– Джордж Толбойс, я мог бы понять это, если бы вы имели обыкновение плотно ужинать. Холодная свинина, да еще пережаренная, могла бы произвести такое действие. Вам нужна перемена, дорогой мой, – свежий ветерок Фигтри-Корт и умиротворяющая атмосфера Флит-стрит. Погодите-ка, – неожиданно добавил он, – нашел! Вы курили сигары нашего любезного хозяина, это все объясняет.
Они повстречали Алисию Одли полчаса спустя после того, как твердо решили покинуть Эссекс рано утром на следующий день. Молодая леди была весьма удивлена и разочарована, услыхав о решении кузена, и именно по этой причине притворилась, что это ей глубоко безразлично.
– Уж больно быстро вы устали от Одли, – заметила она беззаботно, – но, конечно, здесь у вас нет друзей, кроме родственников в Корте, а в Лондоне, без сомнения, у вас самое блестящее общество и…
– Хороший табак, – перебил Роберт Одли свою кузину. – Одли – замечательный старинный уголок, но когда приходится курить сушеные капустные листья, то знаете ли, Алисия…
– Так вы уезжаете завтра утром?
– Совершенно верно – экспрессом, который отбывает в десять пятьдесят.
– Тогда леди Одли упустит возможность быть представленной мистеру Толбойсу, а мистер Толбойс не увидит самую хорошенькую женщину в Эссексе.
– В самом деле… – пробормотал, запинаясь, Джордж.
– Самая хорошенькая женщина Эссекса вряд ли дождется восхищения от моего друга, Джорджа Толбойса, – заметил Роберт. – Его сердце в Саутгемптоне, где его ждет маленький кудрявый мальчишка, ростом не выше его колен, который называет его «большой джентльмен» и просит у него леденцы.
– Я собираюсь сегодня писать своей мачехе, – сообщила Алисия. – В своем письме она особенно интересовалась, как долго вы намерены здесь оставаться, и успеет ли она вернуться, чтобы принять вас.
Мисс Одли вынула письмо из кармана своей амазонки восхитительный блестящий кусочек бумаги необыкновенного кремового оттенка.
– Вот что она пишет в постскриптуме: «Непременно сообщи о мистере Одли и его друге, а то ты такая забывчивая, Алисия!»
– Какой у нее красивый почерк! – заметил Роберт, когда его кузина сворачивала записку.
– Да, хорош, не так ли? Взгляните, Роберт.
Она дала ему письмо, и он лениво рассматривал его несколько минут, пока Алисия похлопывала по изящной шее своей гнедой кобылки, которой не терпелось пуститься вскачь.
– Сейчас, Аталанта, сейчас. Давай записку, Боб.
– Это самая хорошенькая, самая кокетливая маленькая ручка, какую я когда-либо видел. Честное слово, Алисия, даже если бы я никогда не видел тетушку, я бы узнал, какова она, по этому кусочку бумаги. Да, вот оно, все здесь – пушистые золотистые локоны, словно очерченные карандашом брови, аккуратный прямой носик, победная детская улыбка – все это угадывается в этих изящных завитках. Взгляни, Джордж.
Но рассеянный и мрачный Джордж Толбойс не слышал их – он успел отойти на несколько шагов и, стоя у края леса, бил тростью по камышу.
– Не обращайте внимания, – в нетерпении произнесла юная леди. – Давайте письмо и позвольте мне уехать, уже больше восьми часов, а я должна послать ответ с вечерней почтой. Вперед, Аталанта! До свидания, Роберт, до свидания, мистер Толбойс. Счастливого пути.
Гнедая кобыла резво поскакала легким галопом, и мисс Одли успела скрыться из вида, прежде чем две крупные слезы, которые ее гордость все время загоняла внутрь, заблестели в ее глазах.
– И это мой единственный родственник, ближайший после папы, – негодовала она. – Ему нет до меня никакого дела!
Но по чистой случайности Роберт и его друг не уехали на следующий день, поскольку наутро молодой адвокат проснулся с ужасной головной болью и попросил Джорджа дать ему самого крепкого зеленого чаю, и больше того, чтобы они отложили свой отъезд на день. Джордж, конечно, согласился, и Роберт Одли провел весь день, лежа в комнате с задернутыми шторами и читая старые газеты.
– Это из-за сигар, Джордж, – все время повторял он. – Пусть хозяин не попадается мне на глаза до нашего отъезда, иначе будет кровопролитие.
К счастью, мир в Одли был сохранен, так как в Челмсфорде был рыночный день, и достойный хозяин таверны уехал за покупками для своего дома – среди прочего, возможно, за новым запасом тех самых сигар, что имели такое роковое воздействие на Роберта.
