Братья-разбойники

– Хорошо-с, маменька.

– Савельевна! – обращается маменька к няньке, – ты уж присмотри за ними. А если покушать захотят, так вели Домне подать – она там знает что. А если спать кому…

– Нет! нет! нет! – восклицаем мы хором. – Мы ни за что спать не ляжем: мы будем вас дожидаться.

– Да ведь мы в двенадцать часов вернемся. Глупенькие!..

– Нет! нет! нет! – повторяет хор, – мы будем дожидаться.

– Ну, хорошо; только – не шалить!

– Не будем, не будем.

– Ну, прощайте!

Матушка перецеловывает всех нас и идет к двери.

– Да Домну позовите из кухни – пусть она с вами играет! – оборачивается на пороге матушка и затем уходит.

Такими наставлениями обыкновенно сопровождалось отбытие родителей из дома, причем наставления делались в возможно строгом тоне, а принимались с покорностью и лицемерными уверениями в намерении им следовать. Но лишь только грохот отъезжающего экипажа возвещал, что родители за воротами, маленькая республика вступала в свои права. Прежде всего открывался поход на Домну.

– Что же, господа? Домне велели играть с нами, а она на кухне сидит.

– Идемте, господа, за ней.

– За Домной! за Домной! – раздаются голоса.

– Мы, мы, вперед мы! – бросаются к дверям сестры.

– Нет, мы!

– Не пускать, не пускать мальчиков: они здесь гости.

– Как, гости?!

– Так и гости – мы хозяйки!

– Валяй этих хозяек, ребята! – командуем мы и бросаемся в схватку.

Схватка начинается жаркая; крики сражающихся мешаются с воплями раненых и увещаниями няньки и наполняют комнату. Дверь переходит из рук в руки, и первенство над ней долго колеблется между сторонами, до тех пор, пока Домна не догадается вылезть из своей кухни и не появится на поле битвы.

– О, ну вас к лешаку! Ишь разодрались, петушье! – бросается между сражающимися кухарка и разводит бойцов.

– Что, взяли! Что, взяли! – дразнят нас сестры.

– А все-таки не пустили первых.

– И мы вас не пустили.

– А мы вас зато за волосы отодрали.

– А мы вас за уши. Что?..

– Вы космы-то подберите, – ворчит на сестер Домна. – Гляди-ка, как раскошлатились, бесстыдницы, ровно русалки какие! А еще барышни прозываетесь!

– Домнушка, давай с нами играть, – приглашают сестры кухарку.

– Нет, Домаша, с нами, с нами!

– Нет, с нами. Мы тебе сейчас кукол принесем, а ты будешь как будто барыня и придешь к этим куклам в гости, а они угощать тебя будут. Хорошо, Домнушка?

– Ну, ладно, ладно!

Сестры бегут за куклами, а мы тем временем усаживаем Домну около себя, держим ее крепко за руки и начинаем какой-нибудь разговор, так, больше для видимости, чтобы только показать, что она занята с нами.

– Ну, что же это такое? – с огорчением бормочут возвратившиеся сестры, – мы Домну было себе взяли, а тут мальчишки проклятые отбили.

– Что? Что?! – радуемся мы, мальчики.

Стороны обмениваются плевками, и сестры, делать нечего, присаживаются к няньке.

– Няня! хочешь в гости к куклам приходить?

Няня, у которой под старость, словно в награду за ее долгую жизнь, осталось только два недуга: глухота и слепота, не слышит и молчит.

– В гости, в гости приходить! – кричат ей на ухо сестры.

– Какие, барышни, теперь гости: теперь добрые люди спать ложатся.

– Ах, какая она противная, эта глухая тетеря! – сердятся девочки. – Вот к куклам, к куклам! – тыкая пальцами в кукол, еще громче кричат они.

– И куклы, матушки, пойдут спать, – заговоривши о сне, все на ту же тему бормочет Савельевна. – Братцы лягут, вы ляжете, мы с Домной поляжемся, – все бай-бай будем! – протяжно, себе под нос, изъясняет старушка и, увлекшись, даже уже заранее зажмуривает глаза и уныло запевает:

Баю-баю, солдатский сын,
Войной повитая головушка,
С острой шабли вскормленная,
Из пригоршней вспоенная,
Жгучей лозой взбодренная! – и т. д.

Но едва только наша нянька начинает распеваться и подробно излагать горькую долю солдатского сына, то есть кантониста, едва она доходит до того места песни, где рассказывается, как «жгучей лозой взбодренный» солдатский сын «ронит из глаз слезиночку», – как сестры зажимают певунье рот, и песня прекращается.

– Ну, что это заныла с которых пор! – с досадой обрушиваются на старуху девочки.

Старуха покоряется и умолкает. Сестры видят, что с этим олицетворением глухоты и слепоты ровно ничего не поделаешь, и обращаются к нам, но на этот раз уже вполне дружелюбно.

– Мальчики, отдайте нам Домну, – упрашивают нас сестры, – ведь она вам ни на что не нужна, а с нами бы она играла в куклы.

– Как же, так и отдали…