Леди, которых не было

Дневник Мины Мюррэй

24 августа.

С утра была в больнице доктора Сьюарда, как мы с ним и договаривались ранее. Он показал мне того удивительного пациента, но, увы, мистер Рэнфилд вел себя довольно буйно, а потому я смогла поговорить с ним лишь через небольшое окошко на его двери. У нас состоялся очень странный диалог.

– Мистер Рэнфилд, вы не расскажете мне о своем господине?

– Мистер? Разве так теперь общаются с умалишенными?

– Даже с помутненным разумом человек остается человеком.

– Ха-ха! Слышали? Слышали? —Тут он явно посмотрел на стоящего рядом со мной врача и даже погрозил ему пальцем. – Так зачем же пришла столь вежливая мисс?

– Расскажите мне о своем господине. Я слышала, он пьет человеческую кровь.

– Зачем вам это знать, вежливая мисс?

– Я боюсь, он причинит вред моим подругам.

– Вред? Это он может! Он в этом мастер.

– Так скажите же мне! Он приплыл сюда на корабле? Зачем он здесь?

– Здесь много людей. Значит, целый пир для него. А как он добрался сюда, я не знаю.

После этого Рэнфилд начал метаться по комнате и что-то бормотать о своем господине, а доктор Сьюард принялся меня отчитывать, что я потакаю бреду несчастного сумасшедшего, еще больше смущая омраченный разум.

Мы вернулись в кабинет доктора Сьюарда, где я столкнулась с доктором Ван Хелзинком. Очевидно, тот только вернулся из Амстердама. Он выглядел несколько взволнованным и настаивал на том, чтобы как можно скорее отправиться к Люси. Как удачно сложились для меня обстоятельства! Ведь я тоже волновалась за нее и искала повода встретиться с ней как можно скорее.

Люси встретила еще бледнее, чем я запомнила ее при отъезде из Уайтби. Мы побеседовали с ней об ее кошмарах, и доктор Ван Хелзинк еще раз осмотрел ее шею. Когда я уже собиралась уходить, моя бедняжка Люси так жалобно попросила меня остаться на ночь, что я не нашла в себе сил ей отказать. Люси так устала от осмотра, что сразу же удалилась готовиться ко сну, наказав слугам проводить нас в наши комнаты.

К моему удивлению, доктор Ван Хелзинк воспротивился этому решению. Он горячо поддержал идею того, что несчастной больной нельзя оставаться в одиночестве, но настаивал, чтобы наблюдать за ней остался непременно один из докторов: либо он, либо доктор Сьюард, а лучше оба. Я так устала от всех этих ужасов, от загадочных опасностей, нависших над Люси и Джейн, от пьющих кровь колдунов и сумасшедших, что мои нервные переживания дали о себе знать, и я ответила довольно резко:

– Я не против, чтобы вы остались. Но даже не думайте выгонять меня. Я останусь сторожить сон моей бедняжки Люси! Если вы закроете передо мной дверь в ее комнату, я лягу под дверью или буду сторожить под окнами, но никуда не уйду.

– Какая смелость таится в столь хрупком теле! Разве я могу отвергнуть такой порыв, – растроганно ответил мне престарелый доктор, – но поймите, возможно, нам предстоит крайне опасное дело. Настолько опасное, что вам и вообразить будет сложно, с какими ужасами мы можем столкнуться. Это работа для крепких мужчин, никак не для нежной леди.

– Так скажите же мне, что это за опасность! Пока вы молчите, я воображаю себе ужасы страшнее, чем жизнь могла бы предложить.

– Я не могу вам этого сказать, пока не проверю всё должным образом. А пока что я просто прошу вас довериться моим словам. Лучшее, что мы можем сделать для больной, – это сторожить ее сон, самим не смыкая глаз. Если мы хоть на минуту покинем ее и с нею что-нибудь случится, то едва ли мы будем в состоянии когда-нибудь после этого спокойно уснуть. Но я ни в коем случае не могу подвергнуть этому риску юную леди! Это просто невозможно!

Доктор Сьюард поддержал слова своего друга, хотя и очевидно было, что он сам не понимал, о каких опасностях тот толкует. А потому мне пришлось отступить.

– Хорошо, я останусь спать в другой комнате. Но раз вы так настаиваете, что рядом с бедняжкой Люси обязательно нужен крепкий охранник, почему бы вам не позвать ее жениха? И, может быть, еще того господина, что так же, как и вы, обещал ей быть верным другом? Вы могли бы разбиться на вахты и стеречь ее сон от любого ужасного создания, которому она приглянулась.

