Зона вне времени

– Ой, Боженьки, и где ж ты была?

– Да уж, наверное, в самом свинском месте на земле – в елгавском КПЗ. Даже не думала, что будет такой радостью в тюрьму вернуться. Ради Бога, зовите же санитара, я серьезно.

– Позову, не переживай. Сходишь в душ, все будет хорошо. Лена, позовите Ингриду, и пусть прихватит средство от вшей, у нас тут человек из Елгавы вернулся, думает, что с собой прихватил. Не волнуйся.

– В какую теперь камеру?

– Если хочешь, пойдешь в свою, место есть.

– Писем не было для меня за эти дни?

– Вот уж не знаю, если и были, получишь завтра.

…Описывать здешнюю жизнь, чем она отличается от жизни снаружи – а она отличается, поверь мне, и очень отличается, – можно долго, но, вероятно, нужно быть уж очень хорошим и точным рассказчиком, чтобы это получилось. Мне всегда нравилось наблюдать за людьми, характерами (сильный-слабый), мотивацией и развитием отношений, конфликтами – что, как и почему зарождается, действует и т.д. И здесь у меня широкое поле деятельности. Есть вещи, о которых мне, покуда я находилась снаружи, было, безусловно, известно – но я никоим образом с ними не соприкасалась. Тут же – нате, пожалуйста, во всей красе, со всеми страстями. Я говорю о т.н. «жрицах» однополой любви, которых лесбиянками в полной мере считать нельзя – на воле у большинства девушек есть парни, мужья, дети. Кажется, большинство возникающих между ними отношений вытекают не из одной только необходимости секса, без которого, конечно, трудновато молодой и здоровой женщине, но из невыносимого эмоционального голода. Вернее, из невозможности жить без каких бы то ни было отношений, вне той особой связи с другим человеком, второй «половинкой» любящей пары.

Порою кажется, что бурный поток впечатлений и собственное желание понять и постичь вот-вот истощат мою бедную головку, но, думаю, со временем все уляжется. А что поистине удивляет – так это мощь и серьезность вихря эмоций и страстей, подчиняющего жизни людей, их мысли и суждения чему-то такому, о властной силе чего прежде я лишь догадывалась. Я выражаю свои мысли хаотически, допускаю, но столько среди недавно увиденного и услышанного шокирующих открытий, такие всё это, будучи на первый взгляд абсолютно неприемлемым, имеет человеческие и человечные причины, инстинкт самосохранения и т.п., в том числе…

Единственной вещью, подлинно утомляющей и моментами даже подавляющей, остается нехватка одиночества. Да, я, когда надо, умею и «отключиться», но со временем начинает угнетать самая необходимость то и дело «вырубаться», заново «врубаться». Короче – среди самых мирных будней (а они далеко не всегда мирные), самой спокойной коммуникации чувствуется постоянное напряжение. А коротаю я свои будни за работой, если нет ее – читаю, много, кое-что пописываю, вяжу, обустраиваю какой-никакой быт.

Близится вечерняя поверка, так что попытаюсь окончить это долгое и несколько беспорядочное послание, в целом, в общем-то, отвечающее моим ощущениям здесь и сейчас – чтобы во время самой поверки отдать его дежурному, пусть уже отправляется дальше, к Тебе.

Очень жду Твоего письма и Твоих так называемых (Тобою) побасенок.

Право, очень-очень рада – М.

Страстная пятница

1

Как вьюжно перед Пасхою, как снежно, стыло,
снег стихнул, в темноте трава остыла.
– Ты болен, – молвит лбу рука, – и ты простыл.
Путь к дому тяжек, и, о Боже, так уныл.
Малы росточки-точки, поле закоченело – ты один,
тебе постыло?
А тот, кто обращается к Тебе на ты, о, Господи,
ему постыло?
Рта не раскрыть, пока один, пока ты о –
гляди, застыло.

2

Пожалуй, можно и воскликнуть
– Vive l'Empereur! – да только
не с кем чокнуться.
Напялить в тон асфальту нечто,
нацепить брусчатку, пусть не видят, не узнают.

Что говорит коллеге штопальщик сетей,
какие важные слова уместны,
пристали от ячейки до ячейки?
Слышать что-то лишнее.
Видеть что-то более.

Полушка голода
на языке остыла.
Твоя да будет воля,
Твоя – моей постыло – да.

Христианское радио

– Ну, сколько можно тянуть! Все ж наизусть знают, чего можно, чего нельзя.

– Завязывай давай трещать!

«Здравствуй, милый! Ну, что тебе рассказать – у нас все хорошо, малыш спит уже, устал сегодня – не дождался. В среду не удалось позвонить, но во вторник бросила в почтовый ящик письмо, в нем марки. Посылочку принесу в следующую среду, все собрала, что просил… Ну, что еще…»

– Брось, не тяни резину, если не знаешь, что сказать.

– Погодь, сейчас она в третий раз это скажет – ну, что еще тебе рассказать, и начнет про машину или про собаку. Беспонтово… только линию занимает не по делу.

– Что ты пыхтишь – тебе так и так сюда не звонят.

– Все равно – скучно, чего она из пустого в порожнее переливает.

«Айнарчик, добрый вечер! Вчера тебе выслал…»

– Господи, ну и терпение у папашки – почти каждый раз звонит. Послушаешь, приличный такой. А кто же у нас сынок?

– Скорее всего – или паскуда распоследняя, или случайно вляпался в дерьмо пацан. Папахен его звонит давно и регулярно. Раньше еще от супруги с мелкими приветы передавал, то в гости приходили, то созванивались, нынче как-то перестал. То ли девчонка хвостом крутанула, то ли разругалась со стариком.

– Да заткнетесь вы обе?!

«…и от мамы тебе привет. Спокойной ночи. Спасибо Христианскому Радио!»

«Здорово, девочки, Диана, Ирочка и Мала?я! Приветики всем. Давайте сюда поскорей! Здесь супер!! Щас у меня кредит кончится. Держитесь, девчонки дорогие! Диана, Ирка, я вас люблю и не забываю!»

– Это кто?

– Катя Маленькая, недавно вышла, подруг вот еще помнит, а визжит-то, как подорванная, сто пудов нажралась.

«Здравствуй, мама! Мы с папой придем к тебе на свидание через неделю. Чего тебе принести? Братик ведет себя хорошо, только не слушает бабушку. Звонила тетя Рита, сказала, чтобы ты держалась, и тебе привет. В школе у меня хорошо. Письмо твое получили. Жди нас на свидание. Мы тебя любим, братик тоже, только он спит уже… спокойной ночи, не грусти!»

– Должно быть, Элиткина мелкая, pa hodu.

– Не знаю такой.

– Да неважно.