Часы

Я улыбнулась:

– Поверь, со Скоттом я справлюсь получше тебя! Не переживай.

Я уже собралась идти, но Джейк схватил меня за руку и грубо притянул к себе, заключив в объятия. Я не успела никак отреагировать, потому что он жадно впился в мои губы, словно никогда их больше не коснется. Такая близость, заставлявшая раньше воздух плавиться и словно магнитом тянувшая нас друг к другу, подначивала на множество жарких и долгих поцелуев, которые тут же всплыли в моей памяти. И я ответила. Несмотря на неловкость, которую испытала от его поступка. Поддалась прямо у Скотта на глазах, зная, что пожалею…

Внезапно мне захотелось, чтобы наши магниты оказались одинаково заряженными и оттолкнулись друг от друга – по законам физики, не требуя каких-то объяснений. Но Джейк все еще был рядом, не давая мне возможности уйти. И восторг, который на секунду захватил меня от внезапности, угас так же быстро, как прогоревшее дерево в облитом керосином костре.

Когда я подошла к Скотту, он не переставая смотрел на Джейка и никак не отреагировал.

– Эй, я тут. Мы идем куда-то или нет?

– Идем! – рявкнул тот и, раздраженно сжав зубы, быстро пошел прочь.

Мне пришлось едва ли не бежать, чтобы поспевать за ним. По пути он нагнулся и взял в руки валявшуюся на песке палку. Она была изрыта маленькими дырочками, из которых тут и там выглядывали крохотные белые ракушки. Это была единственная палка, которую мы подобрали.

Мы уходили все дальше от нашего места, и в какой-то момент мне показалось, что Скотт перестал понимать, куда идет.

– Ты ведешь меня куда-то? – бросила я ему в спину, но он продолжил молчаливое шествие. – Может, ответишь?

Он резко развернулся, и я натолкнулась на него. Он тяжело дышал.

– Мы идем туда, – он кивнул головой куда-то в сторону.

Действительно, слева от нас, за кустарником, пряталась маленькая бухточка, со всех сторон окруженная черными скалами. На узкой – всего в несколько метров – полосе пляжа не было ничего, кроме пары крупных обломков деревьев, которые выбросило на берег. Не считая еще недавно горевшего костра.

– Это место уже занято, разве ты не видишь?

– Вижу. Его занял я.

Я разозлилась. Но вместе с тем мне стало интересно. Странное чувство.

– Хвороста наши не дождутся… – протянула я и с упреком посмотрела на него.

– Они уже все напились. Им не до этого, – Скотт протянул мне руку, и я оперлась на нее.

– С этим поспорить трудно.

Мы стали спускаться по узкой тропинке. То ли дело было в том, что Скотт заранее ознакомился с местом, то ли он прекрасно видел в темноте, но он ступал уверенно и грациозно, как кошка, чего нельзя было сказать обо мне: я пару раз споткнулась и расцарапала о ветки все ноги. Если бы не его ладонь, в которую я под конец вцепилась мертвой хваткой, я бы скатилась к воде кубарем.

Здесь было спокойно. Единственным звуком, который нарушал тишину, был монотонный шум волн. Хотя, если прислушаться, вдалеке можно было различить звонкий смех Мэри – ее пронзительный голос можно было услышать и за милю, если она разойдется.

Скотт устроился на краю одного из созданных природой «шезлонгов» и ударил палкой по сгоревшей головешке – вверх мигом поднялся столб красных искр.

– Присядешь?

Пространство вокруг нас было крохотным, как комната. Необычная комната, где стенами служили темные глыбы, а вместо потолка было бесконечное небо, усыпанное звездами.

Я растянулась на бревне напротив Скотта и жестом предложила ему сделать то же самое. Он хотел было сказать что-то, но потом бросил палку на песок и, ловко закинув ноги, лег на спину. Я взглянула на него: он положил под голову руки и смотрел перед собой. На его губах была едва заметная улыбка. Наконец-то он справился со злостью.

Я перевела взгляд на небо.

