Скорей бы зацвели одуванчики

Вокруг – летний Питер. Возле каждой кафешки выстроились рядком ящики с цветами. Анютины глазки и петуньи всех мастей любопытно разглядывают снующих мимо девушек в ярких сарафанах, топиках и блузках с обнаженными плечами. Гитарист на мостике выводит то «Город золотой», то «Yesterday», то «Эсмеральду». Золотая мозаика храма слепит глаза.

Девушка идёт дальше. Иногда почти столкнется с прохожим, бегущим навстречу.

Так она доходит до собора. Рассеянно глядит на золотую фигуру Воскресшего, крестится. Переходит к парку перед самым носом лошадки. Немного оживившись, подходит к девушке, продающей засахаренный миндаль, покупает кулёк. Неспешно грызет орех за орехом, заходит в парк и бессильно опускается на скамейку напротив Русского музея. Откуда-то из окон, она знает, выглядывает Мефистофель. Откидывается на спинку и закрывает глаза.

…Тут мы носились, бывало, с Владом и Марианной. Да вижу. Бежим. Ее маман сейчас подойдёт, и будет ругаться, что ей за нами не поспеть, одышка. Сначала я догоняю Влада и даже касаюсь рукой, но он делает рывок и уносится вперёд. Я стою, пытаясь перевести дух. Ага, Марианна догоняет. Догнала. Схватила за руку. Вдруг все темнеет и кружится. Все бегут. И я бегу по городу. Город не такой как наяву, а такой, как он обычно является во сне. То ли за Владом с Марьяшей, то ли спасаясь от неведомой беды. Где же они? Вот Марьяша. Раскинув руки, пытается удержаться на краю какой-то грязной канавы. Давай, держись за меня. Вот так. А где же Влад?

Алла открыла глаза. Кругом был залитый солнцем летний парк. Но было страшно, как много лет назад, когда приснился котенок с оторванной лапкой. Она тогда почти до самого утра лежала в постели, и ни неумелые детские молитвы, ни любимые уютные книги вроде Чарской или Дюма не помогали заснуть. А через пару дней Лазареву на труде чуть кисть руки не оторвало. Ладно, снам нельзя верить. К тому же всё обошлось…

Да, за последние дни перепсиховала, вот дрянь и снится. Нет, надо брать себя в руки, ещё целая жизнь впереди. И экзамен впридачу. И раздолбай Тимошка – его маменьке вынь да положь сотню баллов по ЕГЭ. Алла потрясла головой, как бы сбрасывая остатки неприятного сна. Достала из кулька и сунула в рот ещё один орешек. И что за привычка, заедать стресс сладостями… Пора домой.

– Алка, привет, не узнала сразу. Классно выглядишь!

Боже. Марианна. Накрашенная, в лёгком и женственном сарафане. Дышащая цветочным ароматом недорогой, но приятной туалетной воды.

– Привет. Ты тоже прямо топ-модель!

– Слушай, поболтаем как-нибудь? Мне бежать срочно нужно.

– Увидимся.

Чмокнули друг друга в щеки, и Марианна почти бегом направилась в сторону Инженерного замка. Алла с полминуты стояла как выкопанная, затем обернулась и проводила подругу глазами, пока та не скрылась за деревьями.

Глава 10

Как обычно после Причастия, Павел отдыхал на диване. Он пытался уговорить себя, что исповедал все грехи, но покоя не было.

«Был груб с людьми, ругался матом, не всегда удавалось извиниться»… Да, все так. Но только ли это?

Он ведь тогда хотел извиниться. Нет, все кончено, но поговорить было нужно. Сказать, что он ни в чем не винит ее (та лучше, хоть и не совсем правда), но не может пожертвовать призванием. Из соцсетей она удалилась. Мобильный все время выключен. А имейл ее, как оказалось, он и не знал. Разыскивал ее в тот день по расписанию. И вот, случайно нашел в буфете. Это была та самая девка, та самая Alice, какой он ее представил себе в тот день, когда впервые получил бан на форуме. С безвкусно раскрашенными волосами. Коленка – узкая, смуглая, аж мороз по коже – вульгарно выставлена из разреза юбки. Хохочет над скабрезнейшей шуткой. Нет, конечно, девчонки, которых он знал, и не такое себе позволяли, но Алла…

Стоп. Забыть. Забудешь, ага.

