Глаза звездного цвета

– Ну, странно это все как-то… Ходит целыми днями, приходит с пустыми руками. – Он помолчал. – На дядю Кешу похож…

– Он за грибами ходит, – ответил я.

– Понятно… – ответил он, и я понял, что ничего он не понял. – Ну, ладно, пойду короче…

Вскоре под разными предлогами ушли и Саня с Санькой. Я остался один. Еще раз обойдя всю улицу и особо никуда не вглядываясь, я снова подошел к Дашеньке. Она была одета не по погоде: лишь полосатое платьице, легкая курточка и вязаная шапочка, поэтому уже порядком продрогла. Но домой почему-то не шла.

– Передай Ваське, – сказал я раздраженно, – что мы устали его искать. Я забираю свои слова назад. Он не предсказуемый. Мне… – Я хотел сказать, что мне жаль, что я тогда сказал эти слова, но вместо этого произнес: – Мне надоело его искать, я пошел домой.

Дашенька внимательно посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами, перед которыми мне всегда было немного неловко, как будто она знала, что у меня творится на душе, и кивнула.

Когда я вернулся домой, то снова застал бабушку за шитьем. Дедушки нигде не было. Я спросил, куда он пропал, на что бабушка ответила нарочито равнодушным голосом:

– Гуляет, наверное. За дачей.

Видимо, они все еще были в ссоре.

Все оставшееся время я посвятил раскраскам, которые отец купил мне перед отъездом. Когда стало темнеть, я выглянул через окно на улицу: Дашеньки на скамейке уже не было. Видимо, Васька устал прятаться, вылез из своего укрытия, и они вдвоем вернулись домой. В их доме свет был зажжен во всех окнах.

Дедушка вернулся, когда я уже ложился спать. Без разговоров он разулся, прошел в свою комнату и лег спать – я слышал, как скрипнула его кровать. Бабушка так и заснула за своей пряжей. Я выключил телевизор, заменяющий ей радио, и осторожно укрыл пледом, но будить не стал: она этого не любила. В кровати я долго ворочался, не мог уснуть; в голову лезли всякие мысли – о лягушке, о невероятно огромных глазах Дашеньки и об упрямом Ваське, которому надо было ответить по-другому, да и вообще, зачем я тогда это брякнул? Такое бы никому не понравилось. Почему я это сказал? Ради минутной гордости? Глупо получилось. Нужно будет перед ним завтра извиниться. Неплохой парень в общем-то, этот Васька. Упрямый только. Иногда мне казалось, что мы с ним можем стать лучшими друзьями – уж слишком много в нас похожего. Может, именно из-за этого так и не сдружились толком.

Спустя час я вроде бы смог провалиться в сон, но совсем ненадолго – минут на десять. Мне захотелось в туалет. Сначала я пытался подавить это желание, забыться до утра – уж слишком не хотелось одеваться, скрипеть закрытыми дверьми, да и страшно было одному ночью на улице. Но все же пришлось встать.

Когда я вернулся к дому, то увидел, что Бим в своей конуре тоже не может уснуть. Заметив меня, он высунул нос и стал на меня глазеть. Я не смог удержаться: подошел к нему и погладил по голове. Затем рука машинально коснулась груди, и я вдруг с ужасом понял, что моя звездочка куда-то пропала.

Я стал судорожно вспоминать, где мог ее оставить. Она была утром. И я точно нигде ее не снимал. Выходит, я потерял ее во время пряток. Но не идти же сейчас искать ее! Была слабая надежда, что она лежала где-нибудь здесь, около входа. Стараясь не шуметь, я отворил ворота и стал шарить руками в примятой траве. Бим внимательно наблюдал за моими поисками и даже стал принюхиваться, как будто мог помочь. Затем мой взгляд отвлек свет.

