Часы

Холодно, отстраненно. Злобно. Глядя мне в глаза. Я ее ударил. Я врезал ей пощечину и обругал, после чего разбил рожу еще одному придурку ушел. На заправке со мной решили не связываться и безропотно продали бухло. В машине за несколько километров от коттеджа я надрался. Мне было очень плохо, такого я от нее не ждал. И опять, меня бесило то, что она меня бросила. Меня бросали все, кто был мне дорог. Мне стоило первым отворачиваться от них, раз я не мог их удержать? И какой смысл?

Я не понимал, что мне делать, и просто давил на педаль газа, оставляя позади змеиное логово, заставляя лес мутной черной массой проноситься мимо. Безлюдное пустое шоссе. Ночь, плавно переходящая в утро. Боль в груди и бешеный стук сердца в голове. И ярость, которая заставляла выжимать из машины все соки. Я слился воедино с темнотой и ветром, и так же быстро и неуловимо несся вперед. Я чувствовал себя сильным и неуправляемым, и мне это нравилось. Я включил радио и орал рок-н-рольные песни, и мне становилось легче.

На бешеной скорости я пересек мост и оказался на ровной асфальтированной дороге посреди бескрайнего поля. Небо раскинулось надо мной шатром, звезды все еще мерцали на нем, музыка звучала в ушах… Я забылся. Я созерцал красоту. Все было похоже на счастливую сказку, что шла вразрез с моей жизнью. Но я знал, что это реально, так же, как и я, и восхищался декорациями моего сольного выступления.

И совершенно отвлекся от дороги. Зачем мне нужно было следить за серым асфальтом, когда над головой развернулась такая пляска огоньков?

Меня вернул к реальности резкий удар, он был настолько сильным, что я потерял управление, и меня закружило на дороге. Это была дикая карусель, и меня замутило. Хорошо, я пристегнул ремень, иначе бы меня швыряло по салону, как одежду в стиральной машине. Я с силой надавил на тормоз и с перепугу потянул на себя ручник.

Через несколько секунд все прекратилось. Я судорожно втягивал в себя воздух и ощупывал тело в поисках переломов. Ничего. Абсолютно. Лишь легкая резь от ремня, который впился мне в грудь. Я стал оглядываться. Пустая дорога. Ничего. На первый взгляд.

И тут справа мелькнуло желтое пятно. Я поморгал глазами в надежде, что почудилось. Но нет. Я отстегнул ремень и опустил стекло. Высунувшись, я заметил справа в кювете желтое свечение. От страха я выругался и схватился за руль. Черт, произошла авария, надо побыстрей сматываться. Но я прирос к одному месту. Что, если там люди?

Ну конечно там были люди, машина сама ехать не могла! Я собрался с духом и вылез наружу. Меня колотила дрожь. Я сделал два неуверенных шага и остановился. А потом побежал. Я почти кубарем скатился по склону и увидел перед собой лежавший на крыше серебристый седан. Он весь был смят, как использованная банка из-под газировки, тонированные стекла потрескались. Я огляделся по сторонам – никого вокруг. Ни единой души, кто мог бы помочь. Кроме меня. В голове мелькнула эгоистичная мысль: «К лучшему!» Ни к чему лишние свидетели.

Я аккуратно присел на корточки и вгляделся внутрь салона. Темнота. И тут я услышал отчетливый скрежет. Он доносился изнутри. Мое сердце опустилось в пятки. Я открыл переднюю дверь, и в меня вцепилась окровавленная рука. Я заорал и отскочил в сторону, и она тут же повисла. Нужно было что-то делать. Я залез внутрь и увидел женщину. Худую, лет тридцати, блондинку. Она висела на ремне вниз головой и не шевелилась. Со лба ее стекала кровь. Я запаниковал и резко выпрямился. У меня закружилась голова, и я облокотился на горячее колесо. Резкий запах резины привел меня в чувство, и я попытался собраться с мыслями.

Ей нужна помощь. Она ранена и, возможно, умрет. Я бы не хотел умереть, зная, что никто не попытался мне помочь.

Я глубоко вздохнул и залез в салон.

– Мисс… Мисс, Вы меня слышите? – я дотронулся до ее плеча.

Через несколько секунд раздался страшный хрип, и я вздрогнул.

– Сейчас я Вас вытащу, потерпите немного.

Я лег на спину и заполз в салон. Очень аккуратно я отстегнул ремень, и женщина повалилась на меня. Мое лицо оказалось в ее крови, но я каким-то чудом сохранил самообладание. Медленно, раскачиваясь из стороны в сторону, я пополз наружу. Потом, осторожно перекатившись в бок, расположил женщину на траве. Ее лицо было липким и сплошь красным. Она прохрипела и открыла глаза. Эти голубые глаза напомнили мне глаза сестры, и я ужаснулся. Но это была не она.

Женщина посмотрела на меня и прохрипела что-то. Я не разобрал слов и покачал головой. Тогда она, видно, собрав последние силы, указала пальцем на машину. Я оглянулся. Неужели в машине был кто-то еще?

Я на корячках подполз в задней двери и с закрытыми глазами распахнул ее. Мне на колени упало что-то тяжелое. Я раскрыл глаза и замер. Передо мной была девочка, на вид лет восемь, с двумя чудесными косичками и такими же голубыми, как у матери, глазами. Ее пухлые губы были приоткрыты, а взор устремлен ко мне. Такой непонимающий и печальный. На ней не было ни капельки крови, лицо чистое, с розовым румянцем на щеках.

