Капсула из будущего

– Ну, сейчас побываешь. Конечно, ничего особенного. Он как раз относится к официальной, общедоступной части НИИ, но для презентаций лучше места не найти.

Когда через пару минут они втроем вошли в зал, то люди только рассаживались, а некоторые еще бродили по аудитории. Зал оказался просторным, светлым, с большим проекционным экраном, с кафедрой и несколькими столами, с рядом удобных кресел для приглашенных важных лиц, с уходящими полукругом вверх сиденьями, как в амфитеатре. Кого здесь только не было! Конечно, многие были сотрудниками лаборатории, порядка двадцати человек. Из приглашенных выделялись разные группы: одни в деловых костюмах, презентабельные и важные, другие, по-видимому, эксперт-консультанты, в более простых костюмах, с кейсами и планшетом под мышкой; а некоторые – с диктофонами и блокнотами. Словом, публика расположилась самая разная, но определенно с общим интересом.

– Григорий Филиппович, хорошо, что вы пришли! – поздоровался подошедший мужчина лет сорока, в очках и с внушительной лысиной на крупной голове.

– Андрей Никитич, приветствую, – пожал руку своему заму.

– Пройдете к кафедре?

– Да нет, продолжайте. Я только что из школы, вот сына забрал. Еще мысли не улеглись. Пока посижу, а если увижу, что надо будет что-то добавить, то дам знать. Пожалуй, так.

– Я так и думал. Тогда проходите, пожалуйста, скоро начнем. Сделали перерыв, так как Олегу Николаевичу стало плохо…

– Заваеву? Он сегодня приехал?

– Да. Когда мы доложили, что у нас произошел прорыв, то так и приехал.

– Замечательно! Еще ему покажите обязательно наших зверушек!

В это время с трибуны донесся характерный хрип микрофона, потом скрежет, и женский голос произнес: «Просим всех гостей занять места, через пять минут продолжим нашу презентацию». А Кирилл еще бегал по аудитории, как бегают дети, попав в новое место, которое их чрезвычайно заинтересовало. Зал оснастили претенциозно и богато, совсем не похоже на аудиторию в обычном НИИ. Как же его весь не оббегать?! Кирилл увидел нескольких знакомых лаборантов, но не успел с ними разболтаться, так как его усадили на гостевое место на самой галерке. Отсюда, впрочем, было хорошо видно и трибуну, и столы председательствующих ученых, и вороные фраки важных гостей. С одним из них, немного кашляющим, сел рядом отец и увлеченно о чём-то заговорил.

Свет почти потух, на экране вспыхнули какие-то яркие, цветастые картинки, а к трибуне подошел Андрей Никитич.

Сосед по ряду, как видно, молодой микробиолог, хихикнул и локтем чуть толкнул Кирилла:

– На самом деле они бесцветные, прозрачные, но для лучшего восприятия и зрелищности их, конечно, окрашивают.

Кирилл посмотрел на экран, чтобы понять, о чем речь. Там шли картины каких-то инопланетных, точно из фантастических фильмов, чудовищ: одни шаровидные с пузырьками на поверхности и наростами наподобие шапок грибов или гроздей винограда, что срослись в один куст; другие – как электронный вирус, усеянный ячейками правильной шестиугольной формы, с длинным худым телом, заканчивающимся лапками как у паука; третьи – как жители морских глубин, с колышущимися щупальцами и длиннющими веревочными хвостами. Кирилл с увлечением разглядывал всё сменяющиеся кадры, и теперь не жалел, что получил такую выволочку в школе. Если бы не она, то разве он бы тут оказался? Вот уж не знаешь, к чему может привести то, что поначалу представляется таким пугающим и мрачным. А тем временем Андрей Никитич что-то рассказывал, направляя указку на ярко-красочный силуэт человека в презентации.

