Очерки истории медицины

Китайский алхимик Коу Хун в 340 г. рекомендовал спиртовый экстракт водорослей как средство от зоба. Легендарный, отлитый в бронзовых статуях и почти обожествленный Сунь Сымяо (581–682), классик китайской медицины, врач Танской династии, создатель 30-томной клинической энциклопедии, которая была основой традиционной медицины в Китае до начала XX века, в трактате «Бэйцзи цяньцзинь яофан» – «Важнейшие рецепты, стоящие тысячу слитков золота на каждый неотложный случай» (652 г.) советовал как от зоба, так и для лечения детей, отстающих в развитии, – сырую или сушеную шейную железу овцы, оленя или буйвола, а также ее сок! Следовательно, древние китайцы знали о связи слабоумия с зобом и о том, что вытяжка щитовидных желез помогает и при «незобной» задержке развития! В этом они на столетия опередили медицину Европы.

Сходные рекомендации мы находим и в трудах других китайских врачей раннего Средневековья (книги «Гуцзинь лю яньфан» Чжэнь Цюаня, 640 г.; «Вайтай мияо» Ван Тао, 752 г.). Много позже имератор Цинской династии Канси (1654–1722), просвещенный устроитель жизни своего народа, тишайший реформатор, чем-то похожий по стилю своей государственной деятельности сразу и на царя Алексея Михайловича, и на императора Петра Алексеевича, которые были его современниками, на научных началах повелел каждому жителю Мукдена съедать по 2 кг морской капусты в год. И вот уже триста лет в Мукдене неукоснительно выполняется этот указ. Благодаря ему жители Мукдена, несмотря на геохимический дефицит йода в неприморских районах Маньчжурии, не страдают эндемическим зобом (рис. 9).

Рис. 9. Император Канси, карта исторического Мукдена и морская капуста

Многие европоцентричные историки медицины не упоминают о раннем развитии тироидологии на Востоке. Между тем не только в Поднебесной, но и по другую сторону Гималаев, на полуострове Индостан, основы тироидологии были заложены примерно в ту же эпоху. Основоположник аюрведической медицины Ашрайя Чарака (ок. 300–200 г. до Р.Х.) оставил трактат: «Чарака Самхита», на страницах которого зафиксированы знания о зобе и даже его классификация на гипотироидный («кафайя»), гипертироидный («ватайя») и кистозный («медайя»). В Древней Индии имелись рецепты фитотерапии для этих заболеваний, в том числе лечение богатыми йодом водорослями и травами, причем различными при разных формах болезни. Современный анализ этого растительного сырья подтверждает обоснованность некоторых назначений: в нем обнаружены как стимуляторы (форсколин), так и блокаторы (роданиды) функций щитовидной железы, а также йод (рис. 10).

Зоб был неплохо известен и в античной Европе, а Гиппократ Косский (460–337 до Р.Х.), считавший щитовидную железу увлажнителем вдыхаемого воздуха, приводит далеко не бессмысленную теорию его происхождения («от талой горной воды») и рецепт лечения морскими водорослями и губками. Он писал: «Когда шейные железы заболевают сами по себе, они становятся бугристыми или дают струму». Интересно, что на территории Македонии, как раз в районе, эндемичном по зобу и заселенном со времен Эллады, имеются реки Струма и Струмица. Позже, в трудах Аристотеля (384–322) и Ксенофонта (444–356), появилось даже упоминание об экзофтальме, хотя и без связи с зобом.

