Золото Хравна

Торлейв едва дождался, когда закончат петь «Requiem ceternum»[43 - «Вечная память».], и вернулся к тетке. Она хлопотала в поварне. Гостей в тот день было немного, и она готовила ужин для себя, служанки, двоих работников и племянника.

– Знаешь, Агнед, – сказал он задумчиво, – ты ночью не ходи на двор.

– Это почему? – удивленно спросила она, перевернув палочкой лепешку на шипящем противне. – Наконец-то ты воротился! Я так беспокоилась за тебя. Сварта-то нашли?

– Нашли, – глухо отозвался Торлейв. У него не хватило решимости рассказать ей, что именно они нашли.

Однако гостей «Красного Лося» никак нельзя было упрекнуть в скрытности. На другой день тетка могла бы объяснить лучше самого Торлейва, почему с наступлением ночи ходить на двор не следует.

Тинг[44 - Тинг – собрание свободных мужей в средневековой Скандинавии. В Норвегии в это время существовало четыре главных тинга. Мелкие местные тинги собирались в каждой отдельной области для решения местных тяжб, заключения сделок, свадебных сговоров и так далее. Человек, нашедший мертвое тело, был обязан немедленно пойти к управляющему округи – в этом случае к сюсломану Маркусу – и заявить о необходимости созвать тинг, иначе нашедшего тело могли обвинить в убийстве. Если убийца не был найден, к штрафу могли присудить всех бондов округи.] собрали спустя пять дней. Нашедшие тело, в том числе и Торлейв, были вызваны как свидетели. Сюсломан Маркус постановил, что убийство совершено зверем, а потому ни кто-либо один из местных бондов, ни все они вместе не должны платить виру[45 - Вира – штраф. В средневековой Норвегии существовала довольно сложная система штрафов за различные нарушения и преступления.] королевской казне.

Теперь Торлейв даже припомнил, что барон Ботольв, присутствовавший на этом тинге вместе с несколькими своими дружинниками, говорил, что надо бы вызвать охотников – таких как Нилус, сын Сигхвата из Гиске, ибо Нилус – мастер изводить не только лихих людей – маркаманов[46 - Маркаманы – разбойники, лесные люди.] да разбойников, – но и медведей-шатунов, и волков-людоедов. Видимо, господин Ботольв сделал, как говорил. Слово «варг» могло напугать кого угодно, даже Торлейва, хотя он в основном опасался за Вильгельмину. Он и прежде почти каждый день наведывался на Еловый Остров и нередко оставался там ночевать, а после того, что случилось, подумывал, не перебраться ли ему от тетки, которая все-таки живет в людном месте, в дальний хутор на озере до возвращения Стурлы.

– Долго же они ищут, – пробурчала Вильгельмина.

Торлейв подкатил на лыжах к Стюрмиру и Финну.

– Хёвдинги! Сдается мне, что вы давно уже злоупотребляете гостеприимством хозяйки. Пора бы вам и в обратный путь.

– Хорошо, когда у юной дамы есть такой верный рыцарь, – едко усмехнулся Стюрмир.

– Ладно, Стюрмир! – просипел Филиппус Финн. – Оставь. Я сделаю новый. Было бы серебро.

– Мы уходим, – сказал Стюрмир Торлейву и Вильгельмине. – Жаль покидать тебя, племянница. Даст Бог, еще свидимся.

Финн мрачно усмехнулся.

– Скоро свидимся.

Вильгельмина смотрела вслед охотникам, покуда они не скрылись за ельником на том берегу.

Торлейв запер ворота на засов.

– Я так и не поняла, что им надо. Послушай-ка, что случилось со мною ночью, и скажи, что ты думаешь об этом. – И Вильгельмина рассказала Торлейву о ётунах и о том, что голос Финна напомнил ей вой ветра за окном.

Но Торлейв только хмыкнул:

– Пустые страхи.

Торлейв вырос на хуторе Пригорки, вблизи многих других усадеб. Его добрый нрав, а также мастерство резчика, плотника и столяра доставляли ему немало заказов. Его звали, когда надо было построить и украсить дом или стабур, но в основном он получал небольшие заказы. Скамьи, столешницы, табуреты, полки, сундуки, люльки мастерил он быстро и на совесть, вещи выходили из его рук прочные, ладные и служили долго. Молодого резчика часто приглашали то в одну, то в другую усадьбу, так что он был знаком с каждым бондом и крестьянином в округе. Знал он также всех батраков и работников, всех арендаторов, многих охотников, смолокуров и лесорубов, что промышляли в этих краях.

