Эпилог

Ожидание обостряет слух. Шум соседской жизни давно стал привычным фоном и выходит на передний план лишь в такие минуты. Удивительно, сколько звуков обычно проходит мимо ушей!

Лифт беспрестанно хлопает дверьми, натужно поднимает людей к небесам и с облегченным гулом спускает на землю.

Треск дверного звонка и торопливые шаги.

Лай собаки, недовольный окрик хозяйки.

Бряканье ключей, шуршание пакетов и сдавленный разговор: как будто кто-то вернулся домой с покупками и пытается открыть дверь, удерживая телефон между плечом и ухом.

Внезапный телевизионный ор, мгновение спустя потушенный и доведенный до комфортной громкости.

Удаленный грохот в набирающейся ванне.

А мастер все не идет.

Какофония большого дома легко превращается в симфонию: достаточно добавить живой музыки. Где же она, трепетная пианистка, волшебница, своей игрой способная успокоить самую острую сердечную боль? Чем занята, пока ее непутевый папаша застрял у неразговорчивой соседки?

Секретничает с подружками в пиццерии у метро? Навещает тетушку? Проводит каникулы в приморском лагере?

Анатолий ищет что-нибудь на роль закладки, не находит и аккуратно кладет книгу на стол обложкой вверх.

– Нет, тут вы спутали. Никакой дочки у меня нет. Ума не приложу, откуда вы это взяли. Я вообще один живу. Вы ведь, судя по всему, тоже? В доме никаких детей?

Сперва видна лишь белокурая макушка. Приближается к столу, на секунду замирает, и вдруг начинает вырастать: над скатертью появляется короткая челка, затем чистый детский лоб и брови, вздернутые до предела, как будто помогающие подняться на цыпочках еще выше. Наконец показывается веснушчатая переносица, любопытно блестят глазки. Взгляд живо шарит по столу, юркает в уютный треугольник под книгой. Красный переплет безоговорочно похож на крышу, желтоватые страницы – бревенчатые стены, так что натюрморт с книгой на столе мгновенно превращается в пейзаж с избушкой на заснеженной равнине. Обитатели тут как тут: розовый резиновый единорожек и журавль, когда-то свернутый в задумчивости из рекламного буклета да так и брошенный под лампой. Неверно говорить, что детское воображение дает забытым предметам новую жизнь. Ведь в сравнении с той фантасмагорией, которая разворачивается вокруг всех этих ненужных вещей, все, что было в их прошлом, и жизнью назвать нельзя. Разве это жизнь? Так, вялое существование, тоскливое присутствие среди других бестолковых безделушек… И вдруг налетает вихрь детской фантазии, рассеивает скуку, и начинаются захватывающие приключения: бумажный журавлик гордо расправляет крылья и реет могучим драконом над заколдованными землями, а храбрый единорог охраняет дом своего властелина и скрытые в нем бесчисленные сокровища.

Да, судя по всему, в доме никаких детей.

Глава 15

«Всем привет! С вами я, Павел Богатырь, и мой видеоканал «Зашибайка». Недавно посмотрел ролик с тремя якобы беременными девушками, которые прокалывают свои животы огромными ножницами. Что сказать: красотки, я под впечатлением! Не столько от снятого вами материала, сколько от реакции зрителей. Следить за баталиями комментаторов под этим видео одно удовольствие! Сколько драматизма! Какой накал страстей, ух!

Нашел в сети информацию, что авторов ролика разыскала полиция и даже вменила им какую-то там статью. Подумать только: говорят, свобода слова, а сами за шарики в кадре сажают.

Хотя это я так, ворчу по-стариковски. Информация об аресте непроверенная, так что, пожалуйста, если будете ею делиться, на меня не ссылайтесь. А то еще огребу от всех трех девах ножницами за клевету!

Но это все, конечно, шутки. А теперь серьезно: решил и я не оставаться в стороне от такой горяченькой темы, как фонд «Эпилог», и запилил голосовалку. Итак, внимание, опрос: каково ваше отношение к фонду? Вариантов немного: поддерживаю, ненавижу, мне пофиг и, конечно, свой ответ в свободной форме.

«Эпилог» разделил общество на части. Выбирай, на какой стороне ты?»

Ролик заканчивается легендарным изображением Морфеуса с синей и красной таблетками. Проголосовав, можно увидеть результаты. Голосов за и против примерно поровну. Воздержавшихся почти нет.

Глава 16

Ссылка на это видео приходит с неожиданной стороны: от бывшего коллеги. Несколько совместных ланчей, пара удачных переговоров, месяц командной работы – много ли надо людям, чтобы сблизиться в холодной обстановке постоянных стрессов и дедлайнов?