Молодые люди провели день скучно и бездарно, и ближе к сумеркам мистер Одли предложил прогуляться до Корта и попросить Алисию показать им дом.
– Это поможет нам убить время, Джордж, и все-таки жаль покидать Одли, не показав тебе старую усадьбу, а там, поверь мне, есть на что посмотреть.
Солнце клонилось к закату, когда они, пройдя коротким путем через луга, вошли в аллею, ведущую к арке, – мрачный, зловещий закат и мертвая тишина кругом, испугавшая птиц, собравшихся было запеть; вместо них в канавах квакали несколько лягушек. В неподвижном воздухе зловеще шелестели листья, но не от ветра; хрупкие ветви содрогались и трепетали в предчувствии надвигающейся бури. Те самые причудливые часы с одной стрелкой, которая перескакивала с одного часа на другой, показывали семь, когда молодые люди проходили под аркой, но на самом деле было уже около восьми.
Они нашли Алисию в липовой аллее: она гуляла в тени деревьев, с которых плавно опускались на землю увядшие листья.
Как ни странно, но Джордж Толбойс, редко что-нибудь замечавший, обратил особенное внимание на это место.
– Это напоминает кладбище, – заметил он. – Как мирно спали бы мертвые под этой мрачной сенью! Хотел бы я, чтобы кладбище в Вентноре было таким.
Они прошли дальше, к разрушенной стене, и Алисия рассказала им старую легенду, связанную с этим местом, – мрачную историю, одну из тех, без которых не обходится ни один старый дом, как будто прошлое – это одна сплошная темная страница горя и преступлений.
– Нам бы хотелось увидеть дом, прежде чем стемнеет, Алисия, – сказал Роберт.
– Тогда нам следует поторопиться, – ответила она. – Пойдемте.
Она провела их через открытое французское окно, модернизированное несколько лет назад, в библиотеку, а оттуда в холл.
В зале они прошли мимо бледной горничной госпожи, которая украдкой, из-под белесых ресниц, бросила быстрый взгляд на молодых людей.
Когда они поднимались наверх, Алисия обернулась и заговорила с девушкой:
– После того как мы побываем в гостиной, мне бы хотелось показать этим джентльменам комнаты госпожи. Они в порядке, Феба?
– Да, мисс, но дверь прихожей заперта, и по-моему, миледи забрала ключ с собой в Лондон.
– Забрала ключ! Невозможно! – удивилась Алисия.
– Да, мисс, но я думаю, это так. Я не могу найти его, он всегда был в двери.
– Клянусь, – промолвила Алисия в нетерпении, – это так похоже на госпожу, одна из ее глупых причуд. Она, видно, боялась, что мы заберемся в ее комнаты и будем рассматривать ее красивые платья и рыться в ее драгоценностях. Это весьма досадно, так как лучшие картины висят в той прихожей. Там есть и ее собственный портрет, незаконченный, но очень похожий.
– Ее портрет! – воскликнул Роберт Одли. – Я бы отдал что угодно, чтобы увидеть его, поскольку не рассмотрел хорошенько ее лицо. Можно проникнуть туда каким-нибудь другим путем, Алисия?
– Другим путем?
– Да, через другие комнаты?
Его кузина покачала головой и повела их в коридор, где висело несколько семейных портретов. Она показала им обитую гобеленами комнату, где огромные фигуры на выцветшем полотне выглядели угрожающе в свете сумерек.
– Похоже, тот парень с боевым топором не прочь размозжить Джорджу голову, – заметил мистер Одли, указывая на свирепого воина, чья поднятая рука виднелась из-за темной головы Джорджа.
– Пойдем отсюда, Алисия. Эта комната сырая, и здесь водятся привидения. Сдается мне, все привидения – результат сырости. Вы спите в сырой постели – и неожиданно пробуждаетесь посреди ночи, дрожа от лихорадки и видите, что у изголовья постели сидит старая леди в придворном костюме времен Георга Первого. Старая леди – результат несварения желудка, а лихорадка – это влажные простыни.
В гостиной зажгли свечи. В Одли-Корт никогда не было новомодных ламп. Комнаты сэра Майкла были освещены толстыми восковыми свечами, стоящими в массивных серебряных подсвечниках.
В гостиной мало что можно было увидеть, и вскоре Джордж Толбойс устал рассматривать красивую современную мебель и картины.
– А нет ли какого-нибудь потайного хода или старинного дубового сундука, ну что-нибудь эдакое, а, Алисия? – спросил Роберт.