И как могла такая красота переродиться в такую мерзость? А была ли красота? Было ли чистое чувство? Было. И сейчас, когда он вспоминал прогулки по Невскому, Ботанический сад, Зеленогорск – тот небывалый день, который завершился катастрофой – голова шла кругом. Да, она влекла его и физически – все больше и больше – но ведь это естественно, в этом нет греха. И вот она, с сине-зелеными волосами, снова смеется, дерзко заглядывает ему в глаза, выставив смуглое колено. И он хочет… стоп, стоп. Про блудные помыслы надо записать к следующей исповеди.

И что уж греха таить, перед этой дурехой Alice с форума он тоже виноват. Хотел было извиниться, пытался заново зарегистрироваться на форуме с другой почты – но всеведущие админы определили его ip и не подтвердили учётную запись. Ну что ж тут поделаешь – плюнул и забыл.

Магистерскую Павел защитил с отличием. Его брали лаборантом на кафедру. Предлагали поступать в аспирантуру, но он не стал подавать документы. Поработает годик, а потом попробует поступить в семинарию. Когда-то он на что-то подобное намекал о. Виктору, и тот, вроде, не стал отговаривать, не сказал «Нет, не твой это путь». А искушение любовью к женщине – это все бесовские козни, они лишь подтверждают, что его намерение угодно Богу. Вернется о. Виктор из паломничества – надо будет с ним поговорить, рассказать всю историю.

А пока – к бабушке, в Новгород. Вот блин, Алла ведь по древнему Новгороду вроде бакалаврскую собиралась писать. Ладно, забыть, не до нее. Надо думать, как поладить с бабушкой.

Бабушке – маминой маме – было уже 80, но она вполне еще справлялась с хозяйством в своей двушке с газовой колонкой. Раз в месяц родители уезжали к ней на выходные, иногда и Павел выбирался с ними. После дачного сезона мама обычно брала отпуск за свой счет, и также на две недели уезжала к матери. В этом году у старушки пошаливало давление, и мама попросила Пашу пожить в Новгороде недельку-другую – оставить на них с отцом помидоры и перцы она не могла.

Павел как раз получил гонорар за книгу по истории, которую он мало-помалу переводил с английского весь шестой курс, и радовался, что поедет полностью за свой счет и будет располагать карманными деньгами. Не с пустыми руками явится и к бабушке, и к Нине. Нину, Пашину троюродную сестру, и ее мать, тетю Катю, бабушка на дух не переносила, даже имена эти нельзя было при ней поминать, а визиты к опальным родственникам Пашины родители всегда тщательно скрывали – мол, пошли погулять по Ярославову Дворищу. Иногда бабушка узнавала правду и закатывала скандал – «Чтоб не приезжали больше! Сдохну – соседи похоронят!», и маме долго приходилось уговаривать бабушку разрешить приехать через месяц. Это была какая-то давняя история семейных дрязг во втором поколении. Но Нина была ровесницей Нади, Пашиной старшей сестры, жившей с мужем и двумя детьми в Североморске. И Нину он воспринимал если не как сестру, то как близкую родственницу. Года два назад у Нины умер отец, потом она вышла замуж. Паша видел Никиту всего пару раз, и теперь надеялся узнать его получше.

Может, племянники скоро пойдут. А то Надька с семьёй раз в два года приезжает, особо не пообщаешься.

Покойный отец Нины, дядя Леша, приходился двоюродным братом Пашиной маме. Павел знал, что по материнской линии у Нины была двоюродная сестра, Кристина. Нина часто поминала «Криську» в разговорах, и всегда жалела ее. Отец – пьяница, мать, сестра тети Кати – загнанное существо, все никак не решится уйти от него, да и некуда. Живут где-то в поселке городского типа под Тверью. Как раз сейчас Кристина гостила у Нины – они с матерью часто принимали девочку у себя. Как он понял, спасалась от отцовских запоев. Благо, есть где отсидеться. Вот соседка наверху – тоже как мать этой Кристины, все терпит, бабулька с восьмого этажа говорила вчера – всю ночь у них там гвалт стоял, мать-перемать, отпусти меня сволочь. Родит от него, не дай Бог, – куда детям прятаться?

