Склерозус вульгарис, или Русский поцелуй

В этот же вечер мне позвонила эта дама и радостно сообщила: нашла перстень на дне, самом дне сумочки. Кстати, от «Версаче». Вот-вот, не пользуйтесь этими выкрутасами. Всем ведь известно, лучшего места для сохранения драгоценностей или денег, чем лифчик, еще не придумано.

В итоге пришел на следующий день и заказал всей бригаде по бутылке шампанского и хорошей водки. На каждого (для мужчин). Хотя хорошей водки, кроме «Абсолюта», не бывает. Поверьте мне, непьющему. Все остальное – из Мытищ, значит, очень некачественное. Иногда даже помирают. Но немного, так что не волнуйтесь – пейте.

Ну-с. Или другое происшествие. Слава богу, не со мной. Но я был очевидцем.

Из женского туалета выбегает убиральщица таджикской национальности и кричит очень громко и весьма испуганно:

– Ой, там женский кабинка шайтан, четыре нога! Ой, ой, ой, я не пойду, боюсь.

Девочки-официантки, хихикая и краснея, мне рассказывают, мол, когда за столиком пара сидит, конечно, пьют, закусывают. И возникает… ну, это самое. (Что я уже серьезно забываю.) Значит, желания какие-то. А как их унять? Да очень сложно. На улице народ кругом, и все ходют туда-сюда, сюда-туда. Вот молодежь знает. Сразу бегом в женскую или мужскую половину. Кабинки чистые. Умывальники мраморные. Кругом дезодоранты и цветы. Искусственные, но все равно красиво. Таким образом и оказывается в одной кабинке четыре ноги.

На мой вопрос, что же они там делают, девочки смотрят на меня удивленно. Даже не смеются. Как это так – не понять, что же там, в кабинках, делают эти четыре ноги. Вот ведь!

* * *

Я ждал первого своего посетителя. Арнольда Чапского. Или просто Арика. Правда, так звали его давно. А сейчас узнаю ли я его вообще?

Но узнал. Ну-с, постараюсь описать. Одет, во-первых, очень даже ничего. Я уже давно из джинсов не вылезаю. Они и вместо пижамных штанов, и вместо театральных брюк.

Арика же облегал костюм этого самого. Ну, из этих, французских.

И лицо под стать. Смуглое, строгое, даже чем-то страшноватое, но видно: лицо мужчины, что проводит много времени на воздухе. Может, на яхте. Сейчас уже ничем никого не удивишь.

Арик меня тоже сразу узнал. Шевельнул губами вроде улыбки и сел. Никаких глупых замечаний вроде облысения, потолстения, выправки не сделал. И это хорошо. Мне-то все равно, но не хотелось бы начало встречи омрачать бестактными, а иногда и просто обидными замечаниями.

Я еще до прихода заказал два чая с эстрагоном и юзу.

Вообще-то полагается пить его после питания, но иногда можно все перемешать. Как это часто бывает в жизни.

Поэтому мне и принесли зеленый чай с алоэ, с японским лимоном юзу, эстрагоном и, конечно, с кардамоном. Это все бодрит. Ежели не пьешь спиртного. Но вот я не знал, будем ли мы это спиртное употреблять. То есть, конечно, за встречу – сам бог велел. А вот дальше? Мне бы не хотелось.

Расскажу коротко почему. Я пью редко. Имеется в виду, конечно, водка. Но иногда происходит какой-то срыв, и я впадаю просто в штопор. Раньше было легче. После выпивки я мог полностью воссоздать картину своего безобразия. А в последние годы после третьей ничего не помню. Поэтому звоню утром гостям и осторожно интересуюсь, как оно все было. И все ли гости ушли в целом виде. И так далее.

Поэтому прослыл среди близких знакомых мужчиной культурным, куртуазные обычаи для дам соблюдающим. Что до перепоя, то все близкие считали это серьезной и даже политической недоработкой жены. Сиречь супруги.

Но так как все бывало нечасто, то мои безобразия даже как-то забывались. Или сопровождались рассказом веселого свойства. Например, как я в трусах исполнял лезгинку с лицом грузинской национальности неустановленного места проживания.

Да что говорить, безобразие, да и только.

* * *

Но вернемся к Арнольду.

Прежде всего, заказали. Уже вечерело, но супы по обоюдному согласию исключили. Взяли два салата. Я – свой «Дудляш», а Арик – «Бахор»[8 - «Дудляш» – салат из печеных баклажанов, перца болгарского, томата и чеснока. «Бахор» – свежая капуста, морковь, чесночное масло.]. Затем решили ударить по уйгурской кухне. Хотя, если честно, где эти уйгуры и что за страна – ни я, ни Арик толком не знали. Но взяли. Я – маззу (баранью печень с жареными яблоками), а Арнольд – жареную телятину с грибами.

Конечно, попросили зеленого чая с эстрагоном. Ну и главное, взяли немного, триста грамм, водки на бруньках. Белоруссия. Продукт должен быть хорошим. К моему удивлению, Арнольд к выпивке отнесся почти равнодушно. А ведь по окончании школы и в институте Арно считался по этой части лучшим бойцом. В смысле выпивки.

