Плоскость

– Итак, господин… Куш… – начал Коэн.

– Кушнир… Вы можете выслушать мою историю?

Коэн ободряюще кивнул.

– Только вы, пожалуйста, не перебивайте…

Теперь дипломат кивнул глубокомысленно.

– Я родился в 1989-м году… – начал Алекс.

– От рождения Иешуа? – тут же деловито прервал его Коэн.

– Я же просил не перебивать! – нагло потребовал Алекс.

– Прошу прощения, продолжайте!

– …От рождества Христова, разумеется – при слове "разумеется" Коэн поднял брови, но от замечаний воздержался – С трехлетнего возраста я живу в Израиле, но мои родители сейчас в Канаде, так что у меня есть и канадское гражданство. Канада, это такая страна в Америке…

Последнее было сказано им с легкой иронией, на случай, если здесь есть и Канада и Америка, но эти слова не произвели на Коэна никакого впечатления. Скорее всего, тот просто решил ничему не удивляться. Рассказ, наверное, длился долго, но Коэн терпеливо слушал, только переспрашивал, когда Алекс употреблял иностранные слова и тому приходилось, подобно некогда Бен-Иегуде, подбирать ивритские эквиваленты. Лишь однажды, когда Алекс сказал с кривой усмешкой: "Никогда даже и не мечтал о кругосветном плавании!", Коэн подскочил и округлил глаза:

– Кругосветное плавание? Это как?

– Это вокруг земли – Алекс сделал круговое движение кистью.

При этом, казалось бы совершенно невинном замечании, лицо собеседника приняло совершенно непонятное выражение и Алекс заподозрил, что что-то неладно. Но Коэн снова сделал невозмутимое лицо и махнул рукой, мол продолжай. Разумеется, свой рассказ Алекс слегка препарировал, убрав из него наркоторговцев, кокаин и Салима. Сделал он это по ходу изложения и немного грубовато, так что его одиссея явно пестрела лакунами, как платье изъеденное молью. Но Коэн даже глазом не моргнул.

– Странная история – задумчиво начал он, когда Алекс замолк – Откровенно говоря, она настолько фантастична, что мне очень трудно в нее поверить. Да что там, в нее просто невозможно поверить. Но приходится считаться с фактами. Во-первых (он начал загибать пальцы) ваш странный иврит. Откровенно говоря я его с трудом понимаю, хотя нет ни малейшего сомнения, что это какой-то варварский диалект нашего языка. Но и не это самое странное, а то что я вообще вас понимаю. Ведь вы, если не лукавите, не знаете ни одного из базовых языков. Мне, признаться, казалось, что в наш век коммуникаций (тут он использовал древнее танахическое слово) хотя бы один из двух базовых известен в самом глухом уголке Земли.

Коэн перевел дух и глотнул воды из стакана, принесенного полицейским.

– Во-вторых, ваше судно. Конечно, парусные суда широко в ходу в Киеве (последнее слово заставило Алекса вздрогнуть), но такой конструкции еще свет не видывал и она, несомненно, вызывает изумление, в особенности ваш таинственный двигатель. Ну и, наконец, то что вы называете "паспорт". Я такое видел только в собраниях редкостей.

Наверное, он хотел сказать – "в музеях" и Алекс подумал, уж не в будущее ли он попал на своей "Алисии"? Но отсутствие Израиля и наличие Иудеи никак не укладывались в это предположение.

– При всех этих странностях – продолжил дипломат – Я допускаю, что вы иудей и даже не попрошу вас снять вашу киевскую одежду (так он назвал шорты и майку Алекса) и предъявить доказательство, тем более, что это ничего не доказывает. Ну, а раз вы иудей, то моя обязанность вам помочь – он помолчал, выразительно посмотрел на Алекса и добавил – Если, конечно, вы не совершили ничего, скажем так, предосудительного. Вы ведь не совершили?

Смерть Салима вполне могла дать простор для толкования отпетым законникам, но Алекс имел все основания классифицировать ее как самоубийство, а не как причинение смерти по неосторожности. Пассажиры дау, видевшие это событие под своим углом зрения, могли думать иначе, но их здесь не было. В истории же с наркотиками он был склонен считать себя пострадавшим, а не совсем законно приобретенную крошку "Алисию" полагал компенсацией за свои страдания.

– Нет! – твердо, насколько мог, сказал Алекс – Не совершил!

Неизвестно, поверил ли ему Коэн, который, несмотря на молодость, был профессиональным дипломатом, но иудей улыбнулся и заметно расслабился.

– На этом предлагаю закончить официальную часть – сказал он – Если честно, то мне надоело взвешивать каждое слово. Я ведь совсем недавно в этой должности, а до этого был военным и даже повоевал немного. Быть легатом для меня внове.

– Легатом? – это слово звучало знакомо, но не вспоминалось.

– Понятно! – хмыкнул Коэн – В вашем Израиле, где бы он ни был, язык захватчиков не в почете. А у нас, уж извини, привычка: латинские слова застряли в глотке. Наверное, правильнее будет сказать "посланник"?

