Глаза звездного цвета

***

Хоть дедушка и попытался дать произошедшей с нами истории логичное объяснение, которое могло бы устроить обычного ребенка и примирить его с собственными тревожными мыслями, я все же понимал, что в лесу мы соприкоснулись с чудом. И, как полагалось любому истинному чуду, оно было необъяснимым, завораживающим и даже пугающим. Да, именно пугающим – ведь чудеса не случаются просто так; они разрывают реальность, спутывают все законы и меняют правила с одной только им понятной целью, оставляя тебя наедине с непрошенным откровением.

Я подумал об этом, когда проснулся после дневного сна слишком рано – в такие моменты мысли были будто обнаженные, не прикрытые мгновенно всплывающими объяснениями и больше похожие на озарения – или на юрких рыбок, которых ты можешь хватать голыми руками и разглядывать под любым углом. Как будто ты смог обмануть самого себя и вмешаться в процесс формирования мыслей до того, как разум успел выстроить защиту – ему было сказано, что ты проснешься в два часа, а ты всех обманул и проснулся на две минуты раньше. Мне нравилось такое состояние, и бывало жаль, что я не могу контролировать его так, как мне бы хотелось. Возможно, именно в таком состоянии и живут творцы: художники, писатели, архитекторы – они умеют обнажать свои небесные мысли и не допускать к ним другие, приземленные и пахнущие разумом.

В доме я был один. Дедушка и бабушка, скорее всего, возились на грядках, ведя вечное противостояние с сорняками. У них было достаточно денег, чтобы покупать всю еду в магазине и тратить время на что-то другое, но, когда я сказал об этом бабушке, она только отмахнулась и ответила, что они с дедушкой "люди земли" – то есть, хотят быть ближе к ней. Их родители были простыми крестьянами и провели в этой самой земле всю жизнь – видимо, на каком-то глубинном уровне их дети тоже чувствовали эту необъяснимую тягу. Окна комнаты, в которой я спал, выходили на внутренний двор; около ворот была конура старого Бима – настолько старого, что есть он предпочитал только ту еду, что ели мы, со снисхождением смотрел на других собак и гавкал исключительно по праздникам – и то только для того, чтобы другие помнили, что он все-таки еще остается псом. Толку от него как от охранника было немного, потому что за двадцать лет он совсем одряхлел, но его широкая собачья улыбка, я был уверен, смогла бы обезоружить даже самого злого грабителя.

Тут в ворота кто-то постучал – очень лаконично, пара сухих щелчков. Бим нехотя вылез из своей конуры, подставив морду палящему августовскому солнцу, и поковылял за дедушкой. Спустя минуту они вдвоем появились во дворе, и дедушка отпер дверь. Я спрятался за прозрачной занавеской и стал наблюдать.

У входа стояли четверо человек, но говорил за всех один. Они были удивительно похожи друг на друга – почти одинаковая одежда, телосложение и черные солнцезащитные очки. Как будто где-то в мире появился аппарат для создания образа неприметного дачного жителя, и они вчетвером вылезли из этого аппарата одновременно, как близнецы. Стекло было слишком толстым, и я не мог услышать, о чем они говорили, поэтому приходилось полагаться исключительно на свое зрение.

Тот, который говорил за всех, стал о чем-то спрашивать дедушку. Дедушка, в свою очередь, ненадолго о чем-то задумался, затем помотал головой. Человек, вздохнув, нехотя вытащил из нагрудного кармана своей полосатой рубахи какой-то документ и показал его дедушке. Тот улыбнулся и, похоже, дал тот же ответ, что и ранее. После этого странная беседа закончилась, и гости ушли – ни о чем друг с другом не переговариваясь и глядя только вперед. Последнее, что я увидел – они пошли в правую сторону, туда, где находился дом Валентина.

После того, как ворота были закрыты, дедушка постоял на том же месте какое-то время, рассеянно глядя куда-то перед собой. Затем Бим отвлек его, уткнувшись шершавым носом в ладонь, и дедушка, с улыбкой погладив его по голове, пошел к крыльцу. Когда он зашел в дом и заглянул ко мне в комнату, я притворился, что все еще сплю, но дедушка только рассмеялся:

– Можешь вставать, Миша. – Он переступил высокий порог и прошел мимо моей кровати. – Ты честно проспал свои два часа.

Я радостно отбросил одеяло в сторону вместе с остатками непонятного дневного сна. Тихий час был самым мучительным временем – казалось, что пока я сплю, жизнь проходит мимо меня. Иногда и вовсе не получалось заснуть, и приходилось ворочаться из стороны в сторону, попеременно глядя то на противное фиолетовое кресло, то на настенный ковер – с шикарным рисунком, изображающим гордых павлинов около закатного дворца с фонтанами; но рисунок был уже давно изучен вдоль и поперек и вызывал ту же тошноту, что и кресло.