Рис. 10. Тироидология в Древней Индии и античной Европе. Вверху слева – статуя Ашрайя Чараки, далее слева направо Coleus forskohlii, Fucus vesiculosus, Lithospermum officinale; внизу – слева направо: старейшее известное изображение Гиппократа Косского, найдено на вилле на острове Кос, перемещено на мозаичный пол дворца магистра Мальтийского ордена в Риме, аллегорическое изображение Децима Юния Ювенала из книги: Dryden J. et al., The Satires of Decimus Junius Juvenalis: And of Aulus Persius Flaccus, 4th ed. (London, 1711), портрет Клавдия Галена

Децим Юний Ювенал (55/6–127), римский поэт-сатирик, славен не только едким юмором, пережившим столетия, но и вполне врачебным наблюдением об эндемическом зобе: «Quis tumidum guttur miratur in Alpibus» – «Кто ж удивится в Альпах шее набухшей?» Врач школы гладиаторов и древний патолог Клавдий Гален Пергамский (129 – ок. 200) полагал, что функция щитовидной железы – абсорбция, зоб считал выпячиванием гортани, однако знал о гипофизе, его сосудистых сплетениях, роли возвратного нерва гортани в голосообразовании (в чем убедился путем эксперимента на петухе), и развил стройную теорию о транспорте жизненной теплоты от гипофиза к нервам и щитовидной железе, напоминающую положения о гипофизарно-тироидной регуляции основного обмена.

В Средние века в Византии врач и философ Аэций (527–665) описал и простой зоб, и экзофтальмический, ссылаясь на греко-римского хирурга Леонида Александрийского, предупреждавшего о возможности утраты голоса при повреждении нерва гортани вследствие оперативного лечения этих недугов. Сходные описания зоба как «бронхоцеле» дал и Павел Эгинат (625–690), по-видимому различавший его гипертироидные формы.

О зобе в средневековье знали на арабском и таджико-персидском Востоке. О нем писали Абу Бакр Мухаммад Аль-Закария, известный в Европе как Ар-Рази (ок. 865 – ок. 925), медик-энциклопедист Абу Али ибн Сина (Авиценна, 980–1037) в «Каноне врачебной науки» (ок. 1000 г.), Али Аль-Джурджани (1080–1141) в «Сокровище Хорезмшаха», а позже (ок. 1396 г.) – и Мансур ибн Мухаммад ибн Мансури (? – 1422). Они писали о щитовидной железе и ее кровоснабжении, описывали зоб, а также его комбинацию с пучеглазием, и отмечали при этом повышенный аппетит у пациентов. Абуль-Касим Халаф ибн Аббас аль-Захрави, известный европейцам как Абулькасис (936–1013), был, видимо, первым хирургом, разработавшим технику струмэктомии; он резецировал зоб под опийной анестезией (рис. 11).

Рис. 11. Средневековая тироидология. Слева вверху – изображение человека с зобом в виньетке из V тома «Канона врачебной науки» Авиценны, переиздание XIV века, внизу – портрет Абулькасиса; в центре – страница «Хирургии» Руджеро Фругардо Салернитано (1180) с изображением операции резекции зоба; справа вверху – портрет Арнальдо де Вилланова, внизу – портрет Ги де Шолиака

После Крестовых походов и в ходе завоевания маврами Испании и последующей Реконкисты опыт Востока воспринял Запад. Каталонский врач Хуан Касамида (ок. 1200) в Испании, а в Италии – выпускник университета Монпелье, алхимик и творец «Салернского кодекса здоровья» Арнальдо Бачероне де Вилланова (1235/40–1311), рекомендовали губки и водоросли для терапии зоба. Хирурги Роджерио Фругарди Салернитано (1140–1195) в своей «Practica Chirurgiae» (Италия, около 1170 г.) и Ги де Шолиак (1300–1368, Франция) описывали успешные операции на щитовидной железе (см. рис. 11).

Новый этап в осмыслении роли щитовидной железы и ее патологии связан с Эпохой Возрождения. Взлет науки и искусства в этот период происходил в приальпийских регионах, и эндемический зоб не остался незамеченным естествоиспытателями, врачами, а также художниками той поры. В истории неоднократно случалось, что медицинская наука помогала искусству, а искусство – научной медицине. Именно так и произошло в тироидологии Эпохи Возрождения: первое анатомически и топографически точное описание щитовидной железы человека, ее зарисовка, по точности опередившая на десятки лет развитие анатомии той эпохи, одна из первых гипотез о ее роли в организме принадлежат не врачу (рис. 12), а великому Леонардо да Винчи (1452–1519).

