Правдивые сказки

И тут листок увидал красивую одинокую девушку в лиловом плаще. Она прижималась к тому самому клену, на котором он рос, и чего-то ждала…

– Да, да! Это была я! – вскрикнула она. – Я тогда в первый раз пришла сюда, в парк. Я никого здесь не знала. И мне так хотелось потанцевать. Но никто не обращал на меня внимания. Мне стало грустно…

– И тогда к тебе подошел он… – перебил взволнованный листок. – Его ясные глаза глядели на тебя заворожено. Он, бедный, был так смущен, что не мог выговорить ни слова. Так и стояли вы в растерянности, пока кто-то не задел его плечом. Он вышел из оцепенения и, ничего не говоря, подхватил тебя, как перышко, и повел по кругу. О, это был волшебный танец! Вы лучше всех смотрелись на этом вечере. Это было как вчера. Вы, не отрываясь, глядели друг на друга. Ты утопала в голубом океане его глаз, он крепко прижимал тебя к себе, будто боялся потерять свое сокровище.

Дальше листочек и девушка стали говорить наперебой, спеша поделиться охватившими их воспоминаниями. Так несколько дней подряд пара появлялась в этом парке. Оба подолгу разговаривали, сидя на скамейке, или гуляли по аллеям, неразрывно

держась за руки. Листочек взволнованно вздыхал, глядя на влюбленных, но тут же отвлекался, чтобы предаться радостному трепетанию в струях легкого весеннего ветерка.

Беспечна молодость! Только через некоторое время он вдруг обнаружил, что влюбленные не приходят больше под тень клена. И тут листок в первый раз в жизни забеспокоился.

Но какова была его радость, когда в один из душных летних вечеров он увидел в глубине парка их приближающиеся силуэты. Они медленно шли по дорожке прямо к нему. Листочек с волнением ждал. И как же он был разочарован, обнаружив, что девушка не та.

– Нет, нет, – поспешил объяснить листочек, – это была, конечно, ты. Но только… совсем другая.

Он умолк и задумался. Молчала и девушка.

В тот памятный вечер она, и впрямь, была непривычно холодна и даже надменна. А несчастный юноша все также пламенно глядел на нее, что-то страстно шепча. В его взгляде проскальзывало болезненное непонимание, отчаяние… Листочку стало нестерпимо жалко его. И вместе с юношей ему страсть как захотелось знать, отчего же произошла эта перемена.

Наконец пара остановилась у подножия клена, на котором трепетал листок. Тот замер, затаив дыхание.

– Ты все выдумываешь. Я отношусь к тебе совершенно так же, как и раньше, – говорила девушка ровным голосом, глядя куда-то в сторону. – Почему ты мне не веришь?

– Я верю всему, что ты скажешь… – с жаром начал он и попытался обнять ее.

Она сдержанно отстранилась.

– Ты слишком увлечен мной. Мы так мало знакомы и вообще…

– Это все не то! – досадовал он. – Ты не могла, я знаю, забыть все, что было между нами. А я… Я просто люблю тебя! Мне так мало нужно. Лишь бы изредка видеть тебя хотя бы здесь, в парке. Только бы говорить с тобой о чем-нибудь. Только бы держать тебя за руку! Вот так…

Он взял ее маленькую тонкую руку в свою, бережно погладил, как котенка, и тихо-тихо поцеловал, а потом вдруг упал перед ней на колени.

– Проси, что хочешь. Я все для тебя исполню. Будь моей королевой!

Девушка слегка улыбнулась. Он с жадностью следил за ее взглядом, ловил каждое движение ее глаз. Она же, глядя на него сверху вниз, старалась сохранять строгий вид и уже собралась произнести какие-то серьезные слова, как вдруг не удержалась и разразилась громким смехом. Бедный юноша был в полной растерянности. Увлеченный признанием, он не заметил даже, что вместо талии девушки крепко держал в своих руках ствол клена, боясь упустить драгоценную добычу. Поняв, в чем дело, он на минуту смутился, а потом сам захохотал от всей души. И долго они, глядя друг на друга, не могли удержаться от нахлынувшего смеха.

А листочек? Он, конечно, тоже смеялся и радовался вместе с ними.

– Так, значит, все будет по-старому? – шептал юноша, когда оба наконец утихли.

«Да!» – отвечали счастливые глаза девушки.

«Да!» – шуршали листочки на клене – очевидцы этого счастья.

– И вот тогда ты его о чем-то попросила… – стал припоминать листок.

– Да, я тогда позволила ему… то есть попросила нарисовать мой портрет. Но… но только… по памяти. Видишь ли, я не могла с ним много встречаться. На это у меня была причина.

– Какая же?

– Ах, как ты нетерпелив. Я тебе после расскажу. Так вот, я хотела, чтобы он нарисовал меня и чтобы я была… Ну, вобщем, не такая, как в жизни, а… а еще лучше. Он же ведь художник. Понимаешь? Конечно же, он сразу согласился.

