Сахар со стеклом

– Потому что ты не пришла домой.

– Ещё ведь не поздно, и я собиралась сегодня к репетитору.

– Твой репетитор позвонила и сказала, что отменяет и следующее занятие тоже.

– Понятно, – я слышала о свойствах алкоголя развязывать язык, особенно, когда делать этого совсем не стоит. Наверное, даже от чайной ложки может проявиться такой эффект. – А почему решил помочь?

– Потому что у отца завтра заключение важного контракта, и только не хватало истерики из-за твоей пропажи.

– То есть, если бы…

– Много вопросов, бестолочь.

Вот и поговорили. Интересно, а это уже можно считать прогрессом в общении? Хотя, обещание переломать мне руки-ноги ещё, возможно, впереди.

Тут у Шевцова зазвонил телефон. Точнее взорвался какой-то жуткой роковой мелодией. Алексей как раз пошёл на обгон, поэтому кинул его мне на колени.

– Посмотри, кто звонит, и ответь.

Я вздрогнула от неожиданности, но просьбу выполнила.

– Тут написано, что звонит Лисовецкий.

Я хотела сделать, как и просил Алексей, и ответить, но машина резко свернула на обочину и остановилась. Шевцов выхватил телефон и ответил сам.

– Слушаю.

Я не слышала, что сказали на том конце провода, но Шевцов сильно напрягся.

– Еду, – коротко сказал он и отбил звонок. – Нам придётся сделать крюк в пару часов, – это уже было сказано мне. – Если хочешь, можешь перебраться на заднее и поспать.

– Мне и здесь нормально.

Я видела по сводному брату, что что-то случилось, но что именно – спрашивать сейчас не стоило.

Лекс резко развернул машину и, набрав скорость, поехал в обратном направлении.

Глава 29

Ехали мы быстро. На приборную панель, светящуюся в темноте, я даже смотреть боялась, как и боялась спросить, что же случилось. А сам посвящать меня Шевцов не собирался.

Через какое-то время мы выехали за город. Трасса освещалась и шла вдоль основной по городу. Скорее всего, объездная дорога, потому что по городу сейчас было сложно проехать – большинство работающих торопились домой. Но и тут было довольно оживлённо.

Алексей молчал, но я видела, как крепко он вцепился в руль. Бледное лицо было сосредоточено и словно вытесано из камня.

Минут через тридцать мы подъехали к зданию, окружённому высоким забором. Шевцов сказал что-то охраннику на КПП в приоткрытое окно, и тот поднял шлагбаум. Мне было тревожно, стала сказываться усталость, начинало снова знобить. Но я понимала, что ничего не добьюсь, если стану приставать с вопросами, поэтому молчала.

– Можешь остаться в машине, но лучше подожди в холле. Там есть диванчики и автоматы с кофе.

– Я лучше побуду здесь. Ты надолго?

– Пока не знаю.

Шевцов не стал настаивать. Было видно, что он торопился.

– Лёша, может, куртку накинешь? – затормозила я его, когда Шевцов уже почти захлопнул дверь. Но он лишь отмахнулся и скрылся за парадной дверью здания.

Что это было за здание, я смогла прочитать на табличке у двери, присмотревшись. «Частная клиника М. Ю. Лисовецкого». По коже прошёлся мороз. Может, из родных Шевцова кто-то очень болен, что он так побледнел, когда отсюда позвонили? Вдруг плохие новости?

Я залезла в Интернет и обнаружила, что клиника доктора Марка Юльевича Лисовецкого – не просто клиника, а учреждение для душевнобольных людей. От этого открытия стало совсем не по себе.

Ждать и правда пришлось долго. Минут через сорок я уже пожалела, что не послушала Шевцова и не пошла в зал ожидания лечебницы. И едва я об этом подумала, как Алексей вышел. Молча сел в машину и положил руки на руль. Было видно, что он пытается скрыть эмоции.

В оглушающей тишине прошли несколько долгих минут. Казалось, что Шевцов просто забыл обо мне.

– Очень плохо? – решилась я спросить.

– Не хуже, чем обычно, – голос был ровный, но видно, скольких усилий это стоило.

И снова молчание. Может я дура, и лезу куда не следует, но молчать мне тоже показалось неправильным. Каким бы сложным и непонятным не был мой сводный брат, он тоже человек. И сейчас ему было плохо.

– У тебя здесь кто-то из близких?

– Мать.

В груди стало тесно. По реакции Шевцова на звонок я поняла, что речь идёт о важных для него людях, но мама… Теперь многое стало ясно. Его мама больна, а у отца другая женщина. Вот почему он так относится и к моей матери, и ко мне.

– Как она?

С ответом Лекс медлил. Сначала посмотрел на меня, решая, стоит ли говорить.

– Она болеет давно. И здесь она уже десять лет. Сегодня был приступ, и в таких случаях врач звонит мне.

Десять лет. Он вырос без матери. И врач звонит Алексею, а не его отцу.

– А сейчас? Ей лучше?

В ответ Шевцов кивнул.

– Наверное, она была рада видеть тебя.

– Последние десять лет она меня не узнаёт, так что ей было всё равно. После приступов обычно мама некоторое время вменяема, и у нас есть пара часов, чтобы пообщаться. Она помнит меня. Но в последнее время такие эпизоды всё короче. Сегодня просвет длился двадцать минут. И я не успел.

На последнем слове его голос едва заметно дрогнул. Совсем немного, но я заметила. Лекс и сам это почувствовал, отчего разозлился и, встрепенувшись, резко повернул ключ зажигания, заводя машину.

– Лёш, слушай, – мне показалось, что я должна всё же сказать. – Ты хороший сын. И ты не виноват, что сегодня…

Я и сама не заметила, как коснулась ладонью его плеча. От этого движения Шевцов вздрогнул, как от удара током, и мне пришлось отдёрнуть руку.