– И как вы знаете, с самого раннего детства человек носит на себе мириады самых разных микроорганизмов. Если в теле человека насчитывается порядка десяти триллионов клеток, то бактерий, микробов внутри нас и снаружи в десятки, сотни раз больше! Обычно никто над этим и не задумывается, и не подозревает, но стоит под микроскопом взглянуть на любую часть нашего тела, как можно увидеть колонии живых существ, самых разных поселенцев! Тогда как же мы всё еще живем? Как не умерли от бесчисленного множества болезней? Тут мы подходим к самому интересному: оказывается, есть возбудители болезней, «пожиратели», а есть защитные силы организма, «защитники». Или, по-другому, разрушительные и созидающие силы. Надо сказать, что те мириады существ, которые живут на нас, как на своей планете, ведут себя вполне достойно: питаются, размножаются, мигрируют, но относятся к своей планете – телу человека, пожалуй, лучше, чем сам человек к своей матушке-Земле. И вот эти микробы выстраивают довольно прочную заградительную сеть, чтобы внутрь нас не попал какой-либо чужак. Мы живем в океане живых существ! Хотя все они невидимы, но окружают нас везде и повсюду, где бы мы ни оказались. Разве что в наших стерильных вакуумных камерах можно спрятаться от них.

Кирилл рассмеялся. На такой презентации он еще не был, всё в диковинку!

– Так вот именно вредоносные бактерии и вирусы, такие как микобактерии, золотистый стафилококк, кишечные вирусы, вирусы гепатита и прочие злодеи – и есть наши главные враги, – продолжал между тем лектор этой необычайной лекции, слушателями которой почему-то оказались настолько солидные дяди. Кирилл не понимал, что же могло их сюда затянуть? – Минуя первую линию обороны, состоящую из микробов, живущих на поверхности нашего тела и не пускающих чужаков в свое государство, они попадают внутрь нашего организма, где приступают к своей разрушительной задаче – нанести максимальный урон! Да, незримая война идет ежедневно. Вирус, в отличие от бактерий, дремлет до тех пор, пока не окажется внутри одной из наших клеток. Там он оживает, использует ее, как рейдер-захватчик иного завода, и производит множество своих копий, клонов, которые затем вырываются наружу и атакуют окружающие их клетки, таким образом распространяя свое миллионное войско по всему нашему телу, пользуясь нашими сосудами, по которым бежит кровь, как путеводными реками. Да! В нашем теле есть еще одна линия защиты – макрофаги, клетки-чистильщики, воины, которые борются с захватчиками. Настигая бактерию, макрофаг поглощает ее и растворяет в себе благодаря особым токсинам. Так он узнает природу захватчика, вырабатывает средство борьбы с ним и телеграфирует всем о том, как надо с ним сражаться. Тогда у человека вырабатывается иммунитет к определенному типу захватчиков. Их атака отбрасывается, и человек выздоравливает. Тут мы подходим к многим интересным моментам. Их взаимосвязь и влияние на продолжительность жизни человека переоценить сложно. Один из них заключается в том, что захватчики пробивают нашу защиту – иммунную систему, и оказываются внутри нас, поражая наши клетки, наши органы, разрушая наше тело и сокращая тем самым срок самой нашей жизни. Как знать, если бы мы не претерпевали столько болезней, сколь долго мы могли бы жить? Особенно атакуют нас они в старости. Причём, интересно, что в группе десяти людей с похожей историей болезней, одного пола, одного возраста, помещенных в одни и те же условия, где в целях эксперимента запускается один из не самых опасных инфекционных вирусов, заболевает не вся группа, а обычно восемь-девять человек. Иммунная система одних людей сражается лучше и не пускает контрольный вирус, между тем как прочие оказываются поражены. Конечно, нет двух одинаковых защитных систем у людей. Все они различаются так же сильно, как и разные хребты одной и той же горы. Разные группы крови, разные центральные нервные системы, узлы и прочие, неприметные на первый взгляд, отличия. Вот, например, взять…

Кирилл дальнейшего доклада не слышал, так как шмыгнул за кулису. Картинки на экране не шли, а от обилия терминов он устал, да и не сиделось. В поисках туалета пришлось оббегать не один коридор и поворот, так что дорогу назад не так-то и просто нашёл. Когда же собирался нырнуть обратно в зал, то увидел, что дядя Витя машет ему рукой из-за угла. С радостью побежал он к нему.

