Зона вне времени

– А я хотела бы такую небольшую корчму открыть где-нибудь возле большой дороги, от нас до московской трассы километров пятнадцать, машины без конца ездят. Ну, корчму, где готовят, как дома, всякий сельский харч…

– Мечтать не вредно, ты заодно библиотеку у дороги не собираешься открыть, чтобы читать вслух по вечерам? Придумала себе идиллию, а?

– Тебе лишь бы посмеяться.

– Женщины, прогулка окончена. Не разговаривать. Заходим внутрь.

– Ну, блин, окно бы открыли. Абзац, чем вы дышите?

– Что сегодня на ужин?

– Вроде перловка и рыбные котлеты. Можешь брать мои, я все равно их не ем.

– Рыбные?

– Нет, блин, свиные – ясен пень, рыбные.

– А ты?

– У меня то-се из магазина осталось. Не боись, с голоду подыхать не собираюсь.

– Спасибо, на самом деле жрать ненормально хочется. Сколько до ужина?

– Скоро уже. А почта сегодня была?

– Ау, девочки, никто не ест? И не ешьте пока.

– А что такое?

– Господи, да ничего – пойду, шефу позвоню!

– Что сделаешь?!

– Ты чего – со шконки рухнула?! На горшок пойду, вероятно, будет пахнуть, причем, не розами.

– Нашла время…

– Ну, знаешь – это не мы, это оно нас находит.

– Кошмар, конечно. В других хатах хоть фанерная перегородка есть, тоже, правда, до уровня глаз всего.

– А то! Все должно просматриваться – иначе возьмет кто да и повесится в сральнике, подложит говна администрации, так мы всё время должны быть начеку, усекла? И еще – чтобы ты понимала, что ты за чмо и где находишься, прав сходить по-человечески на горшок у тебя просто нет.

– Цыгане, говорят, во время этой процедуры газеты жгут, только они еще хуже воняют. Ладно, давай уже, делай, чего решила, чтобы успеть проветрить до ужина.

…Здравствуй!

Прости, что по-разгильдяйски долго не отвечала на Твое письмо; тому есть несколько причин, а первая и главная из них такова: в своей неповторимой несобранности я случайно вложила адресованное Тебе письмо в конверт, в котором хранила марки, – в результате сама оказалась без марок, Тебя же заставила призадуматься. Это целая отдельная история о том, как в панике я несколько дней подряд выворачивала наизнанку все свои вещи и, можно сказать, всю камеру, пока в конце бесплодных поисков не родилось подозрение, ГДЕ бы эти марки могли быть – подозрение, значительно окрепшее после Твоего письма. И у меня не было и мысли сомневаться в твоих финансовых возможностях, более того – здесь почтовые марки на вес золота, так что, пожалуйста – станешь отвечать, сунь их в конверт и пришли обратно. Ты знаешь, я не мелочна, просто тут все имеет несколько иную цену. Ну, а безграничная рассеянность свойственна мне, как цвет глаз, да.

Я покамест нахожусь в состоянии полувыжидания – всё еще в изоляторе, хотя и в другой камере. В какой-то момент у нас поднялась большая волна перемещений, а еще раньше от меня отселили тех девочек, что создавали хорошую, интересную во всех смыслах атмосферу. Так что, используя всеобщий переместительный угар, я смогла «перейти» в другую камеру, где опять, по большей части, нормальные люди. Не то, чтобы я была особо капризна и привередлива, напротив – вещи, которые мне в других людях казались неприятны и (как бы поточней выразиться?) непонятны, я понемногу учусь не принимать близко к сердцу. Однако здесь отношения между людьми окрашены – в принудительном порядке – в гораздо более яркие и густые тона. Сюда надолго помещены люди очень разного темперамента и культурного уровня; похожая ситуация могла бы сложиться в купе поезда, когда бы поездка продолжалась годы.

Добавь еще ощущение, возникающее от мысли, что поезд вовсе не движется из одного пункта в другой, но бежит себе по замкнутому кругу.

Отсюда, т.е., из изолятора, меня никак не переведут, из суда до сих пор удивительным образом не дошла повестка о вступлении в силу или приведении к исполнению, или как там, черт его дери, называют этот необходимый документ.

М.

Младшему брату

1

обманчив вечерний покой обманчив
остатки неба тремя узлами увяжет в платок
первый узел за гнев
второй за то, что не сдюжил
третий за то, что одинок
кто твои вехи сочтет
кто твое горькое выпьет –
города мутноватый квасок
не обрадует не освежит никак
лисонька-лиса неси меня за леса
пульс со смещенным центром веса
для улицы великовата птица – сейчас
за угол прыг-скок заячий шанс
уйти неузнанной
прийти жданной
у какой кикиморы сцежен
этот жидкий и кислый квасок
ноябрьских улиц сусло
кумушка-лиса – не судьба
в кармане остатки неба

а гнев да отчаяние
сгодятся в начале

2

Где взять уверенности, чтоб расписаться
в том, что выхода нету?
Дай, Господи, в гору взойти.
Дай, Господи, гору эту.

Этап

– Андерсоне, через десять минут с вещами на выход!

– Куда?!