– Малышка, все будет хорошо, сейчас…

Она даже не шелохнулась. Может, у нее сломался позвоночник? Я закусил губу и продолжил.

– Не переживай, все будет хорошо, я позвоню в скорую, и они вас вылечат и…

Ничего. Тот же упрек в глазах и странное выражение на лице. И тут я заметил, что девочка не дышит. Она вообще не двигалась. Была… неживой.

И я заплакал. Впервые с тех пор, как погибли родители. Слезы капали ей на лицо, и я виновато стирал их с ее щек, и рыдал все сильнее. Потом я стал кричать, и женщина тихо заверещала позади меня, что-то хрипя. Я оставил девочку и подполз к матери. В ее взгляде читалась мольба, а рот искривился. Я покачал головой, и ее затрясло. Из груди вырвался страшный утробный вскрик, который тут же поднял меня на ноги. Я бежал сломя голову, словно за мной гналась стая голодных волков, и как только оказался в своем джипе, тут же надавил на газ.

По небу разливалось розоватое зарево, и все короче становились тени фонарных столбов. Мои руки тряслись, и я мертвой хваткой вцепился в руль. По щекам текли слезы. Они не переставали уже два часа, и после того, как я позвонил в скорую и описал точное место аварии, стало только хуже. Я отгонял от себя мысль, что это случилось по моей вине. Что виноват я. Я залез в родительский дом и сразу кинулся на кровать, задернув все шторы, с единственным желанием – уснуть, а, проснувшись, понять, что все это – страшный сон. Но мне не удалось.

Как только я закрывал глаза, передо мной появлялось лицо той девочки.

***

Раздался тихий стук, и дверь открылась. Джейк зачем-то передвигался на цыпочках, держа в руках плоскую картонную коробку. Я отвернулась и посмотрела в окно: красные лучи врезались в пушистые облака и сквозь них побирались на подоконник. От него шла длинная тень прямо к ножкам кровати. Я прислонила подушку к изголовью и села, обхватив колени руками. Я не собиралась с ним разговаривать.

Вдруг в тишине послышался испуганный возглас и, обернувшись, я увидела, как Джейк ловит в полете пустую стеклянную вазу, еще секунду назад стоявшую на тумбочке. Не помню, когда последний раз в ней появлялись цветы…

В конце концов ему удалось пристроить коробку на углу, и он виновато присел на край кровати.

– Ты заказала пиццу, спасибо!

Я молчала. Он вздохнул:

– Слушай… Я был не прав. Прости. Это действительно страшно. Марвин был… несчастным человеком.

Я посмотрела на него. Это не была попытка подлизаться – он действительно переживал.

– Ты докуда дочитал?

– До того места, где ты остановилась, – он достал из кармана широких тренировочных штанов свернутую в трубочку тетрадь и протянул ее мне. – Там закладка…

– Ты зачем ее так скрутил? – я не собиралась повышать голос, это получилось само собой. Глаза Джейка мгновенно вспыхнули.

– Это же просто тетрадь!

– Это не просто тетрадь! – я вырвала дневник Марвина из его рук и начала бережно распрямлять обложку.

Он обиженно уставился на меня. Во взгляде читался упрек. Мое лицо окаменело, не выражая никаких эмоций, хотя внутри было очень больно: словно лупишь в стену мячом, а он, отскакивая, каждый раз попадает на ушибленное место, норовя узнать, как долго у тебя получится терпеть. Джейк всегда был для меня надежной крепкой стеной, способной заслонить меня от любых бед. Но он не был глухой стеной, от которой безрезультатно отскакивают всякие доводы. Неужели он хотел отгородиться от меня?

Я знала, что слабое «прости» ничего не исправит – он его не услышит. Не потому, что я произнесу его тихо, а просто. Кажется, мы разучились друг с другом говорить.

Я вытянула вперед руку, но он даже не шелохнулся, и мне пришлось нагнуться к нему, чтобы прикоснуться пальцами к его холодной ладони. Я сильнее сомкнула пальцы, и он пристально вгляделся в мое лицо, пытаясь понять, что у меня на уме. А я всего лишь хотела, чтобы он был рядом. Потому что сейчас казалось, что я смотрю на него в подзорную трубу, как на далекий остров где-то на горизонте, который едва угадывается по силуэту.

– Прости… Я слишком близко приняла все к сердцу…

На удивление Джейк перестал напоминать ледяное изваяние и, придвинувшись ближе, прошептал:

– Я понимаю. Это все-таки брат Сьюзан. Ты так ее любишь… Я не должен был.

Он задумчиво посмотрел на тетрадь и, аккуратно взяв ее в руки, быстрым движением пролистал страницы от корки до корки. Я замерла, боясь, что он внезапно разорвет ее пополам, но он лишь захлопнул ее, зажав между ладонями.

– Все-таки не верится, что у нее был брат.

Он едва заметно улыбнулся, и я искренне обрадовалась тому, что очередная буря миновала.

– Жалко его.

– Да… Тяжелая судьба.

– Мне кажется, он был очень одиноким.

– Он сам виноват. Он оттолкнул от себя единственного родного человека…