– Пойдём, погуляем. Устал, небось, сидеть-то на докладе? – предложил дядя.

– Да, есть такое дело. Но это всё равно интереснее, чем в школе. А папа не будет возражать, если мы погуляем?

– Нет. Да он сам, собственно говоря, и попросил меня с тобой погулять. Начал уж сердиться, что ты не можешь усидеть на одном месте дольше десяти минут. И что там у тебя в школе произошло, что на тебя все жалуются?

– Не все, – Кирилл задорно подмигнул, – а только скучные зануды с класса. Они всё сидят да зубрят, и для них в этом весь белый свет! Чуть кто поступает иначе, чем они, – и на тебя искоса поглядывают как на того, с кем нельзя водить компанию! Из всего класса одна лишь Наташа со мной общается на равных. Остальные – или водят со мной дружбу, так как знают, что могу их защитить от любого задиры, или же сами трусят, чтоб я их не задирал, вот и крутятся рядом, типа «друзья». А мне такие друзья не нужны! Что за толк в таких друзьях, а, дядя Вить?

– Тут с тобой согласен, Кириллка. Водить дружбу с такими – пустое дело. Ищи тех, за кого ты жизнь готов отдать, а они – за тебя! Но это должны быть люди сильные, честные. Сила же не мышцами одними определяется, как ты думаешь?

– Дядя Витя, а как же быть? Вот недавно один хлыщ из «Б»-класса на перемене пристал к Наташе, типа у нее платье ерундовое. А мне оно, кстати, очень и очень нравится. Ну, как же слабый может защитить девочку? Врезал ему, конечно, разок, он быстро отстал. А на уроке меня вызвали к завучу, и Наталья Олеговна снова меня трепала как нашкодившего котенка. А что я такого сделал? Стою я перед ней, слова сказать не могу. Ну, это было, правда, два месяца назад. Папу и в тот раз вызывали в школу! Ох, как мне крепко потом вечером досталось, если бы вы только были там, дядя Витя! Спина (и ниже) потом два дня болели. Зато этот грузин больше не лез к Наташе.

– Кто, кто?

– А… это мы так зовем того хлыща. У него дедушка живет в Ереване, и родители каждое лето его туда отправляют.

– А почему «грузин», а не «армянин»? – улыбнулся дядя.

– Да как-то так в детстве повелось, вот и пристало к нему. Сейчас-то, конечно, все умные.

Пока они так беседовали, шлюзы и перекрытия остались позади, и они вновь очутились в лаборатории.

– Я тебя вот еще о чем хочу спросить, Кирилл, – чуть приглушенным, точно заговорщическим, голосом обратился дядя к племяннику. – Учителя ведь не всё время на тебя жаловались? Мама твоя, помню, волновалась когда-то, что ты у нее чересчур тихий ребенок. Да и болел ты в детстве много? То грипп, то ангина, то с желудком что-то. Сколько раз у тебя температура подскакивала? А последний год как ты, а? А то твой отец, сколько его ни спрашивал про тебя – как в рот воды набрал!

– Да ничего серьезного не было! Чего тут рассказывать? Вот мама больше то с одной, то с другой болячкой мучилась. А мы с папой как огурчики!

– А случаем «чудодейственных таблеток» папа тебе не давал тайком от мамы? Чего-то такого, что было у вас с ним «по секрету»?

Кирилл немного призадумался, провел небольшой, но крепкой и жилистой ручкой по черным кудрям, отчего те разбежались в разные стороны, как стадо испуганных диких жеребцов, но посмотрел в глаза дяди Вити и вдруг рассмеялся звонким мальчишеским смехом. По пустой лаборатории прокатилось раскатистое эхо.