– И ты тогда еще добавила: «Пусть это дерево будет свидетелем нашего согласия!» – взволнованно добавил листочек.

– Да, я это сказала, а еще я пригласила его на свой день рождения в летнее кафе здесь, в парке. Он очень обрадовался и пообещал, что придет и принесет этот самый портрет в подарок.

– О, как он был счастлив! Как горели его глаза! Он схватил тебя на руки и стал кружить. А потом остановился, крепко обнял и поцеловал…

Девушка покраснела от этих слов. Она все это живо представила: его горячее дыхание совсем рядом, его губы и слетающее с них «Я люблю тебя»…

А листок… Листок тоже все помнил. Как же завидовал он тогда тому юноше. Как бы он сам хотел прикоснуться своей упругой гладью к ее алым губам, сказать ей те же нежные слова, раскрыть ей свое сердце. Но кто он такой? Всего лишь простой листок старого клена.

Девушка об этом даже не догадывалась. До того ли ей было? Она продолжала машинально держать дрожащий листочек в руке и задумчиво глядела на голое мокрое дерево.

– Да, я должна тебе все рассказать. Я же обещала, – опомнилась вдруг она. – Ты меня ведь совсем не знаешь. Не знаешь, как я жила, как меня воспитывали, о чем я мечтала. Слушай же!

И листок выслушал горькую исповедь молодой девушки, уже так много пережившей.

Она была единственным ребенком в семье, а потому любимым и избалованным. Ее родители (отец – профессор, мама – домохозяйка) были людьми глубоко порядочными. В их доме царила атмосфера высокой интеллигентности. Читались книги по истории, философии, слушались классические музыкальные произведения. Родители видели в ней будущую ученую даму, умную, деловую, обеспеченную. Для ее воспитания не жалели ничего. Педагоги и репетиторы с детства опекали ее. Наконец сбылась родительская мечта – их дочь стала студенткой. Но в тот же год случилось непредвиденное – внезапно от болезни умер отец. Мать очень растерялась. Она страшно боялась, что ее доченька сделает что-нибудь не так, и всеми силами оберегала ее покой и благополучие.

Вскоре это так наскучило девушке, что в один из теплых майских вечеров она, вопреки наставлениям матери, выбежала из дома и направилась в город наугад, куда-нибудь.

– И случайно я попала сюда, на танцы.

– И встретила его, – добавил листок.

– И встретила его, – повторила она и тяжело вздохнула.

Девушка снова надолго замолкла, а листок терпеливо ждал продолжения рассказа.

Итак, она влюбилась. Во всяком случае ей так казалось. Она была тогда еще совсем легкомысленна и беспечна. «Точно, как я,» – подумал листок. Все, ею желаемое, исполнялось. Ей же хотелось чего-то большего, чего-то необыкновенного.

А, встретив его, она нашла в нем отражение своей честолюбивой мечты. Только тонкая, возвышенная душа художника могла, по ее мнению, оценить по достоинству ее красоту, поклоняться ей самой, как божеству, покоряться силе ее обаяния. Она позволяла ему любить себя, а тот слепо и безумно отдавался своему чувству. И оба были счастливы.

Однако в ход событий вмешалась разыгравшаяся ревность матери. Мнительная женщина видела в увлечении дочери угрозу ее благополучию. Она находила тысячи причин, чтобы их разлучить: и что он бедный несостоявшийся художник, без имени, без связей, без денег, и что он не так образован, как ее дочь, и что он дурно может повлиять на нее, и что он, в конце концов, ей не пара.

Несчастная девушка видела несправедливость этих упреков и пыталась возражать. Но болезненное самолюбие разволновавшейся матери достигло такого предела, что невольный крик отчаяния вырвался из ее груди и вылился потоком горьких слез. Женщина не в силах была говорить и только прерывисто всхлипывала.

– Мама, мамочка! – закричала испуганная дочь и тоже зарыдала вместе с ней. – Только не плачь, не надо. Я не хочу тебя мучить. Я все сделаю, как ты захочешь.

Ей вдруг стало ужасно жалко и мать, и себя, и бедного художника, и свою загубленную молодость.

– Ах, доченька… – сквозь рыданья говорила мать. – Я ведь тебе только добра желаю. Ты еще многого не понимаешь. Он ведь погубит тебя.

Девушка продолжала тихо плакать, молча соглашаясь с матерью. А потом как-то незаметно успокоилась и подумала, что и впрямь найдет себе более подходящего парня и что какой-то там художник вовсе не стоит этих слез. Единственное, что она твердо решила тогда, – это самой объясниться с ним и дать ему понять, что между ними все уже кончено. Ведь она считала себя вполне честной и порядочной. Но матери о своем намерении она умолчала.

– И после стольких дней разлуки ты пришла сюда к нему только лишь для того, чтобы сказать ему, что хотела с ним расстаться?