Дедушка взял в руки журнал, лежащий у подножия моей кровати, и сел на кресло. Журнал был очень древний и непонятно как оказавшийся среди здешних книг, с выцветшими иллюстрациями, подкупившими меня. На обложке, прямо в центре был изображен огромный хищный цветок, схвативший какого-то бедолагу своими мерзкими розовыми щупальцами, над ним крупными буквами написано "Amazing stories", а в верхнем углу "September '27". К моему глубокому разочарованию, весь журнал был на английском языке, так что историю, происходящую на обложке, мне пришлось додумывать самому. Когда я был совсем маленьким, мне казалось, таких размеров достигнут сорняки, если их вовремя не выкапывать из земли – при таком раскладе ежедневный подвиг бабушки, пропадающей на грядках, вызывал искреннее уважение.

– Умеешь читать по-английски? – заинтересованно спросил дедушка, листая журнал.

– Нет, – признался я. – Но картинки там красивые.

– Мой отец любил этот выпуск. – Дедушка закрыл журнал и прищурил глаза, вспоминая. – Сядет, бывало, вон там, у печки, и начинает в сотый раз перечитывать. Пока полностью не прочитает, спать не пойдет. Вообще, у него целая коллекция осталась после войны – он их как-то выписывал прямо из-за рубежа, но потом все пропало. Только этот и остался. Н-да… И мама твоя тоже любила. Не понимала, о чем написано, но постоянно что-то выдумывала, а потом подходила и спрашивала, угадала или нет.

Дедушка вернул журнал на прежнее место. Помолчал, словно собираясь с мыслями, и сказал:

– Видишь этих павлинов? – спросил дедушка, взглянув на ковер за моей стеной. Вопрос показался мне странным: я видел этих павлинов так часто, что мог представить их с закрытыми глазами. – Я вспомнил одну сказку. Хочешь, расскажу?

Я кивнул и сел поудобнее, закутавшись в одеяло.

– Сказка про… восточного короля, – начал дедушка. Он откашлялся и продолжил говорить голосом более таинственным, что придало ему сходство с каким-нибудь древним сказителем. – Он жил во дворце – почти таком же, что и на этом ковре. И павлины были, и фонтан…

– Ковер сшили по этой сказке?

– Возможно, – кивнул он. – У этого короля было все: верные подданные, сокровищницы, полные золота и драгоценностей, любящая жена и сын – наследник его власти, который любил его больше всего на свете. Раньше королю довелось много времени провести в сражениях, что закалило его характер, а дальнейшая богатая жизнь, как он думал, показала ему все, что может удивить человека. Постепенно он старел, но так же постепенно, как и старость, к нему пришло горе. Король грустил от того, что он больше ничему не удивляется, ничто больше не трогает его сердце. Он глядел на своего подрастающего сына и завидовал ему – тот еще не прожил столько, сколько король, и каждый день узнавал что-то новое. И искренне этому радовался… Ты чего хмуришься? Не нравится?

– Не понимаю, что тут грустного. Всегда есть чему удивляться. Да и вообще, как можно грустить из-за того, что нечему удивляться? Понимаю, если бы коленку ободрал, или запретили гулять…

– Вряд ли кто-то может запретить королю гулять, – снисходительно улыбнулся дедушка. Но тут же посерьезнел и сказал: – Ты еще молодой, Мишка, но поверь: даже самые любимые вещи вскоре перестают нравиться. Вот, например… Помнишь, ты раньше сгущенку любил? Говорил, каждый раз она какая-то иная, еще вкуснее, чем прежде.

– Помню.

– Потому что тебе давали только одну ложку с чаем съесть. А что случилось потом, когда бабушка дала тебе целую банку?

– Объелся и теперь вообще смотреть на нее не могу, – признался я.

– Вот видишь. И с остальными вещами примерно то же самое и происходит. Вернемся к нашей сказке. В общем, король горевал-горевал, а потом решил обратиться к своему советнику. А тот ему посоветовал обратиться к колдуну, живущему в одинокой хижине у самого подножия замка. Король собрал всю свою свиту и пришел к этому колдуну. Он спросил: "Знаешь ли ты, колдун, осталось ли в этом свете хоть что-то, что способно тронуть мое сердце? Я больше ничему не радуюсь, не удивляюсь, ничего не боюсь". И колдун ответил: "Знаю, мой господин. Есть на краю вашего королевства дремучий лес. А в его сердце – заколдованное озеро. Говорят, воды этого озера отражают ваши самые потаенные страхи. Но будьте осторожны, Ваше величество", предупредил колдун напоследок, "и храните сильную волю. Не позволяйте озеру играть с вами. Как только вы станете слабее его, оно поймет это и утянет вас на дно". Король поблагодарил колдуна, вернулся во дворец и в тот же день отправил в путь своих самых верных воинов с поручением: доставить к нему столько этой заколдованной воды, сколько нужно, чтобы наполнить его дворцовый фонтан.

