Мой любимый шпион

Нынешняя непринужденность в этом кругу стала для него сродни той, которую он испытывал рядом с Сюзанной. По-видимому, он навсегда разучился чувствовать себя своим среди обычных людей. Усмехнувшись, Симон произнес:

– Мы выглядим настолько респектабельно, что мне невольно думается, что где-нибудь в другом месте я бы вас не узнал.

– Трудно выглядеть хуже, чем при нашей первой встрече, сразу после того, как нас выловили из реки Дору, – сухо заметил Хокинс. – В ту ночь мы не рассказывали о своем прошлом, а я не прочь побольше узнать о каждом из вас: откуда прибыли, чем занимались, что привело вас в тот подвал.

– В моем прошлом нет ничего примечательного, – отозвался Симон. – В Португалии я выдавал себя за француза, но на самом деле англо-французского происхождения. Моя мать была англичанкой, и я провел в Англии больше времени, чем во Франции. Когда рухнул Амьенский мир, я решил уйти в британскую армию, где дослужился до полковника военной разведки. – Он едва заметно улыбнулся. – Обычно я отправлялся на разведку в армейском мундире. В подвале же вместе с вами я очутился потому, что совершил эту вылазку в штатском.

– Опасная затея, – понимающе кивнул Мастерсон. – Я поступил так же, потому и попал вместе с вами в подвал. А в остальном моя жизнь была проста и незамысловата. Я родился в Оксфордшире и учился вместе с Киркландом. – Он чуть помедлил, будто решая, ограничиться ли уже сказанным. – Мне всегда хотелось служить в армии, поэтому я купил офицерский патент и ушел воевать за короля и отечество. Почти все следующие годы я провел на Пиренейском полуострове, а патент, как только представился подходящий момент, продал.

– И по пути домой нашли себе блистательную амазонку, – подсказал Симон.

– Чему особенно рад, – рассмеялся Мастерсон.

– А я немного разочарован, – заметил блондин. – Помнится, расставаясь в Португалии, мы выяснили, что при знакомстве несколько исказили свои имена, однако вы оказались и в самом деле Дювалем и Мастерсоном, как и представились с самого начала. – Он усмехнулся. – Так вот: теперь я Кингстон, но предпочитаю зваться Гордоном – как в том подвале. Это одно из моих имен.

– Каков был ваш жизненный путь до той ночи и после нее? – осведомился Хокинс.

– Моя учеба закончилась после нападения на титулованную особу, за что меня приговорили к ссылке в Новый Южный Уэльс, – ответил Гордон. – После побега из поселения каторжников я много и беспорядочно скитался – где только не побывал и чем только не занимался. А после Португалии я решил приступить к искуплению своих грехов, о чем мы и говорили в подвале, поэтому вернулся в Лондон и стал кем-то вроде специалиста по решению всевозможных затруднительных ситуаций.

– И человек он на редкость сведущий, – заметил Киркланд. – Как профессионал, я сожалею о том, что вы сделали выбор в пользу респектабельности.

– Это вы виноваты, что отправили меня с тем последним поручением. – Гордон кивнул в сторону Хокинса. – Мне требовалось пересечь Атлантический океан, а Хокинс был готов рискнуть и войти в район боевых действий. Во время плавания мы и скрепили узы нашего знакомства выпитым бренди.

– Кстати, о смене имен… Я тоже пользуюсь одним из своих настоящих, – объявил Хокинс. – Фамилия моей семьи – Венс, но я начал называться своим средним именем, Хокинс, еще в то время, когда уволился после службы в Королевском флоте. С тех пор я стал моряком торгового флота и, в конце концов, приобрел на капитал весьма сомнительного происхождения собственное судно. – Он усмехнулся. – Очень быстрое судно, в самый раз для прорыва блокады.

Симон невольно вздрогнул, подавшись вперед, спросил:

– Так вы тот самый лейтенант Венс, которого выгнали с флота за то, что в разгар боя унес раненого мичмана с палубы? Поскольку же все, кто был старше вас по званию, погибли или получили ранения, вас обвинили в том, что вы покинули свой пост в боевых условиях, верно?

Хокинс кивнул.

– Да, верно: именно так все и было, – но откуда вы узнали?..

– Дело в том, что юношей, которого вы спасли, был мой кузен Лукас Мандевилл. – Симон судорожно сглотнул. – В сущности, он мне как родной брат.

– Он оправился от ран? – Хокинс впился взглядом в собеседника. – Лукас был очень тяжело ранен, и корабельный доктор сомневался, что он выживет. Я так и не узнал, что с ним стало.

– Он оправился, хотя и не сразу, – ответил Симон. – И как только смог, вернулся на действительную службу. Он говорил, что это его долг, ибо флот лишился будущего адмирала, когда вас уволили за его спасение.

Хокинс пожал плечами.

– Возможно, но этот жизненный поворот мне по душе. Окажись я сейчас в тех же обстоятельствах, – поступил бы так же, как в тот раз. Рад слышать, что Лукас поправился. Что случилось с ним потом? Если можно, я хотел бы увидеться с ним.