Посланниками в современном Алексу иврите называли молодежь, подрабатывающую доставкой заказанных в Сети товаров, но он предпочел не уточнять и просто кивнул.

– Так что я еще немного "зеленый", извини – продолжал каяться иудей в порыве откровенности – Не поверишь, сколько времени мне понадобилось, чтобы научиться правильно носить эту тряпку.

С этими словами он дернул свое одеяние за идеальную складку и скривился.

– Это тога? – спросил Алекс.

– Ага, и ты не чужд их речи – усмехнулся Эфраим – Да, она самая. Ладно, дай-ка подумать.

Он задумался на минуту и Алекс замер, боясь спугнуть того единственного в этом чужом мире, кто согласился ему помочь.

– Мне кажется… – неуверенно начал Коэн – Что я знаю человека, который может тебе помочь и сегодня же вечером я попробую найти его по дальней связи. Раньше все равно не получится из-за разницы во времени. Ты пока останешься здесь…

– Это полиция? – спросил Алекс.

Этого слова Эфраим не понял и пришлось сказать "стража”.

– Да – подтвердил Эфраим – Или "вигилы" по-латински, а по-киевски ты все равно не говоришь.

– "Стреженье"? – спросил Алекс наугад.

– Ух ты! – восхитился Коэн – Так ты что, из киевских иудеев?

– Вроде того, только у нас язык очень сильно отличается, а вот буквы похожи. Правда, не все – признался Алекс.

Картина мира, в который он попал, начала обретать очертания. Впрочем, назвать это очертаниями было рановато: пока речь могла идти только о туманных контурах.

– Ладно – твердо сказал дипломат – Местные вигилы тебя пристроят на ночлег. Не беспокойся, будешь не узником, а гостем, под мою ответственность. А я пока попробую договориться с первым посланником, чтобы тебя забрали к нам. Тем временем, надеюсь, придут вести из Парисии.

Быть гостем в тюрьме Алексу еще не приходилось. После ухода легата, Альюр снова провел его по длинному коридору и открыл перед ним дверь самой последней комнаты. Или камеры? Но комната, хоть и не блистала роскошью, выглядела достаточно уютно и никак не походила на тюремную камеру. Впрочем, в тюрьме ему до сих пор бывать не приходилось и, возможно, именно так должна была выглядеть камера комфортабельной северо-европейской тюрьмы. Для Филиппин это просто шикарно, думал Алекс, рассматривая низкий столик, знакомую скамью с поручнями, узкую кровать с такими же ручками по краям (к которой идеально подходило слово "ложе"), душевую кабинку за складчатой серой ширмой, совмещенную со знакомым по путешествиям в Азию "индийским" туалетом. Впрочем, здесь были совершенно иные Филиппины, если и Филиппины вообще.

Ему еще раз принесли еду и воду и на этот раз он с аппетитом умял все ту-же рыбу с овощами и рис в отдельной плошке. Теперь, на сытый желудок, утолив жажду и приняв душ, можно было бы поразмыслить и построить парочку непротиворечивых предположений о том, куда же его занесло? Но на сытый желудок думать не хотелось, а хотелось спать, поэтому первая ночь в новом мире прошла спокойно, без тревог и почти без сновидений. Под утро в комнату принесли завтрак и принес его не кто иной, как танзанийский "Господин Васиф". Наркоторговец униженно кланялся и извивался всем телом и, хотя он не произнес ни слова, его пантомима была более чем понятной: Васиф умолял простить его за отвратительную провокацию. Алекс собрался было гневно отклонить поползновения мерзавца, но вместо этого лишь вальяжно взмахнул рукой, отправляя негодяя восвояси, и попытался поправить недостаточно изящно лежащую складку белоснежной тоги. Но складка упорно отказывалась ложиться под углом, предписанным Синедрионом и пришлось проснуться.

Завтрак принес не фантомный наркоторговец, а давешний слуга. Еда выглядела по крайней мере съедобной и поесть стоило, но прежде следовало проверить кое-что. Алекс встал и убедился, что дверь комнаты-камеры не была заперта, но в конце коридора стоит полицейский-вигил, твердо пресекающий попытку пройти мимо. Комфортабельная, но тюрьма, понял он. Алекс вернулся в комнату и принялся за завтрак, попытавшись одновременно разобраться с мыслями. Это оказалось не так просто: мысли путались, цеплялись одна за другую и отказывались выстраиваться в каком-либо порядке. Итак… Еще вчера, один в маленькой яхточке, затерянной среди Индийского океан, без связи, без еды и почти без воды, он мечтал увидеть хоть какой-нибудь берег и встретить хоть каких-нибудь людей. Ситуация не из лучших, не правда ли? С тех пор прошло чуть более суток и его мечта осуществилась: вот он, берег и вот они, люди. Он даже попал в уютную, хоть и скромную обитель с трехразовым питанием и всеми удобствами. Правда на входе в ту обитель стоит грозный страж, но Эфраим Коэн заверил, что это временно и ему следовало верить. Итак, ситуация явно изменилась к лучшему, так почему же это не радует?