Вообще, Арик в вопросах напитков вино-водочных считался профессионалом. Не даром работал в геологии. Всю Сибирь прошел, проехал, пролетел. А в геологии кто не пьет? Так же как и на наших рыболовных – иногда команда от изумления даже перестает понимать, в каком они океане.

* * *

Ну-с, по первой, за встречу. Конечно, пошел обмен информацией. Где работал, как жил. Тихонько подходим к лихим девяностым.

Смотрю на Арика. С каждой рюмкой он нравится мне все больше и больше. Вот как жизнь разводит. Когда-то мы были почти не разлей вода.

Но годы летят. Жены. Работа. Опять жены. Дети. И снова жены.

Это я излагаю Арику свой жизненный путь в лихих девяностых. Теперь смешно, сколько сделано ошибок. Сколько денег ушло ментам. А бандюганы? Хорошо, у меня, можно сказать, бандюганы потомственные. Еще в семидесятые я тихонько им передачки продуктовые возил.

– Запомни, Аркан, каждое доброе дело всегда откликается…

Это я уже после третьей рассказываю Арику про бандитов и жен. Иногда, правда, не знаешь, что лучше. Но пьем умеренно. Меня это радует, стало нелегко пить много. Но это возраст.

А вот тема жен показалась нам очень интересной.

Я жаловался, что не могу перебороть воспитание. То есть как появляется слабость к даме, так я стремлюсь на ней жениться. И только после первой брачной ночи начинаю понимать: снова попал.

Арик слушал с пониманием. Видно, эта тема была близка и ему.

– Вот что я тебе разъясню. У меня такие же истории, и я вывел одну закономерность. Все это не очень красиво, но мы же мужики, сможем все понять. Слушай внимательно. Ты начал встречаться с объектом желания. Проследи, извини, как у нее и у тебя со стулом.

– В каком смысле? Только этого не доставало, у баб ведь много чего можно исследовать, но только не эти туалетные особенности, – загорячился я.

– Вот ты и не прав. Потому что пьешь и не закусываешь. Слушай. Все просто. Если у тебя запор, а у нее понос – беги! Если у нее запор, а у тебя понос – убегай! Но ежели в унисон запор или, не дай бог, расстройство у обоих – это твое.

Мы выпили, и я согласился провести наблюдение. Ибо уже давно коротал свое старческое одиночество в тревоге: не дай бог, что случится. Кто придет? Кто даст воды? Кто переменит постель? Или приготовит омлет. Кто?

Скажу честно. Претендентки даже на мои годы появлялись. Не часто, не в большом количестве и не первой или даже второй свежести. Но приходили, пили чай, осматривали жилплощадь. Особенно во Франциях.

Я не задумывался, как там с разными отправлениями, но теперь твердо решил с этого начинать. Поэтому предлагал к ужину чернослив, свеклу в винегрете, японскую мешанину гокки и много тыквы и ее семечек. После наблюдал. Но результат пока не получался. По простой причине: я после ужина сразу засыпал, и что там происходило у меня или у нее – пролетало мимо сознания.

Но иногда появлялась эротика. Это когда ужин был плотный, а сон сразу и крепкий. Вот эта самая эротика во сне и появлялась.

Все это я Арику излагал честно. Ах, как же хорошо! Пили – немного. Еда – уйгурская. Мы как-то даже почувствовали себя джигитами типа хана Батыя.

Арика потянуло на упрощенную кухню типа картофель черри с думбой. А ежели еще добавить чеснок!

– Ну ладно, – говорю, – что мы все время про меня да моих дам. Все пустое. И твое удивление писательством – из-за непонимания, как говорил мой профессор, параметров перспектив. Я сделал вывод оригинальный, как угорь унаги в японской кухне. Все очень просто. Писательством занимаются люди, которые за свою жизнь не овладели никакой профессией. Вот и все.

Ну, например, Лев Николаевич. Чо не писать-то. Софья Андреевна в шесть утра кофий желудевый, и садится – переписывает. После росы местные крестьяне уже шапки ломают – мол, выходи, барин, пахать подано. А вечером никто графу и мешать не мыслит. Только разве комнатная девка крикнет негромко: «Ба-а-а-рин, кровать расстелена. Угнетать придете?»

Вот тебе и вся писательская жизнь. Кто на работе ничего не добился и с огорчения и зависти к коллегам заявил: «Я ухожу с работы, мне писать нужно романы про жизнь и отношения. Вы все еще завидовать будете!» Садится дома. И пишет, идиот, что в ум приходит. Конечно, желательно, чтобы при этом была жена дееспособная и с хорошим достатком. В смысле чтобы содержала этакого «писателя».

Вот о таком я, Арик, тайком и мечтаю. Да где там. Нет, нет, перевелись нынче бабы-стахановки. Еще не раз вспомнишь советскую власть, угнетательницу литературы.

Ну, я опять не туда залетаю. Давай, Арка, понемногу, и расскажи мне про себя. Вот, бог мой, лет тридцать не виделись. Почти как у мушкетеров – двадцать лет спустя.

– Ладно, давай накатим, и я расскажу тебе свою опупею. Это сразу роман, сценарий, детектив и исследование женской природы. Фрейд переворачивается.