Дедушка остановился на миг, чтобы перевести дух.

– Ну, и что дальше? – поторопил я. Уж слишком хорошо дедушка рассказывал, и сказки такой я никогда не слышал – и где он их только вычитывает? – Доставили ему волшебную воду?

– Доставили, – кивнул дедушка. – И наполнили фонтан до краев. Король приказал оставить его одного, и когда его приказание было исполнено, он подошел к фонтану и посмотрел в воду. И тогда водная гладь, на которой было только отражение его собственного лица, забурлила, и показался вход в огромную пещеру. В проеме сгустилась непроницаемая тьма, которая, подобно туману, выползала на поверхность и грозилась затянуть в себя и его. Сначала король усмехнулся: так вот чем вода собирается пугать его? Он ожидал всего, что угодно: ужасов из своих снов, кошмаров, увиденных наяву, чудовищ, придуманных безумными художниками. Но когда король стал вглядываться в эту тьму, его охватила тревога, а спустя несколько мгновений – самый настоящий страх. Это было чувство, которого он не испытывал очень давно – и чем дольше смотрел он на эту тьму, тем сильнее страх овладевал им. В конце концов, он оторвал взгляд от воды и упал на землю. Переведя дух, он осторожно заглянул за край фонтана, но отражение сменилось на привычное – теперь на него опять глядело его собственное испуганное лицо.

– Вскоре король понял, – продолжил дедушка после небольшой паузы, – что испытанный им недавно страх будто оживил его. Он вернулся к своей прежней жизни и с удовольствием заметил, что у него вновь вернулся вкус к жизни. Ему снова стало интересно то, что прежде вгоняло в скуку. С утроенной энергией он продолжил управлять королевством, и любовь к семье у него тоже утроилась, и мелкие радости жизни, и даже рутина – все окрасилось какими-то новыми красками, у него вновь появился интерес, как у маленького ребенка, ко всему на свете. Он звал в свой дворец великих мудрецов и ученых, чтобы подолгу беседовать с ним о тайнах жизни, природы и неба. Но, – вздохнул дедушка, – к его сожалению, этот интерес вновь стал угасать. Когда он это осознал, то прибегнул к уже испытанному средству: вновь подошел к своему заколдованному фонтану и заглянул в его воды. И вновь забурлившая водная гладь показала ему то же самое: темный вход в пещеру, из которой струился черный туман. Но это уже не пугало нашего короля, и тогда он сделал мысленное усилие и шагнул под свод пещеры. Он долго шел в кромешной тьме, и вдруг стал слышать со всех сторон шепот; он становился все сильнее, окружал его со всех сторон, многоголосый шепот, и слова его были неразборчивы; с одной стороны он слышал яростный шепот, с другой – нежный, где-то шепот его умолял, где-то – приказывал что-то на незнакомом языке; с одной – произнесенный мужчиной, с другой – женщиной, а с третьей – ребенком. И этот шепот вскоре так сильно испугал короля, что он вновь оторвался от поверхности. Он снова был испуган, как и в первый раз, и даже еще сильнее: руки ходили ходуном, в голове до сих пор стояло эхо, он весь побледнел и вспотел, а когда заглянул в фонтан, на него взглянуло его собственное лицо, но часть волос поседела.

– Поседела? От страха? – прошептал я.

– Увы, страх бывает и таким, – кивнул дедушка. – И после этого король вновь, как и в первый раз, ощутил вкус к жизни. Но вкус этот пропал еще быстрее, чем тогда, и вскоре он вновь подошел к своему фонтану. И вновь он увидел вход в пещеру. Он шагнул внутрь и снова пошел по долгому пути, одолеваемый со всех сторон безумным шепотом. Но этот шепот больше не пугал его. И тогда его путь подошел к концу. Шепот прекратился, и дорога вывела его к бездонному озеру под сводами пещеры. А на дне озера был источник света, который и позволял осмотреть все вокруг. Этот свет мгновенно приковал к себе все внимание короля. Как он туда попал? Для чего и кем он туда помещен? Кто его создатель? Все эти вопросы не давали королю покоя. Вскоре он решился и нырнул в озеро. Он плыл долго, и когда дыхание стало подходить к концу, все же смог коснуться этого света… И в этот же миг воды фонтана затянули короля в себя. Когда обеспокоенная долгим отсутствием короля стража вошла во двор, то не нашла своего господина. Один из стражей, самый храбрый, даже заглянул в воду, но ничего там не увидел, кроме своего отражения. Так и закончилась сказка.

