Полумрак сгущался. Сколько же прошло времени?
Софи выбралась из машины и ее первым порывом было убежать: мать явно собирала вещи и хотела увезти ее как можно дальше. Что за глупости? Она что, правда считала, если посадить дочь на самолет, та не сможет вернуться? Или… Софи вздрогнула, поняв, что не знает, поехал бы за ней Гадес настолько далеко? Или махнул рукой и вернулся к увлекательному времяпровождению с Хель?
Но уйти Софи не могла. Хотя настойчивое ощущение тянуло ее прочь, она не хотела оставлять Амона, особенно сейчас, в сумерках.
Шаги отдавались в затылке болью, но вполне терпимой, и Софи не могла понять, эти ощущения после зелья матери?
Дверь дома не была заперта, и Софи понадеялась, что ей удастся проскользнуть незаметно. Амон оказался там же, где она помнила его в последний раз: на диване в гостиной. На столике стояла пустая чашка, Амон крепко спал, неуклюже притулившись на диване.
Софи потрясла его за плечо, стараясь не шуметь. Амон зашевелился, но не проснулся. Тогда Софи продолжила более настойчиво.
– Что? – Амон наконец-то открыл глаза, поморгал, пытаясь сбросить сонливость. – Сеф? Что происходит?
– Мать нас усыпила. Ты как?
– Спать хочу.
Он сел, явно с трудом приходя в себя. Похоже, мать хотела так и бросить его здесь, а Софи увезти подальше. Вот что за идиотизм? И Софи стало не по себе: значит, мать отлично знает, как усыпить бога. А она-то наивно думала, что такие штуки на них тоже не действуют.
– Софи, дорогая, оставь своего друга. Нам пора.
Мать стояла в дверях и мило улыбалась. В руках она держала еще одну сумку, в которой Софи узнала свою собственную.
– Я никуда с тобой не поеду! – твердо сказала Софи. – Ты усыпила нас! Это переходит все границы.
– Ты сама не знаешь, о чем говоришь. Софи, поехали. Амон, будь благоразумен.
Мать сделала несколько шагов в комнату, как будто хотела взять дочь за руку и силой выволочь на улицу. И Софи внезапно с ужасом поняла, что та вполне способна это сделать. Вцепившись в плечо севшего Амона, Софи думала, что он еще явно не проснулся до конца, но, к ее удивлению, Амон тряхнул головой.
И в полумраке гостиной разом вспыхнули все лампы: старенькая люстра под потолком, торшер, настольная. Да так ярко, что тени будто отпрянули в стороны. Мать остановилась и удивленно подняла бровь:
– Научился паре фокусов? Не думаю, что управлять электрическим светом ты можешь так же хорошо, как солнечным.
Но она не двигалась с места, и внезапно Софи поняла, что мать просто не может. Это отразилось в удивлении на ее лице, в выпавшей из рук сумке. Свет будто облеплял ее, как паутина, не давал двигаться. Воздух наполнился потрескивающим электричеством, статикой, запутывающейся в распущенных волосах Софи.
– Дай нам уйти, – тихо сказал Амон.
И это был голос древнего божества. В нем отражались восходы и закаты, видевшие, как возводились пирамиды в честь истлевших владык, тепло нагретого солнцем песка и запах горьковатой полыни.
Софи могла поклясться, она видела, как ее мать дрогнула. А потом улыбнулась, и это выглядело почти жутко:
– Я буду сражаться за свою дочь хоть со всем миром. И с тобой, если нужно.
Воздух в комнате сгустился, а боль в затылке Софи стала еще сильнее. Липкий свет не уменьшился, но его как будто прорезал аромат свежей зелени, зашелестели спелые колосья. Отчетливо запахло сеном.
Свет отпрянул, лампы потускнели, хотя не погасли, когда Амон вскинул руки к шее. Софи почти видела крепкие побеги, которые охватили его горло – вряд ли могли серьезно навредить, но, когда Амон начал задыхаться, а его тело медленно приподниматься в воздух, Софи поняла, что Деметра хочет, чтобы он просто потерял сознание.
– Мама! Хватит!
Софи не могла расцепить невидимую хватку на шее Амона. Она ощущала только бессилие – и страх.
– Мама! Я пойду с тобой, прекрати!
Но Деметра ее даже не слушала.
Софи не поняла, слышала ли стук в дверь – вряд ли вообще стучали. Громкий хлопок привлек внимание, и Софи поняла, что распахнутая входная дверь ударилась о стену. Через мгновение Сет уже стоял в дверях, оценивая происходящее.
Он не говорил, не просил и не предупреждал.
Софи ощутила, что Сет тоже выпустил свою силу, чем-то похожую на Амона: но его песок не был нагрет солнцем, он сдирал мясо с костей, а ветер пах не полынью, а кровью. Иссушающая, грозная сила, которая не наносит предупреждающих ударов, не задерживает, а просто уничтожает.
Хотя либо он не собирался вредить Деметре, либо не мог. Она зашипела оборачиваясь, но Амона тут же отпустила, и он рухнул на пол, пытаясь наконец-то нормально дышать. Софи села рядом, чтобы помочь, хотя не представляла, что сделать.
Когда она подняла голову, то видела спину матери и лицо Сета с пылающими алым глазами. Они стояли друг напротив друга, и ощущение чужой силы было настолько сильным, что Софи с трудом могла дышать. Ей казалось, ее легкие забивает песок, а к коже цепляется мокрая солома.
Мелькнули появляющиеся из теней собаки, сейчас необыкновенно четкие, их вытянутые морды скалились клыками, где-то внутри небольших тел зарождалось рычание – они окружили Деметру.
– Отзови своих псов!
– Не нравятся? А мне не нравишься ты.
Их голоса не звучали, а заполняли собой вязкий воздух, проникали не через уши, а просачивались сквозь поры кожи.
– Только тронь его еще раз. И я убью тебя.
Софи помогла Амону подняться, и они вышли из дома – как будто сквозь густую патоку, а боль в затылке стала почти невыносимой.
На улице дышалось легче, исчезло ощущение чужих сил, мать не преследовала.
– В машину, – хрипло и отрывисто сказал Сет.
Амон не заставил просить себя дважды, первым нырнув в ярко-красный автомобиль. Софи сначала хотела забрать свои вещи, но глянула на лицо Сета и быстро передумала.
– Что случилось? – спросил Амон уже внутри.
Сет ответил не ему, а быстро глянул на Софи:
– Ты что-то чувствуешь?
Софи не сразу поняла, о чем он спрашивает. Она больше думала об оставленных вещах, о матери и о силе богов, от которой до сих пор пыталась продышаться.
– Чувствуешь?
– Голова болит.
– Это Подземный мир. Откроешь врата.
– А Гадес…