он всхлипнул и быстро выпил бокал вина.

– Давай думать имена! – Николай хлопнул по столу.

– Коля, какие имена, ребенку всего две недели, – смеялась я. – У него еще ни ручек, ни ножек нет.

– Будет, – тряхнул Николай своей головой, сполз со своего стула на пол и снова прильнул своим лицом к моему животу. – И ручки у тебя будут, и ножки, и мама у тебя будет и папа.

Он стал целовать живот прямо через халат, потом рукой провел по моей ноге, поднимаясь все выше и выше, потом по второй. Он молча поднялся с колен, взял меня на руки и отнес на кровать.

– Всю жизнь на руках тебя буду носить Ева, – шептал он.

– Коленька, родной мой, – шептала я в ответ.

– 6—

С этого дня так и повелось. Николай контролировал каждый мой шаг, часто звонил по телефону, проверяя дома ли я. Но чаще всего он отвозил меня к Антонине Николаевне, та была очень этому рада. Я уже сказала ей про ребенка, и она тоже стала, как и Николай усиленно кормить меня. Я отнекивалась, потому что знала, что с каждым днем с продовольствием в городе становиться все хуже и хуже. Но ничего не помогало. Она рассказывала мне, как ухаживать за ребенком, учила пеленать его на кукле, которая осталась после ее дочери, как и во сколько месяцев, чем кормить. Я слушала ее внимательно, ведь помощь не всегда будет рядом.

– Вы будете бабушкой, – говорила я ей, и она, как моя мама, промокала платочком свои глаза.

По вечерам, когда Николай возвращался с работы, целовал сначала меня, потом мой живот и спрашивал у него, хорошо ли себя вела мамочка, не обманывала ли она сегодня папочку. Я смеялась и говорила, что мамочка хорошо себя вела, и папочка может не волноваться. После этих слов он доставал что-нибудь вкусненькое из кармана, и я искренне радовалась этому, чем радовала его.

Но не все был так гладко. У меня появились головокружения, и когда я в первый раз упала в обморок, очень напугала Антонину Николаевну, которая тут же кинулась звонить Николаю. Тот примчался, стал уговаривать меня сходить в больницу. Но я сказала, что меня там уже предупредили об этих приступах, и еще обрадовали тем, что меня может тошнить по утрам.

– Это все естественно Николай, – успокаивала его Антонина Николаевна. – Зачем же так все принимать, близко к сердцу, – похлопывала она по его руке.

Но он как будто действительно сошел с ума. Теперь я и к Антонине Николаевне не могла ходить, и ей приходилось приходить ко мне. Гуляла я теперь только с ним, и он крепко держал меня за руку, на случай, если приступ повториться снова. Я пыталась с ним поговорить, но все было бесполезно. Тогда я обижалась на него, говорила, что ребенок ему важнее меня. Николай просил у меня прощения и говорил, что ничего не может с собой поделать. И что на работе его уже называют сумасшедшим папашей.

Однажды, я как обычно сидела дома, только уже не возле окна, потому что он запретил мне возле него сидеть, и вязала пинетки для будущего малыша. В квартиру влетел взъерошенный Николай, который был бледен. Я вскочила со стула, тут же испугавшись такого его вида.

– Быстро Ева! – крикнул он, вытаскивая оба наших чемодана из под кровати. – Бери только самое необходимое, слышишь? Только теплые вещи.

– Что случилось! – крикнула я и прижала свое вязание к груди. – Коленька, что происходит!

– Ева милая, некогда объяснять прошу тебя, мне дали всего полчаса на сборы, – говорил он и кидал свои вещи в чемодан. Я же стояла, в каком-то ступоре и не двигалась.

– Ева! – крикнул он. – Город окружают немцы, он скоро окажется в кольце, наш завод эвакуируют вместе с семьями. Сегодня уходит последний поезд, поэтому прошу тебя, возьми себя в руки! Собирай чемодан!

Я вздрогнула, подбежала к шкафу и стала перекладывать из него вещи в свой чемодан.

– Никаких платьев и туфель, только теплые вещи, мы едем на север, – говорил Николай, утрамбовывая свой чемодан. – Где твоя сумочка, – он сбегал в прихожую и вернулся из нее с моей дамской сумочкой. – Ева смотри, в этой сумочке все наши документы, – с этими словами он подбежал к моей шкатулке и стал выбрасывать из нее драгоценности. – Тоже пригодятся, – бормотал он. – И в этой сумочке все твои драгоценности. Держи ее всегда при себе, поняла меня? – спросил он с нажимом, потому что видел, что я еще плохо понимаю, что происходит. – Всегда при себе Ева! – повторил он.

Я молча кивнула головой, давая ему понять, что я приняла его информацию и стала продолжать упаковывать свой чемодан.

– Быстрее, быстрее, – он закрыл мой чемодан и стал помогать одевать мне осенние сапожки, пальто, а потом нахлобучил на мою голову шапку. – Жаль зимние вещи уже не успеем упаковать, ну да ладно, лишь бы живыми добраться, а там уже разберемся.

– А как же квартира Коля, что будет с ней, – я оглядывала нашу комнату, ставшей мне такой родной, которую я с такой любовью украшала все эти годы.

– Мы вернемся, мы обязательно вернемся родная, и если она останется целой.