Это был свет моей игрушки – он доносился из того местечка между домами Санька и Андрея, где мы вчера хоронили лягушку, а сегодня я прятался. Вот черт! И почему она сейчас заработала? Светодиод ведь давно не работает… Но это вдвойне подстегивало меня бежать за ней прямо сейчас – этот внезапный свет напоминал призыв о помощи. Но с другой стороны, как же было страшно – пересечь улицу и вернуться туда, где нет людей, лишь дохлая лягушка… Я вспомнил сказку, рассказанную дедушкой. Интересно, тот король испытывал такой же страх, стоя перед пещерой? Ерунда. Чего мне сейчас бояться? На улице никого нет. Мне ничто не угрожает, кроме выдуманных страшилок.

Я медленно пошел по улице, боясь, что кто-нибудь из соседних домов сейчас проснется, подойдет к окну и окликнет меня. Тогда бабушка точно запретит выходить из дома. Моей руки коснулось что-то влажное; я уже готов был закричать от испуга, но понял, что это был Бим. Бим! Любопытный пес, который тоже страдал от бессонницы, решил сопроводить меня в этой ночной вылазке. С ним было уже не так страшно. Приободренный, я приблизился к источнику света.

Игрушка висела на ветке куста калины и ярко светилась, отгоняя от себя ночную тьму. Было что-то завораживающее в этом зрелище. Я медленно подошел к ней и взял ее в руки. Мне тут же стало спокойнее. Было приятно видеть, что она снова работает. Но как только я подумал об этом, она внезапно погасла, и мы с Бимом остались в кромешной тьме. Меня вновь охватил страх. Такой сильный, что мне захотелось остаться здесь, на этом месте, спрятаться в кустах и не вылезать до самого утра. Мне казалось, от страха я забыл дорогу назад. Я наклонился к Биму и обнял его; пес глядел куда-то вверх, и в его глазах мне вдруг показался отблеск знакомого света.

Я взглянул в черное небо. Разрезая ночь, к земле стремительно приближалась маленькая комета. Это была та самая звезда, которую мы с дедушкой повстречали летом – я узнал ее по тому загадочному сиянию, у которого нет названия. Какого оно было цвета? Как и тогда, летом, я не мог сказать этого с полной уверенностью: оно неуловимо менялось каждый раз, когда на ум приходил какой-то цвет; возможно, для такого цвета еще не придумали названия, а может, я его просто не знал. В полной темноте оно выглядело фантастическим и даже сказочным – за ней тянулся шлейф из миллионов маленьких светящихся осколков, но как только взгляд пытался зацепиться хоть за один из них, они мгновенно пропадали. Зачарованный, я глядел на падающую звезду, пока та не скрылась в лесу. Похоже, она приземлилась в то же место. Что странно: пока я наблюдал за этим зрелищем, страх куда-то отступил. На его место прокралось уже знакомое любопытство и желание приблизиться к этому свету. Такое сильное, что…

Меня отвлек шорох в кустах около сгоревшего дома. Еле слышный, но это явно был не ветер. Мне стало дико страшно, но в этот раз страх придал сил. Не думая ни секунды, я рванул в сторону дома, а Бим бежал за мной следом. Успокоился я только тогда, когда спрятался за своими воротами. К счастью, я не шумел, поэтому ни бабушка, ни дедушка не проснулись; раздевшись, я лег в кровать, унял готовое вырваться из груди сердце и тут же заснул.

Утро встретило меня всеобщей тревогой. Когда я проснулся, до моих ушей донесся приглушенный голос дедушки; ему что-то ответила бабушка. Я испугался, что речь идет о моем ночном приключении, но, прислушавшись, с облегчением убедился, что это не так. Речь шла о какой-то пропаже. Затем хлопнула дверь, и я увидел, как двор пересекает дедушка, облаченный в привычную уже походную одежду.