– И все? – разочарованно спросил я. – У сказки должен быть хороший конец!

– Гм… – Дедушка призадумался. – Ладно, вот тебе хороший конец: когда его сын узнал о случившемся, он приказал разрушить фонтан. Вскоре он стал королем и правил мудро и справедливо до конца своих дней.

Я помолчал, размышляя о сказке.

– И в чем же смысл?

Дедушка вздохнул.

– Я читал эту сказку еще в детстве, – признался он, – но так и не понял, в чем ее смысл. То есть смыслов-то как раз много. Но какой из них главный?

Я взглянул на ковер. Теперь закатный дворец и фонтан для меня преобразились; возможно, этот ковер всегда будет ассоциироваться со сказкой, рассказанной дедушкой. Мне даже показалось, что я смог разглядеть короля, вон там, на заднем плане – или это деревце, выглядывающее из-за перил? Кто знает, что хотел изобразить здесь ткач.

– Я думаю, – медленно произнес я, – что смысл такой: у каждого человека есть самый сильный страх. Бесстрашных людей не существует. И только одна эта мысль должна придавать всей жизни вкус.

Дедушка слабо улыбнулся.

– Интересная мысль, Мишка. – Он поглядел в окно, на холм перед прудом, но взгляд его унесся еще дальше, за далекие солнечные горизонты. – Интересная мысль…

На следующий день, ближе к вечеру за мной приехали родители. Было решено вытащить обеденный стол во двор и поужинать вместе. Беседа затянулась до самого вечера – отец шумно смеялся и шутил, мама останавливала его, когда шутки становились совсем уж неприличными, бабушка вспоминала истории из детства, от которых мама заливалась веселым смехом, а дедушка в основном молчал и только изредка включался в беседу, когда кто-то его о чем-нибудь спрашивал.

– Пап, ты чего такой тихий? – спросила его мама и шутливо подтолкнула.

– Устал, – улыбнулся дедушка. Когда он улыбался, вокруг его глаз приходило в движение множество мелких морщин. – Вон, пусть вам Мишка лучше расскажет, чем он все лето занимался.

И мне тоже пришлось включиться в диалог.

Перед отъездом бабушка разрешила маме увезти домой немного цветов – а добывать их почему-то поручили мне. Цветы для бабушки были настоящей страстью: целая куча разных видов, за которыми она постоянно ухаживала, и над которыми завистливо вздыхали соседи, когда приходили в гости. Иногда бабушка специально проводила их мимо своей цветочной теплицы, чтобы понаблюдать за восторженной реакцией, после чего обычно смеялась и краснела от смущения. Я не понимал, как она может вкладывать столько любви в то, что умирает каждый год, но, как и всегда в таких случаях, помалкивал и ни о чем не спрашивал – все равно не пойму. Пока.

Пока я аккуратно срезал розы и пионы, мимо меня неспеша прошел дедушка. Краем глаза я взглянул на него – он остановился в нескольких шагах от меня и внимательно смотрел на полоску леса вдалеке. Казалось, будто он ждал чего-то – но в то же время понимал, что этого не произойдет. Я вдруг понял, что взгляд у него сейчас был такой же задумчивый, как и тогда, когда он сидел за столом. А еще я понял – вернее, не понял, а только предположил – что мысли его сейчас заняты той звездой, которую мы повидали этим летом. Похоже, она произвела на дедушку впечатление, от которого он до сих пор не смог отойти, и я даже немного позавидовал ему – что же такого он увидел в том свете, что до сих пор думает об этом? Впрочем, возможно, это были лишь мои догадки, и он просто раздумывал, можно ли будет завтра пойти по грибы, или еще слишком рано.

Когда мы уезжали, на улицу уже опустились летние сумерки, и вместе с бабушкой и дедушкой нас провожал фантастический закат над лесом. Мама села со мной на заднее сиденье и интересовалась, понравилось ли мне это лето, и еще задавала кучу вопросов – о том, с какими ребятами подружился, готов ли к школе (конечно, не готов), хорошо ли кормила бабушка и что это за синяк на правой коленке. А папа между мамиными вопросами и моими ответами успевал вставлять свои новости – например, у нас появились новые соседи, а у них двое детей моего возраста, значит, можно с ними подружиться, а еще теперь в моей комнате новые обои…

Когда наш автомобиль поднялся на холм, и деревня была готова вот-вот пропасть из виду, я бросил назад прощальный взгляд. Бабушка уже зашла домой, а дедушка продолжал стоять на том же месте, откуда нас провожал, и неотрывно наблюдал за лесом вдалеке.