Все это он подарил медицине, когда, будучи членом гильдии врачей, аптекарей и художников, в 1508–1510 гг. занимался анатомией человека во флорентийской больнице Санта Мария Нуова. На полях зарисовок рукой Леонардо написано: «Эта железа создана, чтобы выполнять просвет между трахеей и грудиной, там, где нет мышц». Кстати, в банке при этой же больнице Леонардо хранил свои сбережения.

Рис. 12. Первые анатомические изображения щитовидной железы. Вверху слева – Леонардо да Винчи (автопортрет ок. 1515 г., Королевская библиотека, Турин), справа – зарисовки щитовидной железы и замечания о ней Леонардо, внизу слева направо – Андреа Везалио, его рисунки щитовидной железы животных (1543), Бартоломео Эустахио, его рисунок щитовидной железы человека (1563)

Рис. 13. Художник и медицина. Справа – анатом Реальдо Коломбо, в середине – портрет Микеланджело Буонарроти (Марчелло Венусти, 1535 г. Музей Капитолия, Флоренция), слева фрагменты фресок Микеланджело в Сикстинской капелле (Ватикан): вверху потолочная фреска – «Сотворение Адама» (1508–1512), внизу фреска алтарной стены – «Страшный Суд» (1537–1541)

Изданные на 30–40 лет позже атласы профессиональных анатомов Андреа Везалио (1514–1564) и Бартоломео Эустахио (ок. 1510–1574) уступают рисункам Леонардо по точности изображения, к тому же у первого представлены «портреты» щитовидной железы животных, а не человека, хотя второй описал перешеек железы и ввел соответствующий термин. Занятия анатомией были характерной ступенью достижения мастерства для титанов искусства Ренессанса. Так, Микеланджело Буонарроти (1475–1564) близко дружил с падуанским анатомом Реальдо Коломбо (ок. 1516–1559), вместе с ним вскрывал трупы систематически и, возможно, символически воплотил в сцене «Сотворение Адама» в силуэте Бога и группы ангелов вокруг него на своде Сикстинской капеллы очертания человеческого мозга как высшего регулятора (рис. 13).

Не удивительно, что в своих произведениях художники оказывались по-врачебному наблюдательны и по-научному точны. Имея натуру из бедных йодом приальпийских регионов Италии и Германии, мастера Эпохи Возрождения оставили нам яркие изображения эндемического зоба, распространенного у населения этих мест. Современные врачи Ф. Весциа и Л. Бассо, а также М. Игнятович обнаружили проявления зоба у персонажей около шестидесяти произведений более чем сорока европейских художников Ренессанса, а также более поздних периодов маньеризма и раннего барокко. Так, зоб мы видим у «Мадонны с гвоздикой» Леонардо и у Евы Ганса Гольбейна на картине «Ева, соблазняющая Адама» (Музей искусств, Базель). Альбрехт Дюрер на картине «Христос среди врачей» изобразил зоб у центрального персонажа, а на фреске «Тайная вечеря» в швейцарской часовне Сан-Мартино (XV век) с зобом и, более того, с множественными внешними признаками микседематозного кретинизма, типичного для лиц с гипотирозом, изображен Иуда Искариот. Очевидно, неизвестный художник знал о связи зоба и слабоумия и, как можно полагать, намеренно изобразил отрицательного персонажа сцены кретином, желая подчеркнуть его убожество (рис. 14).

Кстати, само слово «кретин» от старофранцузского «chretien» – христианский, в милосердном значении «убогий, существующий волей Бога, неспособный сам о себе позаботиться», ввел в медицину в 1602–1614 гг. земляк автора этой фрески, швейцарский врач Феликс Платтер (1536–1614) – и именно для обозначения данной формы зоба. До XII в. заболевание называлось «гонгрона», затем – «ботиум».

