Важный в шайке убийц.
Перст, указующий жертву.
Лишь потом спускается разнарядка: убрать.
Выбирают недоброжелателя.
Подъезжают к недоброжелателю: «Можно убрать совсем дёшево – у многих на него зуб».
Недоброжелатель повязан – еще не заказчик, но ему уже не открутиться.
Большое утешение – дёшево.
Выбирают одну из банд, которые держат для мокрых дел, – подходящую под заказчика по манерам, языку, привычкам.
Хорошие деньги – на бочку.
Банде показывают заказчика.
Заказчик заказывает у своих.
Это успокаивает.
Появляются морисы и гидоны, наводчики, мотоциклы.
В случае провала сдают заказчика.
В особом случае сдают банду, когда надо охмурить общественность, то есть успокоить.
Амос Оз выходит сухим.
Всегда.
Я вызову эту сволочь на дуэль.
Только утрясу нужные страницы.
17. Давно убивают
Давно убивают.
Что видел у чекистов – уже много.
Что не видел у них – рука Б-жья: уберечь меня.
Что не срабатывало у чекистов – указание Б-жье мне: делать Б-гоугодное.
Позвонил один. Слово за слово. И говорит мне:
– Они тебя убьют.
– А хрен с ними! – ответил.
А разговор был не об этом, совсем о другом.
Но человек это произносит так просто, как выпивает глоток воды.
И человек на это отвечает, как отмахивается от назойливой мухи.
Это достижение утопии.
Страшное – должно быть обычным.
Неизбежным.
Рядом.
Повседневным.
Ежечасным.
Как автобусы, которые должны взрываться.
А в них надо ездить.
Чтобы была полнейшая обречённость.
И согласие на обречённость.
Чтобы никакой крамольной мысли.
Давно убивают.
Не только меня.
18. Топтуна, одного из моих, переводят в Кирьят-Арбу
Я сидел возле редактора в конторе, в центре Иерусалима. Он заканчивал мою трилогию. Оба уставились на экран.
Мой топтун Коренблит вошёл очень браво.
– А, книгу делаешь, – кричал он весело от входа.
Я не ответил.
А пошёл он…
Топтун не обижается. Такова инструкция. Он должен смеяться.