Помнится, он еще как-то смешно смеялся. Что же там было? Хохотал, издавая настоящее гусиное «га-га-га» так, что окружающие начинали смеяться не над шуткой, а над этим прямо-таки непристойным гоготом? А, нет, это Игорь Игоревич из отдела закупок…

С рабочих тем все чаще съезжали на фильмы, путешествия, воспоминания. Истории о глупых начальниках и бестолковых подчиненных сменялись забавными случаями из школьной жизни. Должно быть, именно так впервые и мелькнуло имя Анны Костомаровой. В те времена о ней никто не слышал, но коллеге почему-то запомнилось.

Общение давно сошло на нет, но с появлением шумихи вокруг «Эпилога» старый приятель напоминает о себе все чаще. Пытается возобновить былую дружбу? Радуется, что оказался причастным к громкому имени? Или действительно искренне полагает, что это и вправду интересно: следить за жизнью бывшей одноклассницы? Как бы то ни было, бывший коллега регулярно присылает новости и интервью, связанные с фондом Костомаровой. Тут главное – вежливо благодарить и в полемику не вступать.

На этот раз по ссылке открывается ролик. Хоть бы смешные еноты или чихающая панда! Но нет. Конечно, нет. Видео с заголовком «Чем закончилась акция Эпилога. Шок!» веселья не сулит.

В немного трясущемся кадре уже привычная картина: столы, шары, женщины и толпа зевак. Любительская запись очередного прощания. А вон и профессионалы – репортер поправляет пиджак, оператор водит, словно жалом, любопытной камерой по сторонам.

Скучно, ничего нового, хочется промотать, но зрелище чем-то завораживает, приковывает взгляд. Может, чужая скорбь действует как магнит? Сгущается тягучим облаком над несчастными участницами, охватывает ближайших зрителей, от них заражаются дальние ряды, и даже через монитор это щемящее чувство начинает просачиваться в самые незащищенные уголки сердца.

Как прохожий замедляет шаг у уличных музыкантов, так и случайные парочки останавливаются здесь всего на минутку, просто посмотреть; с губительным любопытством заглядывают через плечи и вдруг замирают, затихают. Теперь они останутся до самого финала. Скорбь захватила и их, и, чтобы отделаться от нее, чтобы разрешиться от ее бремени, нужно досмотреть до конца, пережить вместе с женщинами их освобождение. Шарики унесут в небо не только тоску скорбящих матерей. С их полетом толпа облегченно выдохнет и с деланной веселостью разойдется по своим делам. Кроме символа конкретного ребенка, каждый шарик нелегально уносит с дюжину чужой, прохожей грусти.

Но на этот раз все идет не по сценарию. Шары уже готовы к запуску, женщины традиционно шепчут слова прощания, организатор обходит собрание, как вдруг… Хлоп! Хлоп! Хлоп! Выстрелы-хлопки звучат оглушительно и через секунду сливаются в непрерывную канонаду. Похоже на салют, но салюту здесь не место. Один за другим шарики в руках участниц лопаются, вызывая визг и слезы. Обстрел! Слышны крики, в толпе смятение, кто-то прикрывает голову и пытается спрятаться. Репортер тычет пальцем в кусты и прикрикивает на своего напарника: «Ты снимаешь? Снимаешь? Стреляют оттуда!»

Камера уже не дрожит – раскачивается так, будто записывает последний в своей жизни шторм с борта тонущего судна. Это оператор, тихонько матерясь, бежит к эпицентру событий. По пути ему попадается одна из участниц: в одной руке обрывки шарика, другая прижата к лицу, прикрывая глаз. К ней подбегает мужчина: муж, брат? Отнимает ее ладонь от лица, и видно, как на щеке женщины наливается багровый синяк. Женщина непонимающе смотрит на розовый лоскуток, подносит его к самым глазам, кривит рот и разражается рыданиями. Мгновенно растекается тушь, распухает нос, от кровоподтека стремительно заплывает глаз. Зрелище жалкое и отталкивающее.

Оператор устремляется дальше, туда, где началась стрельба. Протискивается между зрителями и выдыхает: «Обалдеть… это дети!»

И действительно, на полянке – пятеро мальчишек, вооруженных игрушечной пневматикой. Дети смущены, но, кажется, довольны. У одного ветка в волосах. У другого цветные пульки в ладошке.

Репортер торопливо сыпет вопросами.

– Это вы стреляли?

– Мы, – шмыгает самый долговязый.

– Вы целились в женщин?

– Не, – мотает он головой. – В шарики.

– Зачем?

Ребята переглядываются, усмехаются. Жмут плечами.

– По приколу, – наконец выдавливает один.

– Что же в этом прикольного?

Снова ужимки, смешки.

Не дождавшись ответа, репортер продолжает допрос:

– Вы знаете, что это за мероприятие? Почему здесь собрались женщины, зачем им воздушные шары?

– Знаем, знаем, – наперебой отвечают хулиганы.

– И что же? – репортер сует микрофон под нос долговязому. – Расскажи, что, по твоему мнению, здесь происходит.

Тот делает глубокий вдох, поднимает взгляд к небу и неожиданно отвечает:

– Эти бабы хотят внимания и денег, вот и спекулируют на своем горе.