Зоб в музеях мира можно обнаружить и у возвышенных персонажей («Весна» Сандро Боттичелли), но нередко художники рисовали его как элемент шаржей («Скарамуш» Леонардо), или даже автошаржей. Известен рисунок Микеланджело в возрасте 39 лет в одном из его писем, где он изобразил себя расписывающим потолок Сикстинской капеллы с запрокинутой головой, большим зобом и припиской: «Мой зоб от моих трудов» (см. рис. 14). Он в рифму изящно замечает, что, как и у ломбардских кошек, этот недуг может быть результатом потребления местной талой воды – и здесь художник по-медицински точен, так как именно региональный дефицит йода в воде и почве создает предпосылку для зоба:

Я получил за труд лишь зоб, хворобу
(Так пучит кошек мутная вода
В Ломбардии – нередких мест беда!)
Да подбородком вклинился в утробу;
Грудь как у гарпий; череп мне на злобу
Полез к горбу; и дыбом борода;
А с кисти на лицо течет бурда,
Рядя меня в парчу, подобно гробу;
Сместились бедра начисто в живот;
А зад, в противовес, раздулся в бочку;
Ступни с землею сходятся не вдруг;
Свисает кожа коробом вперед,
А сзади складкой выточена в строчку,
И весь я выгнут, как сирийский лук.

Рис. 14. Зоб в искусстве Эпохи Возрождения. A – «Мадонна с гвоздикой» Леонардо да Винчи (1475, Старая пинакотека, Мюнхен); B – «Весна» С. Боттичелли (1482, Галерея Уффици, Флоренция); C – А. Дюрер, «Христос среди врачей» (1506, Thyssen Bornemisza Collection); D – фрагмент фрески неизвестного художника «Тайная вечеря», Сан-Мартино – ди Дито, Тичино, Швейцария, XV в.; E – «Скарамуш» Леонардо (ок. 1478, Библиотека Церкви Христовой в Оксфорде); F – автошарж Микеланджело из его частного письма.

На других его портретах зоба не видно (возможно, как на картине кисти Марчелло Венусти на рис. 13, из-за бороды?). Впрочем, после цитрованного письма гений жил и творил еще более полувека, так что в любом случае его зоб был компенсированным. Однако Микеланджело обладал марфаноидными конституциональными чертами и страдал поражением суставов (которое врачи того времени считали подагрой), что чувствуется в вышеприведенном отрывке, а также по его портретам и следует из воспоминаний современников.

При всем богатстве наблюдений врачей, естествоиспытателей и художников Ренессанса, касающихся эндемического зоба, отметим еще и гипотезу уроженца Альп, врача и алхимика Аурелиана Теофраста Бомбаста фон Гогенхайма (Парацельса, 1493–1541), который связал зоб и слабоумие в герцогстве Зальцбургском, уподоблял зоб наростам на деревьях и прозорливо объяснял его развитие особенностями распределения местных минералов (!). Экзофтальму «повезло» намного меньше. На картинах и фресках ранее XIX века признаки экзофтальма (пучеглазия) у многочисленных персонажей с зобом практически не обнаруживаются. Подобное описание с рисунком есть только у ирано-таджикского врача Абу Али ибн Сины и на автопортрете Альбрехта Дюрера в возрасте 28 лет (1499), где М. Игнятович усматривает умеренное пучеглазие, блеск глаз и симптом Дальримпля (впрочем, без зоба!). Также в «Страшном Суде» Микеланджело на алтарной стене все той же Сикстинской капеллы с явным экзофтальмом изображена, вероятно, Св. Моника (но о наличии или присутствии зоба не позволяет судить ее одежда – см. рис. 13). А ведь сочетание пучеглазия и зоба – типичное проявление весьма распространенного в наши дни аутоиммунного недуга щитовидной железы (болезни Грейвса – фон Базедова). Маловероятно, чтобы наблюдательные в отношении зоба мастера кисти и врачи не заметили не менее характерное для этой формы зоба пучеглазие. Поэтому, можно полагать, что болезнь Грейвса – фон Базедова и распространилась столь широко в Европе лишь в Новое и Новейшее Время, когда, чуть более двух веков назад, был открыт и вошел в широкий обиход йод, избыток которого провоцирует аутоиммунное поражение щитовидной железы.