Я натянул на себя холодную кофту, и, ежась в ней, как в новой змеиной шкуре, подошел к окну. На улице, к моему удивлению, собралось много народу; сбившись в большой круг, они о чем-то совещались. Среди них было много знакомых лиц: родители друзей, их родственники, почти все соседи. Дедушка, махнув им рукой, пошел по улице и вскоре пропал из вида.

Я спустился в столовую. Бабушка в одиночестве сидела за столом, о чем-то крепко задумавшись, и жевала пирог. На столе стоял дымящийся чайник. При виде этой картины во мне тоже мгновенно проснулся аппетит.

– Слышал, Мишка? – Встретила меня бабушка. – Васька твой пропал.

– Пропал? – Еще ничего не соображая, спросил я.

– Пропал, – подтвердила бабушка. – Не вернулся вечером домой. Вы ведь вместе вчера играли. Не помнишь, куда он потом отправился?

– Мы играли в прятки, – пробормотал я.

В голове была глупая мысль, что Васька все еще продолжал играть. Но такого быть не могло. Даже его упрямство имеет пределы.

– Вот и остальные ребята так же говорят. – Бабушка встала, взяла прихваткой горячий чайник и разлила кипяток по кружкам. – А видели-то его когда в последний раз?

Я рассказал ей, чем закончилась наша игра. Не упомянул только про то, что именно из-за моих слов Васька решил спрятаться так хорошо. Бабушка замолчала, задумавшись.

– Видимо, спрятался где-то, да там и застрял, – вздохнула она. – Может, в каком-нибудь сарае. Не смог выбраться и заснул. Ой, батюшки, лишь бы все в порядке с ним было… Ладно, ешь пирог давай.

Все еще не до конца осознав, что произошло, я сел за стол и прикоснулся к пирогу. Аппетит почему-то так же мгновенно, как появился, пропал. Тут мне вспомнились события прошлой ночи. А что, если шорох в кустах был из-за Васьки? Безумная мысль, но все же… Я не верил, что он был настолько бесстрашным, чтобы всю ночь просидеть в этом безлюдном месте. Но что, если это действительно был он?

И получается, это все произошло из-за меня, из-за моих глупых слов, которые я сказал, совсем не подумав! Эти обидные слова упали на горячий характер Васьки и вызвали то, что в итоге произошло. Я искренне надеялся, что все обстояло так, как предположил дедушка. Но вдруг с ним произошло что-то серьезное? Что, если он, скажем, спрятался в каком-нибудь опасном месте, серьезно поранился и истек кровью? Или вовсе умер? Я никогда не прощу себе такого. Получается, вся ответственность, хоть этого никто и не признает, будет лежать на мне…

– Ты чего притих? – Оказывается, все это время я смотрел в одну точку, и бабушка это заметила. – Не волнуйся, найдут его. Иннокентия находят же каждую зиму… Кстати, отец за тобой едет. Можешь собираться.

И правда, спустя пару часов к нашему дому подъехал папин белый автомобиль. Под шум его телефонного разговора я поймал на себе несколько взглядов из той толпы, которая образовалась на улице – особенно долгим взглядом нас провожала бабушка Васи, тетя Надя, которая стояла почти в центре неровного круга, крепко скрестив руки. Из ее дома я увидел личико Дашеньки, печально наблюдавшей за всем происходящим на улице. Увидев меня, она прижала ладошку к стеклу, и я помахал ей в ответ. Я загадал желание, что, когда приеду сюда в следующий раз, снова увижу Ваську, и с ним все будет в порядке.

Весна

Когда я вернулся домой, меня встретила неприятная новость: оказывается, теперь мои родители жили раздельно. Переварив ее ночью с тихими слезами и молчанием, я решил крепко взяться за учебу. Не знаю, что придало мне такую решимость: возможно, это наконец-то заработавшие наставления от родственников, а может – рассказ бабушки о заводе, который я усвоил только сейчас.