Размышления прервал мамин звонок. Она кричала, чтобы он уже собирался, нельзя опаздывать на автобус, не убивай бабушку своим разгильдяйством. Паша не стал грешить после Причастия, ответил «Окей, мамуль» и направился к выходу. Посуду не помыл, ну ничего, там всего одна тарелка и чашка, ну и кастрюля. Приедет завтра отец на дежурство, справится.

Бабушка встретила Павла наваристым крошевом – щами из засоленных зеленых листьев капусты, холодцом и пирогами с морковкой. Поскольку Петров пост уже кончился, дилеммы «согрешить нарушением поста или ссорой с бабушкой» перед ним не стояло.

– Ну как, Пашутка, жениться-то не собрался? – спросила бабушка за чаем.

– Да нет пока…

– А то я правнуков своих и не вижу. Надюша-то вообще сюда дай Бог раз в пятилетку заедет. Младшенькую-то вообще еще не видала.

– Бабуль… ну нельзя спешить в этом деле. Надька-то молодец, Леха у нее классный мужик.

– Ой, не надо мне. Да по нужде она замуж выскочила, вот и сидит теперь в Тмутаракани. К родителям ей, небось, стыдно.

– Бабушка, не надо…

– А чего не надо. Само имя не переношу. Вот у меня тоже Леха, племянничек, так всю жизнь с ним на ножах.

– Бабушка, о мертвых либо хорошо, либо ничего..

– Да что уж теперь. А слышал, Нинка-то дочь его? За начальника своего замуж вышла. Сорок лет ему, разведенный. Небось сама и развела…

– Бабуль… можно еще пирожка?

– Нужно! Сиди, сиди, я принесу.

Пока бабушка ходила на кухню за пирогами, Паша скинул Нине смс-ку, что доехал и завтра зайдет.

– Так, Павлуха! Я кому говорил, торт не покупать! У нас в два раза больше. Вот щас оба тебе в рот и запихнем!

– Ну-ну, разбушевался, Никита Петрович – Нина погрозила мужу пальцем. Пошли, Павлуш, с мамой поздороваешься, а то она лежит, давление пошаливает тоже.

Нина была поздним ребенком, и ее матери уже перевалило за шестьдесят. Это была добродушная женщина, с густыми почти сросшимися бровями. Нос у нее был с горбинкой – пожалуй, единственная черта, унаследованная Ниной.

– А с Кристиной-то познакомился? – спросила тетя Катя после приветствий и поцелуев. Гостит сейчас у нас. В институт поступала, да не поступила. А жаль девку, так бы общежитие дали. Ох, беспутный у них батька… Ладно уж, иди в гостиную, скучно, небось, со старухой-то…

Уже выйдя из комнаты, он расслышал тёткин вздох со словами «Дай Бог Кристиночке».

«Дай Бог ей своих внуков поскорее потискать» – подумал Паша и направился в гостиную.

За накрытым по-праздничному столом, напротив телевизора, сидела девушка. Девочка, старшеклассница или выпускница. Круглолицая, с пухлыми губками. Зря она, конечно, выбрала такую яркую помаду. Темно-русые волосы были пострижены до плеч. Она оторвалась от ток-шоу и взглянула на него с улыбкой, как старому знакомому. Глаза у нее были большие и карие.

Нина представила их друг другу, и все, кроме хандрившей тети Кати, уселись за стол. Готовила Нина отлично. Салат «мимоза» в авторском варианте. Куриные грудки, обернутые полосками бекона. Бутерброды с ветчиной, смазанные смесью хрена и майонеза вместо масла. Для себя, Павла и Кристины Нина поставила бутылку Киндзмараули, для Никиты – небольшой графинчик самогона («Достаем у знакомых в деревне»). После первого тоста «чтобы чаще встречаться» вино слегка ударило в голову, и Павел почувствовал себя в кругу своих, хотя Кристину видел впервые, а Никиту, наверное, в третий раз. Шутил, рассказывал студенческие истории – например, про девушку, которая отвечала по чужой шпаргалке и «программу Максимум» обозвала «Программой Тах», за что препод в зачетке в графе «оценка» написал «дура». Никита, выпив рюмку самогона, молча усмехался, поглядывая то на Павла, то на Кристину.

– Паш, ты у нас сегодня ночуешь-то? – спросил он.

– Нет, у бабушки.

– Да ну… ты посмотри, какая тут девочка.