Таким образом, памятники древней, средневековой и ренессансной культуры, включая как научные тексты и изображения, так и предметы искусства, свидетельствуют о тироидологических познаниях наших предков. И это характерно не только для Европы: высокого уровня достигла тироидология древних восточных цивилизаций, найдены и изображения зоба, принадлежащие египетской (бог-карлик Бэс) и доколумбовой мезоамериканской цивилизациям (фрагменты женских статуэток из Гватемалы возрастом древнее 500 г. до Р. Х.). Медицина – часть культуры человечества, связанная со здоровьем и болезнями, а не только биомедицинская наука.

В Новое и Новейшее время, после 1600 года, бурное развитие капитализма сделало ряд европейских городов промышленными, торговыми и научно-культурными центрами мирового масштаба. Появились во множестве востребованные обществом профессиональные естествоиспытатели и художники, расцвела медицина. Здесь и развернулись исследования, обеспечившие прогресс тироидологии.

В год смерти первого исследователя гипотироидного кретинизма, декана медицинского факультета в Базеле Феликса Платтера, в английском графстве Дарэм, в деревушке Уинстонон-Тиз, родился Томас Уортон (1614–1673), компенсировавший недостаток родовитости усердным учением и к тридцати трем годам получивший в Оксфорде врачебный диплом. В дальнейшем много лет (1659–1673) он проработал в Больнице Св. Томаса, которой суждено было стать одним из главных европейских центров изучения тироидологии (рис. 15).

Уортон посвятил себя анатомии желез, первым описал выводной проток подчелюстной слюнной железы (вартонов проток), а также вартонов студень в пупочном канатике и околощитовидные железы (у коров), впервые изучил тонкую анатомию поджелудочной и щитовидной желез. И именно Уортон, отметивший богатую васкуляризацию железы и ее увеличенный размер у женщин, по сравнению с мужчинами, дал щитовидной железе ее нынешнее имя, усмотрев ее сходство с геральдическим щитом (от греч. thyreoeides – щитовидный). Это представляется не случайным: вопросы фамильного герба очень болезненно стояли перед незнатным доктором. Уортон, чуть ли не единственный врач, не покинувший Лондон в год Великой чумы (1665), в благодарность попросил назначения в лейб-медики, что было ему обещано. Однако эпидемия сошла на нет, и вместе с ней – прилив благодарности власть имущих; выполнение обещания затягивалось, и в конце концов врачу было предложено удовлетвориться прибавлением дополнений к фамильному гербу. Да и то за эту честь пришлось доплатить известному историку и герольдмейстеру сэру Уильяму Дагдэйлу. Видимо, щиты виделись доктору Уортону повсюду. Кстати, рядом с его портретом на рис. 8 настоящий рыцарский герб еще одного британского «рыцаря щита» – великого врача У. У. Галла, о котором речь ниже.