Когда я упомянула создание, доктор Ван Хелзинк бросил на меня заинтересованный взгляд, но затем отвернулся и начал живо расспрашивать доктора Сьюарда о названных мной джентльменах.

Дневник доктора Сьюарда

25 августа.

2 часа ночи

Ван Хелзинк предложил мне записывать весь дальнейший ход болезни самым тщательным образом, утверждая, что случай с Люси явится, может быть, одним из интереснейших в медицине всего мира. Но сообщить подробности он отказался, говоря, что ему самому не все ясно, и что он до сих пор не совсем уверен в диагнозе.

Думаю, подробные записи помогут мне не уснуть до той поры, как я смогу разбудить моего друга мне на смену.

После нашего разговора я поднялся к миссис Вестенра, осторожно рассказал ей о том, что состояние ее дочери нас немного тревожит, а потому доктор Ван Хелзинк велел мне просидеть эту ночь у постели девушки.

Когда я зашел в комнате Люси, та еще не спала, хоть и ушла раньше всех готовиться ко сну. Я также рассказал ей о рекомендации Ван Хелзинка, и та не стала протестовать. Хотя Люси и казалась невероятно уставшей, спать она не собиралась. Наоборот, когда сонливость одолевала ее, она будто бы вздрагивала всем телом в попытке одолеть сон. Я понял, что по какой-то причине она не хочет засыпать, а потому спросил ее об этом.

– Мои сны – настоящие предвестники ужасов. Я боюсь засыпать!

– Что это значит? Я вас не понимаю.

– Я и сама не понимаю. Но будто бы эти сны и приносят мне слабость.

– Тогда, уверяю вас, сегодня вы можете спать спокойно. Если я замечу у вас признаки кошмаров, то тотчас разбужу вас.

– Я верю вам.

После этих слов она успокоено вздохнула и вскоре действительно отошла ко сну. Я честно продолжаю сторожить ее сон, пристально наблюдая за изменением состояния больной. Но я не вижу ничего подозрительного. Ситуацию усугубляет и то, что я не знаю, что должен увидеть. Что такое страшное заметил мой друг? Это травма? Болезнь? Психоз?

3 часа ночи.

Не знаю, важно ли это, но в окно настойчиво бьется летучая мышь. Я даже в какой-то мере благодарен ей за то, что она не дает мне спать. Мельтешение этой летучей твари навело меня на мысль, что состояние мисс Люси может быть вызвано укусом подобного существа и последующим заражением или же вирусом, распространившимся из раны на шее. Но почему тогда мой друг настаивает на столь экстравагантных методах лечения?

Дневник Люси Вестенра

25 августа.

Сегодня проснулась поздно. Меня разбудил доктор Сьюард. Вид у него был несколько разбитый, но он искренне обрадовался тому, как свежо я выгляжу с утра. Он сообщил мне, что Мина ушла несколько часов назад, странно веселая и нервная. Впрочем, как заверил меня доктор Сьюард, она не забыла поинтересоваться моим здоровьем.

За завтраком я спросила, спит ли еще доктор Ван Хелзинк, но получила отрицательный ответ. Оказывается, после своего ночного бдения этот пожилой доктор так и не ложился спать, а отправился в город за каким-то лекарство. И всё ради меня!

Ближе к обеду доктор Ван Хелсинг вернулся. Он принес большой букет симпатичных белых цветов, один из которых тут же вручил мне.

– Это лучшее для вас лекарство, – торжественно сообщил мне доктор, но не успела я испугаться, что мне придется есть эти цветы или пить какой-то отвратительный настой, как он уверил меня, что достаточно будет лишь вдыхать запах цветов и держать их при себе.

Я начала рассматривать эти цветы, и меня тут же охватила досада:

– Это ведь самый обыкновенный чеснок! Зачем же вы так шутите со мной!

Но удивительно: Ван Хелзинк ответил мне совершенно серьезно и даже с некоторым порицанием:

– Я бы и не подумал насмехаться над вами. Прошу вас слушаться моих рекомендаций и не спорить со мной. Хотя бы ради тех, кто вас окружает. Я желаю вам только добра; поверьте мне, прошу, в этих цветах ваше спасение.

Затем он сам сплел мне венок и разложил цветы по всей комнате. Пока он раскладывал цветы, он строго-настрого запретил кому-либо рассказывать о моем «лекарстве». Как выразился доктор, «чтобы не смущать и не расстраивать» остальных. Всё это кажется мне пугающим и странным. Но я доверяю моему другу доктору Сьюарду, и раз он верит этому старику, то верю и я.