Покушение

Сидят они в своей машине на лавочках вдоль окон, по обеим сторонам от носилок. Не смотрят по сторонам. Перед ними носилки.

В их глазах правда жизни. Её они не скрывают. Дома дети, тесно, жена с младшим на руках крутится по хозяйству.

А они делают заповедь. Шепчут вечные слова. Честная работа. Что-то заработают.

Возле разрытой ямы не ищут чистого места, сыплют землю в яму и в ботинки.

Над засыпанным просят простить их.

Их прощу и поблагодарю.

10. На тропе к моему Израилю

На тропе к моему Израилю в начале семидесятых писал книгу «Мой Израиль». Ощущал, что утопия ломает руки-ноги, отбивает внутренности, но не убивает.

В начале девяностых писал «Прощай, Израиль… или Последняя утопия». Ощущал, что утопия убивает.

Там – глубокой ночью на безлюдной окраине города крадутся за спиной, постукивая подкованными каблуками, – грубое запугивание.

Здесь – обворожительная улыбка, ласковый голос, добренькие глазки – стерильно чистое убийство.

Там – пугали, но не убивали, потому что упились кровью.

Здесь – не пугают, но убивают, потому что ещё не упились.

Там – пугали, но не убивали, потому что не могли спрятать концы.

Здесь – не пугают, но убивают, потому что могут спрятать.

Времена новые – много не надо: рава Кахане да его сына – вполне хватит. Да ещё тысячи помельче – в придачу.

И страх подкреплён, подпёрт, поддержан.

Без страха утопия – не утопия.

Все должны бояться – и вцепившиеся в руль, и хватающиеся за заднее колесо.

Чтобы знали: убить можно любого.

И любой смысл придать убийству.

Вот тогда будет порядочек.

11. Я не оборачиваюсь

Я не оборачиваюсь.

Страшное – не за спиной.

Страшное – везде.

Страшное – каждая секунда.

Страшное – ощущаешь.

Как змею.

Ползущую и шипящую.

Когда спущена разнарядка убрать, страшные сигналы поступают извне.

Пугают.

Деморализуют.

Парализуют.

Продвигаешься по страшному пространству.

Страшное время продвигается рядом.

Когда почувствовал страшное, выбрал двоих из героев. Знал их по прежней утопии. Объяснил, что если со мной случится обычное или необычное, что случается со всеми смертными, и вот меня нет – знайте: меня убрали.

И вот покушение.

Звоню героине. Успел сказать:

– Было покушение на меня.

– Ой! Не втягивай меня снова в московские дела! – был недовольный её ответ.

Моя телефонная трубка отправилась на своё место, а из неё доносилось: «А как жена? Как дети?»

Герой слушал дольше. Но вдруг, совсем не вдруг, спохватился:

– Сейчас позвонят из Америки!

Да, да, – мои последние слова.

Чтобы знать, кем был кто-то в той утопии, достаточно видеть, кто он есть в этой утопии.

12. Других героев не искал

Других героев не искал.

Бесполезно искать героев в утопии.

Но звонил во все концы. Просил афишировать покушение.