Рис. 15. 1 – портрет Т. Уортона ок. 1650 г., кисти неизвестного художника, коллекция Лондонского королевского колледжа врачей; 2 – герб баронета сэра Уильяма Уитни Галла; 3 – «Урок анатомии профессора Фредерика Рюйша» кисти А. Баккера, 1670, Амстердамский музей; 4 – Питер Пауль Рубенс, «Рубенс, его жена Елена Фурман и их сын», ок. 1639, Музей Метрополитен, Нью-Йорк; 5 – Харменс Ван Рейн Рембрандт, «Портрет Саскии в образе Артемизии», фрагмент, 1634, Музей Прадо, Мадрид

Уортон судил о функциях щитовидной железы в том смысле, что это орган, согревающий щитовидный хрящ и увлажняющий воздух в гортани (хотя на несостоятельности этой теории настаивал еще в I веке Гален), а также придающий формам шеи округлость (совсем как думал Леонардо полутора столетиями ранее). Но гораздо дальше Уортона пошел его современник, знаменитый голландский анатом Фредерик Рюйш (1638–1731), дававший уроки препарирования Петру Великому (1698). На картине А. Баккера (см. рис. 15) Рюйш стоит в шляпе, с ланцетом в руке. Часть его анатомической коллекции, закупленной по указу Петра I, до сих пор хранится в Анатомическом музее Военно-медицинской академии, а другая часть – в Кунсткамере, в Санкт-Петербурге. При этом в Академии можно видеть препарат сердца младенца, который Петр Алексеевич Романов выполнил собственными руками под руководством голландского ученого. Рюйш высказал передовую гипотезу (1690), что щитовидная железа выделяет свой секрет в кровь – вполне в духе эндокринологии, которая к тому времени еще не родилась.

Привлекала внимание ученых того периода и природа зоба. Хирург английского короля Чарльза II Ричард Уайзмен (1622–1672) связал зоб с «чахоточной золотухой», то есть туберкулезным шейным лимфаденитом. Чуть ранее авторитетный швейцарский хирург Вильгельм Фабрициус фон Хильден (1560–1634) высказывался против оперативного лечения зоба, ссылаясь на тяжелые кровотечения, осложняющие такую операцию.

Не оставляли зоб без внимания и фламандские живописцы. Персонажи с увеличением щитовидной железы представлены на многих полотнах и рисунках Питера Пауля Рубенса (1577–1640), Антониса Ван Дейка (1599–1641), Рембрандта Харменса Ван Рейна (1606–1669), Франса Пурбуса-младшего (1569–1622). Иногда это безвестная натура, но среди изображенных есть и исторические лица (Мария Медичи), супруги Рубенса (Хелена Фурман) и Рембрандта (Саския Ван Ойленбург) и другие. У последней на картине Рембрандта (в образе Артемизии), наряду с зобом отмечен даже экзофтальм (см. рис. 15).

Следующее, XVIII столетие, ознаменовалось первой научной формулировкой принципа гормональной регуляции. Нервные связи очевидны, поэтому еще в глубокой древности (видимо, в Александрии времен Птолемеев) анатомы уподобляли идущие от мозга нервы управляющим нитям – как во всем знакомых куклах-марионетках. Но гормоны не видны глазу, не открывались в биологических жидкостях методами химии той эпохи. Тем удивительнее прозрение французского врача Теофиля де Бордё (1722–1776), на столетия опередившее свое время. В небольшой брошюре «Исследование о хронических заболеваниях. О медицинском анализе крови», вышедшей в Париже в 1775 г., он пророчески писал: «Каждый орган служит фабрикой и лабораторией специфического гуморального агента, который, по приготовлении и приобретении индивидуально присущих ему свойств, возвращается в кровь. Кровь обладает специфическими свойствами, приобретенными в органах, через которые она проходит. Каждый орган посылает в нее свою эманацию… Таким образом, кровь несет в своем потоке экстракты всех органов, необходимые для жизни целостного организма, и обладает количественными и качественными характеристиками, не поддающимися экспериментальному определению химиков».