– Папа говорил, чтобы это осталось только между нами, чтобы ни посторонним, ни маме я об этом не говорил. Но… дядя Витя! Ты же не посторонний! И не мама, – Кирилл прищурился, – так что тебе, похоже, можно сказать. Каждое утро перед школой папа заходит и дает мне таблетку. Говорит, что это придаст новые силы, избавит от страданий, но что это должно остаться в тайне. Папа у меня – великий ученый. Он готовит важное открытие для мира, но прежде чем «понести его в свет», как он говорит, надо обязательно опробовать на себе и своем ребенке.

– Да, есть такое негласное правило этики врача, который для мира открывает новое лекарство от болезни. Нужно быть уверенным на все сто процентов, что оно спасет, а не погубит. Так что твой папа, в общем-то, прав. Но что-то меня гложет, когда наблюдаю действие наших «чудо-таблеток». Могут ли быть у ученого сомнения? – дядя Витя задумался, и взгляд его улетел в далекие дали, поверх лабораторных столов и спиртовых горелок; одна из них мерцала синим пламенем, и этот огонек отражался сизой тенью в глазах дяди. – У твоего отца их нет. Он свято верит в правильность нашего дела. Но всё же, Кирилл, в знак нашей дружбы, хочу попросить тебя – откажись ты на время от этих таблеток. Под любым предлогом или вовсе без него. Мы нашли способ обходить законы природы, но не сыграет ли она с нами шутку? Вот, пойдем в виварий, познакомлю тебя с нашими питомцами!

Дяде не пришлось дважды предлагать посмотреть на зверушек. Кирилл с самого прихода горел желанием здесь оказаться. Они прошли через еще один изолирующий шлюз, дядя достал себе и племяннику одежду из шкафчиков для гостей.

– Обычно сюда можно попасть только по специальным пропускам, в сопровождении служащего вивария. Ну, или надо иметь вот такой электронный ключ доступа, – дядя провел пластиковой картой по ячейке замка, и они оказались в еще одном коридоре. – Скоро здесь будут твой папа и многие люди из зала, но у нас есть, по крайней мере, полчаса, чтобы успеть осмотреться.

– Здорово! Здесь всё вообще так изменилось, что просто ничего не узнаю. Когда последний раз тут был…

– Ты тут был в те времена, когда богатые люди не интересовались этим местом. Большие финансовые вложения – и всё закрутилось! Их интерес, впрочем, понятен. Ну да ладно, – вздохнул дядя, – смотри, Кирилл, тут у нас первое помещение – карантинное, для только что поступивших животных. Прежде чем мы их подселим к остальным, они должны пробыть здесь определенное время под наблюдением.

Они шли по коридору шириной метра два, края и потолок покрывала глазурованная плитка. Вход в помещение закрывала толстая стеклянная дверь; примыкавшая стенка также оказалась из специального стекла, и внутренний интерьер комнаты легко просматривался. Карантин пустовал, за исключением небольшой клетки, откуда торчали узкие мордочки крысок.

– Здесь у нас изолятор на случай непредвиденной инфекции животного. Как видишь, от остальных помещений он наглухо отгорожен массивными непроницаемыми стенами. Теперь сюда вот по коридору повернем. Эта дверь ведет в лабораторию для опытов, тут у нас помещение для персонала, – шли они быстро, и Кирилл едва-едва успевал одним глазом заглядывать в манящий мир по ту сторону стекла. – Здесь мы храним корма и готовим пищу для наших питомцев. Всё строго регламентировано, как в армии, – сколько кому и каких порций полагается в день.

– А что кроликам полагается у вас?

– Как положено, – улыбнулся дядя, – по восемьдесят грамм концентрата. Там и пшено есть, и горох, и овес, другие злаки, чуть-чуть отрубей, и конечно сто грамм корнеплодов.

– И морковь?

– И морковь. А как же? Здесь, напротив, стерилизационная, для мойки клеток, кормушек, поилок и прочего.

– Как много всего! – Кирилл с удивлением перебегал от одной стеклянной двери к другой и заглядывал повсюду, где только можно.

– А теперь подходим к двум самым интересным отделам нашего многострадального вивария.

– Почему многострадального?

– А ты думаешь, животные здесь отдыхают? Вот как раз отделение для подопытных жильцов. Здесь есть смотровое окно для делегаций, идем.