Руки, полные пепла

– Как тебе? – подмигнула Роуз Софи, пока убирала синтезатор. – Не разрушилась магия музыки, когда увидела всё изнутри?

– Конечно, нет! Наоборот, это… любопытно.

Роуз повернулась к Гадесу:

– Подвезешь до бара Сэма?

– Он сегодня работает?

– Нет, но его сорвали по каким-то делам. Хочу заехать.

– Конечно.

Гадес предпочел бы поехать с Софи наедине в машине и услышать, что она действительно думает. Но отказывать Роуз он не хотел, поэтому, распрощавшись с Майки, Эллиотом и кивнувшим Стивом, Гадес помог Роуз закинуть синтезатор в машину, и втроем они направились к бару, где работал муж Роуз.

Уже по пути пришло сообщение от Хель. Она хотела встретиться, и Гадес кинул ей адрес бара.

Он не любил это место. Слишком тесное, пропахшее алкоголем, с маленькими столиками и дурацкими флагами разных государств вдоль стен. Роуз тут же упорхнула к мужу, а Софи уселась на предложенный стул. Единственное, за что Гадес всегда любил бары, так это за еду: выбор небольшой, но сытный.

– Часто здесь бываешь? – с любопытством огляделась Софи.

– Нет. Мне тут не нравится. Но иногда подвожу Роуз.

– Необычная пара, клавишница с цветными волосами и бармен.

– Что же необычного? Мы выбираем тех, кто близок нам по духу.

Гадес думал, она не обратит внимания на слова или смутится. Опустит глаза на потертую столешницу, и только мутный свет не даст разглядеть, как Софи покраснела. Но вместо этого она посмотрела прямо на него и спросила:

– Так и ты выбрал меня?

Он улыбнулся. И даже в этом баре, полном людей, ощутил тьму на кончиках пальцев – своих и ее. Наклонился:

– А ты?

Расстояние между их лицами было таким маленьким, что можно ощутить чужое дыхание. Гадес видел глаза Софи, и пусть она ничего не помнила, но их глубины – это Подземный мир. А в зрачках Софи отражался сам Гадес.

Она медленно отстранилась, вернулась на место, хотя не разорвала зрительного контакта. Она дразнила и провоцировала, и в этом было куда больше от королевы Подземного мира, чем от богини весны. Это заставляло желать ее. Коснуться, поцеловать, раздеть. Не останавливаться.

Гадес был богом смерти – тем, кто однажды не побоялся пойти против Деметры, Зевса, да хоть всего мира. Но и Персефона никогда не была кроткой.

– Понравилось, когда тебя целуют? – спросил Гадес, его голос звучал хрипло после целого дня, когда он пел.

– Мне понравилось, когда ты меня целуешь. Это было… не так, как с другими.

– Они же не боги.

– И не такие скромные.

Гадес улыбнулся, а бойкая официантка уже подавала им еду – но не успели они приступить, как Гадес ощутил присутствие другого бога. А через секунду его обвили тонкие холодные руки, которые несли смерть и аромат погребальных костров.

– Хель.

Она легко поцеловала его в щеку и уселась на свободный стул. Поздоровалась с удивленной Софи.

Очаровательно улыбнулась:

– У них же есть мясо? – и подозвала официантку.

Колокольчики звенели, вплетенные в ее волосы, косточки перестукивались друг с другом, а накрашенный угольным лаком пальчик летал по меню.

Гадес был знаком с Хель многие сотни лет и знал, что она ко всем относится достаточно фамильярно, как будто они старые друзья и близкие знакомые. И это тоже своеобразная маска – боги редко доверяют друг другу, чтобы показывать себя настоящих. И еще реже настолько храбры, что позволяют не носить масок.

Как-то раз Хель призналась Гадесу, что любит касаться богов и людей, потому что они неизменно вздрагивают, теряются: слишком ледяные у нее руки, навевают мысли о боли и смерти, о холоде и стонущих душах.

– Даже Зевс вздрагивает, – Хель усмехалась, когда рассказывала об этом Гадесу, – хотя никогда не признается. Даже боги боятся смерти – даже сильнее, чем люди. Боги теряют больше. Только ты всегда спокоен.

– Потому что сам несу смерть.

Хель не коснулась Софи в этом баре, хотя вряд ли Зевс рассказал ей, что она и есть Персефона. Гадес тоже не считал нужным делиться, но Хель все-таки уважала чужие выборы – в том числе спутников.

Она положила голову на сцепленные в замок руки:

– Я не помешала? – бросила короткий взгляд на Гадеса. – Могу вернуться позже. Я хотела поговорить… о некоторых профессиональных делах.

– Софи в курсе всего. Говори.

Хель пожала плечами: если Гадес считал, что при Софи можно, она не была против. Но прежде чем принесли заказанное жаркое, успела рассказать, что ей очень нравится Лондон: холодно, сыро, и город, кажется, не пытается выглядеть уютным.

Когда нож разрезал первый кусочек мяса, Хель серьезно произнесла:

– Не хотела говорить Зевсу, пока не обсужу с тобой. Что с твоим царством мертвых?

– В смысле? – осторожно спросил Гадес.

Хель вздохнула:

– Давай не ходить вокруг да около, а? Кто-то проверял на прочность границы моего мира мертвых. Что у тебя?

– То же самое. Не так давно. Не уверен, что кто-то хотел именно проникнуть, но небольшой подарок мне оставили.

– Что за подарок? – Хель попробовала первый кусочек мяса и одобрительно кивнула. Собрала на тарелке листья салата.

– Скелет. Скелет прошлого воплощения Персефоны.

Гадес видел, как взлетели брови Софи, и она торопливо взяла коктейль, чтобы отпить, как будто пряталась за ним. Опустила голову и с преувеличенным вниманием занялась собственной тарелкой.

– Неприятно, – сказала Хель. – Значит, этот кто-то хорошо тебя знает. Мне просто оставили послание.