Де Бордё окончил университет Монпелье, с которым еще в Средние века и Эпоху Возрождения была связана деятельность нескольких врачей, привнесших заметный вклад в тироидологию (например, Ги де Шольяка). Особенно замечательно, что де Бордё, вполне в духе представлений нашего времени, отводил каждому органу (а не лишь избранным беспротоковым железам, как это посчитали более поздние авторы XIX века) определенную внутрисекреторную регуляторную функцию, как будто бы знал о грядущем открытии не только эндокринных желез, но и дисперсной эндокринной системы, обнаруженной лишь в середине XX века! Он описал эпидемиологию зоба, документировал его повышенную распространенность в Западных Пиренеях, отметил, что это заболевание чаще поражает женщин, чем мужчин, связав это с тем, что у женщин относительный размер железы и в норме больше. Зоб он связал с огрубением голоса, что и вправду весьма типично для гипотироза. Де Бордё был убежден в наличии «эманации» железы в крови, влияющей на жизнедеятельность всего организма (рис. 16).

В 1776 г. к этому мнению относительно щитовидной железы присоединился швейцарский врач школы «ятрохимиков» Альбрехт фон Галлер (1708–1777), считавший ее, наряду с тимусом и селезенкой, беспротоковой железой, источником инкрета в кровь. В описываемый период многие анатомы и врачи полагали, что зоб – результат комплексного разрастания различных тканей и органов шеи, включая лимфоузлы или дыхательные пути. Но фон Галлер доказал, что зоб – это гиперплазия именно и только щитовидной железы. Он же изучил клинику зобного кретинизма, первым заметив его связь с запорами (1769), характерными, как сейчас общеизвестно, для гипотироза. Отличаясь критическим мышлением, этот выдающийся анатом и ботаник рекомендовал проверять эффект любого предполагаемого лекарства, в первую очередь, на здоровых, а не на больных индивидах, то есть ввел в клинические исследования группу контроля, что до него никем не практиковалось.

Рис. 16. Вверху слева направо: Т. де Бордё, обложка оригинального издания «Трактата о зобе и кретинизме» Ф. -Э. Фодере, А. фон Галлер – портрет кисти И. Р. Хубера, 1736 г., частная коллекция, Городская библиотека Берна; внизу слева направо: Л. Хайстер, памятник Ф.-. Фодере в Сен-Жан де Морьене; И. Г. Гмелин, гравюра работы И. Я. Хайда, ок. 1750 г., Санкт-Петербург, Архив РАН

Изобретенный ранее Ф. Платтером термин «кретин» приобрел в середине XVIII века права гражданства в академической литературе, вне обиходного языка, вошел как обозначение больных зобом и слабоумием жителей кантона Валё в государственные документы, а в 1754 г. термин сей был включен в отредактированную Дени Дидро «Энциклопедию или словарь наук».

Первые научные публикации, связавшие кретинизм, в том числе – врожденный, с состоянием щитовидной железы, принадлежат знаменитому савойскому врачу, судебно-медицинскому эксперту и ботанику, одному из первых в Европе специалистов по социальной медицине Франсуа-Эманюэлю Фодере (1764–1835), и появились они в 1790–1799 гг. Фодере для подтверждения своих доводов предпринимал эксгумацию и вскрытие тел кретинов с изучением состояния щитовидной железы, причем порой делал это неофициально. Кроме вклада в тироидологию, имя его увековечено в симптоме Фодере – так называют отек нижнего века у пациентов с болезнями почек. Можно полагать, что часть больных, у которых Фодере описал этот признак, имели и связанные с ослаблением функции щитовидной железы микседемные отеки.

Чуть ранее основоположник немецкой хирургической школы Лоренц Хайстер (1683–1758) обобщил значительный опыт струмэктомии и опубликовал рекомендации по консервативному и оперативному лечению зоба, подчеркивая богатую васкуляризацию щитовидной железы и крайнюю сложность гемостаза при подобных операциях. Первую резекцию щитовидной железы в технике, близкой к современной, провел в 1789 г. французский хирург Пьер-Жозеф Дессо (1744–1795).