– Его корабль потопили французы, и он числится в списках пропавших без вести. Есть вероятность, что он попал в плен и был увезен во Францию, но Лукас не прислал ни единого письма, а в его банке говорят, что он ни разу не запрашивал денежных переводов, которые могли бы сделать более комфортной его жизнь в плену. – Симон тихо вздохнул. – После отречения императора прошел уже почти год, а от Лукаса все нет вестей, так что, видимо, пора смириться с мыслью, что и его самого больше нет.

– В поисках одного пропавшего друга я стал знатоком разных мест во Франции, где содержали в плену британских офицеров, – проговорил Киркланд. – У вас была возможность детально выяснить подробности исчезновения вашего кузена?

– Увы, нет. До недавнего времени я был занят на континенте. – Стараясь не выдать вновь вспыхнувшей надежды, Симон спросил: – А вы нашли вашего пропавшего друга?

– Да, нашел. Причем там, где никак не ожидал найти. Если желаете, мы могли бы обсудить материалы, которые я собрал, пока разыскивал Уиндема.

– Мне бы очень этого хотелось, – сказал Симон. К черту доводы рассудка! Не стоит пренебрегать даже призрачной надеждой.

– Хорошо, поговорим позднее, – пообещал Киркланд.

Симон с благодарностью кивнул и тут же проговорил:

– Четверо из нас, пятерых, здесь. И, судя по всему, все мы довольны жизнью. Но известно ли что-нибудь о Чантри?

– Я виделся с ним в Константинополе, – сообщил Хокинс. – Он выполнял обязанности помощника по особым делам при британском посланнике. По-турецки говорил как на родном языке и располагал обширными связями среди местных жителей. И он оказал нам неоценимую помощь, когда мы спасали Рори, ее кузину и Сюзанну. По его просьбе я оставил письмо с его адресом у Хатчерза. Гордон, вам, должно быть, будет небезынтересно узнать, что его настоящая фамилия Рамзи.

– Отлично! Стало быть, среди нас все-таки нашелся достаточно скрытный человек, – с усмешкой откликнулся Гордон.

Тут появился слуга, который прошел в противоположный угол комнаты и что-то негромко сказал леди Киркланд. Та кивнула, поднялась и, окинув взглядом всех присутствующих, сообщила:

– Ужин подан, так что предлагаю продолжить наши увлекательные беседы в столовой. – Она улыбнулась и добавила: – Строгого плана размещения за столом нет, так что садитесь как пожелаете.

«Тем лучше», – подумал Симон, направляясь к Сюзанне. В эту минуту она казалась веселой и молоденькой – совсем как девушка, с которой он познакомился много лет назад.

Сюзанна встала, взяла его под руку и одарила взглядом искрящихся зеленых глаз. Он улыбнулся в ответ, думая о том, что она все больше ему нравится, и спросил:

– Довольны вечером?

– Да, очень! Дамская компания подобралась на редкость разнообразная, и все здесь гораздо приветливее знатных эмигрантов, не скрывающих презрения ко мне.

И в тот же миг Симон решил, что и ему нравятся присутствующие здесь женщины – даже те из них, с которыми он еще не успел познакомиться.

– С нетерпением жду возможности побеседовать с ними. Из них я знаю только Афину Мастерсон – познакомился с ней в Сан-Габриэле, вскоре после отречения императора.

– До сегодняшнего дня я никогда не слышала о такой стране, – призналась Сюзанна. – Ах, сколько новостей из Европы прошло мимо меня за время моего пребывания в Константинополе! Кстати, я заинтригована… Оказывается, вас посвятили в рыцари ордена святой Деолинды и в подтверждение дали огромный и блестящий медальон. Его и впрямь невозможно пробить пулей?

– Ручаться я бы не стал, – хмыкнул Симон. – Но он впечатляет. Афина и Уилл тоже получили медальоны – более заслуженные, нежели мой. Она, вероятно, поскромничала и не стала рассказывать вам свою историю, но я готов, если вам интересно.

– Да, очень!.. – Сюзанна невольно сжала его руку. – Знаете, ни одна из дам даже не поморщилась, когда я упомянула о своем прошлом.

– Вы рассказали им?.. – удивился Симон.

– Я решила, что если хочу подружиться с ними, то должна быть откровенной. – Сюзанна помолчала. – А если бы они отнеслись ко мне с презрением, то не стоило бы тратить на них время.

– Весьма прагматичный подход, – заметил Симон, впечатленный ее смелостью.

– Пока живешь в гареме, лишаешься иллюзий. – Сюзанна искоса взглянула на кузена. – В целом беседа была на редкость откровенной. Думаю, вы, джентльмены, сбежали бы, услышав ее. А мы выяснили, что у нас много общего. Взять, к примеру, Калли – ту красавицу с волосами оттенка розового золота. Ей тоже приходилось зарабатывать себе на хлеб рукоделием. С нетерпением жду возможности снова побеседовать с ней.

«Выходит, Калли, аристократически хрупкая и изнеженная, была швеей?» – мысленно удивился Симон, а вслух заметил:

– Должно быть, ей есть что рассказать, – заметил он.

Сюзанна кивнула.