Стареющая луна над водой напоминала отколотое блюдце, из которого в разные стороны разлетелись сухие крошки… Звезды. Целая россыпь маленьких искорок на темно-синем фоне. Где-то там их миллиарды, но те, что ближе, зачаровывают своим загадочным сиянием настолько, что забываешь обо всем, глядя в безмолвную мигающую бесконечность. Очень хочется сделать снимок, чтобы пасмурными вечерами изучать небольшие точки на небе. Чтобы они были близко, когда на самом деле – так далеко… Но их мерцание нельзя запечатлеть. Точно не камерами телефонов, что всегда под рукой и уже даже не сопровождают, а ведут нас по жизни. Да и мощные широкоугольные объективы тоже бессильны, пусть и передают наиболее точную картинку. Этот особый свет дано уловить только глазами и… сердцем. Падающая звезда слишком быстро гаснет. Слишком стремительно ускользает. Здесь, на Земле, ее не поймать, как ни пытайся. В жизни есть вещи, которые не прячутся за материальной оболочкой. Которые ощущаешь, пусть даже не знаешь, в какой форме и с какой силой они перед тобой предстают. Да и не нужно. В такие настоящие, не побоюсь этого слова, моменты, живешь. И каждое мгновение – как та далекая искра, которая может в любую секунду сорваться с места и ненадолго описать в темной пустоте полукруг. Она останется в памяти, и, стало быть, кто-то загадает под ее прощальный танец желание.

Да. Ради этого стоит смотреть на звезды – и позволять им заглядывать в душу…

Каково это было? Приоткрыть душу для такой сверхмощной звезды, как Скотт, а потом неосторожно дать ей понять, что для твоей вселенной она не подходит? Каково было продолжать делать вид, что все правильно, когда маленькая пустота, с каждым днем разраставшаяся в черную дыру, все больше затрагивала окружающих? Правильно, как же… О таких мыслях лучше молчать.

Но Скотту нужно было поговорить. Конечно, когда нам наскучило безмолвно созерцать небо, мы встали, и Скотт поманил меня к черной горке на песке. Так мы откопали пару запеченных картошин, каждую из которых он до этого бережно завернул в фольгу.

– Все гениальное просто, – я откусила маленький кусочек. Раздался такой аромат, что у меня сразу возникло желание запихать картофелину в рот целиком.

– Для тех, кто понимает, – Скотт вскинул подбородок и уставился на меня. – Но не все понимают, верно?

Этот взгляд не оставлял сомнений в том, что важный разговор уже начался. Я парировала:

– Ты же знаешь, на вкус и цвет…

– Давно вы вместе? – Скотт серьезно посмотрел на меня, и лед в его глазах моментально заморозил мое сердце.

Вот так вот сразу, без обиняков?

– Шесть лет будет…

Он обиженно хмыкнул:

– Мечты сбываются, да?

Я ничего не ответила и потянулась за палкой. Какое-то время постояла молча. Потом медленно сгребла угли в одну кучу. Горка тлела и напоминала собой маленький разъяренный Рейнир. В щели между черными выступами проскальзывали тонкие струйки горячего воздуха, и вокруг них все дрожало и расплывалось. Вулкан ведь рано или поздно проснется, не так ли?

Пауза была слишком долгой. Я ждала, сама не знаю, чего.

– Ты ничего не скажешь?

Я повернулась на его голос, и он вопрошающе уставился на меня.

– Я уже привыкла, – я тяжело вздохнула, не соврав.

Правда, с которой я была наедине уже который месяц, осознание которой поначалу вышибло из меня весь дух, будто меня долго трясли вниз головой над огромной чашей, куда суждено было выскользнуть моей радости, моей бесконечной вере в хорошее… Мне на самом деле было тяжело, но Скотту показалось, что я играю.

– Привычка – это когда люди влюбляются, сходятся, живут вместе, через какое-то время любовь проходит, а менять что-то страшно из-за чувства ответственности и благодарности. Это привычка.

– К чему это, Скотт?

– В смысле?

– Какая разница? Ты же все для себя решил, – я сжала палку двумя руками, и она хрустнула. – И, мне помнится, лет так шесть назад.

Его скулы заходили ходуном.