Близких родичей, кроме тетки Агнед, у него не было. Агнед заботилась о нем с тех пор, как он вернулся из монастыря. Она же нашла временных арендаторов для усадьбы Пригорки. Арендаторы не слишком радели о хозяйстве, но их усилий хватало для выплаты ежегодной подати королю и на денарий святому Петру[47 - Денарий святого Петра – подать, взимаемая в пользу Римского престола.] оставалось, а большего от них и не требовалось.

На постоялом дворе «Красный Лось» Торлейв с детства слышал много странных историй о старой Йорейд, ее дочерях и внучке. Однако ни его мать, Вендолин, ни отец, ни тетка Агнед, ни сам он никогда не верили этим россказням. Йорейд когда-то немало усилий приложила, чтобы вылечить его отца, и Вендолин часто повторяла, что, если бы не старуха с Таволгового Болота, Хольгер ни за что бы не протянул так долго.

Торлейв не раз вместе с Вильгельминой гостевал у ее прабабки. Ему даже нравилось бывать у старухи: так весело было им с Вильгельминой бежать вдвоем на лыжах, потом греться у простого, в несколько камней очага, слушать истории, которые рассказывала Йорейд. Низкий ее голос обладал удивительной силой и глубиной. Когда Йорейд говорила свои сказки, все вокруг будто исчезало – оставались лишь дверги[48 - Дверги – карлики, гномы.], тролли, альвы[49 - Альвы – эльфы.], о которых она рассказывала, их волшебные леса и чертоги, заколдованные реки и горы, полные тайн.

Торлейв внимал сказкам сосредоточенно: так деды его когда-то внимали вдохновенным речам скальдов. Однако ум его, скептический и трезвый, далеко не всё принимал на веру. Торлейв смеялся, когда Вильгельмина относила в сени блюдечко сливок для ниссе, и подшучивал над ней, когда, просыпав соль, она зажмуривалась от страха и торопливо бросала щепотку через левое плечо.

Они обошли всю усадьбу и уже возвращались в дом, когда Вильгельмина остановилась у амбара – посмотреть на оставленные охотниками следы.

– И что это еще за новоявленный дядюшка? Никогда я не слышала о нем от отца.

– Сегодня я ночую у вас на хуторе.

– Ты думаешь, я испугалась?

– Нет, Рагнар Кожаные Штаны, ты ведь бесстрашный воин. По правде говоря, испугался я. Может, тебе до приезда Стурлы лучше пожить у моей тетки? Она будет только рада.

– А Кальв и Оддню? – удивилась Вильгельмина. – Как они справятся с хозяйством без меня?

– Значит, я переселяюсь к вам. Заодно и Кальву помогу.

– Что это?

У самой ограды уходило в нетронутый снег круглое отверстие, будто в сугроб ткнули палкой. Вильгельмина запустила руку в снег по локоть и извлекла на свет тяжелый арбалетный болт.

– Взгляни, Торве!

Он взял стрелу из ее руки.

Болт был короткий, без оперения. Торлейв стряхнул снег, и зазубренный наконечник засиял при полуденном солнце всеми четырьмя гранями. Черенок был глубоко всажен в толстое древко, скрученное из сухой свиной кожи, и обмотан для крепости суровой нитью. На серебре чернели врезанные в металл ряды знаков.

– Руны…

– Он серебряный! – воскликнула Вильгельмина. – И правда руны. Ты можешь прочесть?

– Похоже на старший футарк[50 - Старший футарк – наиболее древний список скандинавских рунических знаков, включавший большее число их, чем более распространенный младший.], – сказал Торлейв. – Только написана какая-то околесица… Возможно, это финские руны. Или, может, они спутаны нарочно, так бывает.

– Зачем?

Торлейв нахмурился:

– Не знаю. В монастыре меня не учили лопарской тайнописи.

– Торве! Это же колдовство, – упавшим голосом произнесла Вильгельмина. – Руны запутывают, когда хотят усилить заклятье, мне говорила об этом Йорейд. Что же нам делать? – Она с тревогой подняла глаза на Торлейва. – Йорейд читает любые руны! Она знает силу серебра. Она бы объяснила, что все это значит.

– Даже ребенку известно, для чего стреле делают серебряный наконечник, – пробормотал Торлейв, разглядывая находку. – Мы должны вернуть его охотникам и не встревать в их темные дела. Мне все это не по душе.

– Мне тоже, Торлейв!

– Надо сбегать в «Красный Лось» и отдать им их игрушку. В конце концов, эта штука немало стоит. Мы же не воры. Не будь он из серебра, я бы выбросил его в ту прорубь, что утром рыбаки проделали во льду у омута.

– Йорейд говорит, руны бывают добрыми и злыми.

Торлейв пожал плечами.

– Схожу к Агнед и оставлю у нее стрелу; пусть отдаст им, когда они вернутся.