В XVIII столетии и в России появились профессиональные ученые, Санкт-Петербургская Академия наук и петербургский (по указу Петра I 22.01.1724), а позже – московский и другие университеты, а также академическая подготовка врачей и фельдшеров. Как следствие уже в 1733 г. началась история отечественной тироидологии, когда врач, натуралист и этнограф Второй камчатской экспедиции Иоганн Георг Гмелин-старший (1709–1755) впервые описал на реке Киренга (Восточная Сибирь) эндемические очаги зобной болезни. На тот момент адъюнкту и будущему академику еще не исполнилось и двадцати четырех лет (см. рис. 16).

Настоящий прорыв в области научной тироидологии наступил в Европе в XIX столетии. В самом его начале личный врач римского папы Пия VII, известный хирург Джузеппе Флаяни (1741–1808) публикует свое наблюдение о сочетании зоба и пучеглазия, отмечая наличие жалоб на сердцебиения и эффект от лечения нашатырем и уксусом. Триада Флаяни не без оснований считается первым описанием токсического зоба, почему и недуг этот в Италии до сих пор именуют «болезнь Флаяни» (рис. 17).

Впрочем, возможно, что приоритет здесь принадлежал валлийскому интеллектуалу конца XVIII – начала XIX века Калебу Хильеру Парри (1755–1822). Это был врач, философ, естествоиспытатель, геолог, селекционер-овцевод и добрый нетщеславный джентльмен с универсальным кругом интересов, для которого обсуждение научных проблем с друзьями стояло выше других научных приоритетов. С детства близкий друг Эдварда Дженнера (1749–1823), доктор Парри находился также в тесных отношениях с основоположником британской и мировой военно-полевой хирургии Джоном Хантером (1728–1793), которого много лет лечил от грудной жабы. Когда Хантер умер, на вскрытии его тела именно Парри первым в мире показал, что грудная жаба – результат закупорки и снижения функциональности коронарных артерий. Парри был хорошим врачом и заслужил широкую популярность у пациентов: за десять лет практики на курорте Бат он увеличил свой доход более чем в 35 раз и приобрел дом, который, будучи еще и талантливым селекционером-овцеводом, назвал «Руно». В этом самом доме, вокруг провинциального доктора из курортного местечка, где модно было отдыхать «на водах», сформировался настоящий кружок блестящих интеллектуалов, «Медико-компанейское общество», труды которого продвинули самые разные области знания. Парри наблюдал не менее пяти случаев комбинации пучеглазия, сердцебиения и зоба, причем даже в заглавии своей работы постулировал связь между ними (см. рис. 17). Его наблюдения относились еще к 1786 г., и все были сделаны до 1816 г., когда доктор перенес инсульт. Однако Парри не счел нужным широко печатать свои записки, и часть их стала достоянием медицинского сообщества лишь через три года после его смерти, когда его сын Чарльз Парри опубликовал двухтомный архив отца. Тем временем, в 1811 г. П. Бернсом было описано первое заболевание собственно щитовидной железы – ее рак.

Рис. 17. Слева направо: Дж. Флаяни, К. Х. Парри, его особняк «Руно» в Родборо, Королевская больница на Минводах в Бате

В эпоху наполеоновских войн в Европе резко повысился спрос на порох. Это, казалось бы, далекое от сферы тироидологии явление неожиданным образом способствовало развитию учения о щитовидной железе. Чуть более двухсот лет назад, в 1811 году, французский химик Бернар Куртуа (1777–1838), изготавливая селитру для расцветающего порохового промысла из бросового сырья – морских водорослей, заметил, что выпаренный щелок, получаемый из ламинарии, быстро разъедает медные котлы. Куртуа (по некоторым свидетельствам, не без помощи скромного «прикладного химика» – своего кота, разбившего склянку с реактивами) прилил к выпаренному осадку серную кислоту и получил «великолепного фиолетового цвета пары», которые при выпаривании в стеклянной посуде оседали ее на стенках в виде блестящих темных кристаллов (рис. 18).