Теперь я жил с мамой в старой квартире бабушки и дедушки, из которой они давно переехали в свою деревню. Раньше она сдавалась семье с тремя детьми, и их следы можно было заметить повсюду: надорванные обои, забытые, покрытые пылью игрушки, оставленные своими хозяевами на милость новых владельцев, рисунки на стенах и даже пара испуганных тараканов. В первый же день мама с усердием принялась наводить в отчем доме порядок, и ее бодрое веселье передалось и мне, хоть и ненадолго: ровно до того момента, пока однажды ночью я не проснулся от ее тихого плача. Я не стал лезть к ней с вопросами, потому что прекрасно понимал, из-за чего она плакала: ее, как и меня, пугали тараканы.

Иногда отец забирал меня после школы к себе домой. Он спрашивал про маму, про мою учебу, про друзей, и я исправно рассказывал ему и местами даже привирал, чтобы он мог немного погордиться мною. Дома он угощал меня сладостями, которые мне запрещала мама, и макаронами с курицей. Повсюду можно было заметить газеты с японскими кроссвордами, к которым папа, видимо, уже успел пристраститься; я с восхищением разглядывал картинки, составленные из папиных крестиков, а на одной из газет даже увидел комету, напомнившую мне о событиях минувшей осени. Когда наступал вечер, папа вел меня к маме; они встречались у дороги, но стояли на разных ее сторонах, будто на своих берегах, боясь перейти реку и поручая это мне. Когда я пересекал эту реку вместе с зеленым человечком и брал маму за руку, папа, засунув руки в карманы и не оглядываясь, уходил прочь.

Так прошла вся зима.

В марте мама радостно сообщила мне, что они с папой все-таки помирились и даже собираются вместе ехать в отпуск, в какую-то далекую теплую страну. Учитывая это и мои начавшиеся каникулы, было решено отправить меня в деревню. Я был только рад, но тут же со стыдом понял, что совсем забыл узнать о судьбе Васи. Мама успокоила меня, сказав, что его нашли, и он даже в деревне, поэтому мне не будет там скучно. Напоследок она немного обеспокоенным голосом прибавила, что дедушке нездоровится. Похоже, он снова гулял под дождем, понял я.

Дорога за городом была совсем разбитой. Папин автомобиль гудел, ворчал и рычал, но это не помешало ему застрять в весенней грязи. Пришлось бежать до ближайшей деревни и вызывать трактор. Когда мы все-таки доехали до пункта назначения, отец решил не задерживаться, высадил меня на въезде в деревню и уехал обратно, сказав, что уже давно опаздывает на важную встречу. Мы попрощались, и я побрел по главной улице, сжимая в руках пакеты со своими вещами.

Деревня, как и всегда по весне, казалась пережившей недавнюю бомбардировку. На входе меня приветствовал древний автомобиль, оставленный тут еще, наверное, до прихода наполеоновского войска – по его бокам катились капли, смешиваясь с остатками ржавчины и грязи. Дорога была разбитой, с ямами и рытвинами, старые дома постарели еще сильнее, и лишь зеленеющие деревья и упрямо пробивающаяся из черной земли трава напоминали о том, что весна – это время новой жизни.

Людей на улице я не заметил, но пару раз встречал автомобили, а в нескольких домах слышал возню – значит, деревня все-таки была обитаемой. Когда я добрался до своего дома, то оглянулся назад, на дом Васьки, и с удивлением увидел, что тот как раз выходит на улицу.

– Васька! – радостно воскликнул я и побежал к нему.

Васька, кажется, совсем мне не удивился. Он осторожно перешагнул порог, закрыл дверь и дождался, когда я подбегу к нему. Он был каким-то непривычно спокойным.

– Ну, здорово, – сказал я и протянул руку.

– Привет, – ответил он ровным голосом.

Рука у него была вялой и слабой. Я заметил у него на лбу какую-то полоску, не то шрам, не то недавнюю ранку, но ничего про это не сказал.

– Ты давно тут?

– Да, всю зиму с бабушкой жил.