Кон-Тики

– Сейчас, – кивнул я и полез во внутренний карман пиджака. Паспорта не было. Я проверил второй внутренний. Нет. Левый и правый наружные – нет. Полез в портфель.

– Вы мне паспорт дадите? – поинтересовалась женщина за маленьким стеклянным окошком.

– Не могу найти… – расстроено прошептал я.

– Ну, тогда в сторону отойдите, и там ищите, – не поднимая на меня глаз, сухо и безразлично подытожила женщина. – Не задерживайте очередь.

Я отошел в сторону. На проходной было тихо. Щелкая поворотным турникетом, отшлюзовывались внутрь посетители: шестнадцать ноль-ноль, начало времени посещений. Изредка туда-сюда проходили люди в белых халатах – кто просто в халате, кто в халате с наброшенной поверх курткой или пальто. Эти турникетом не пользовались. Для них на проходной была отдельная маленькая калитка. Возле нее на основательном деревянном стуле, стоявшем на таком же основательном деревянном возвышении, сидел основательный охранник в форме прапорщика внутренних войск.

– Простите… – обратился я к нему. Основательный охранник повернул голову и вопросительно мне кивнул. – Откуда можно позвонить?

– Так вот же, телефон на стене, – махнул рукой прапор. Пальцы были толстыми, поросшими черной шерстью. На проксимальных фалангах угадывалась полусведенная, а, может, и выцветшая от времени татуировка «ВОВА».

– Так он местный, – сказал я.

– Ну да, – подтвердил охранник.

– А по городскому?

– А по городскому – автомат на улице, двадцать метров налево от входа.

– Спасибо, – сказал я. Основательный охранник основательно кивнул и отвернулся.

Телефон-автомат в будке оказался совсем новый, модный, – кнопочный. Я добрался до дна портфеля, выудил коровкинскую бумажку, набрал номер.

– Да! – после четвертого зуммера громко гаркнула трубочная мембрана.

– Здравствуйте, Николай Васильевич, я к вам на собеседование к шестнадцати часам, я…

– Так мы собеседование по телефону будем проводить? – бесцеремонно прервала меня мембрана.

– Нет, Николай Васильевич, но дело в том…

– В чем? – еще более недовольно снова прервала меня мембрана.

– Я… я паспорт забыл. Меня в бюро пропусков завернули.

– Больше вы ничего не забыли?

– Нет, Николай Васильевич.

– Хорошо. Ждите меня через три минуты в вестибюле проходной, – мембрана разразилась короткими гудками, не обратив внимания на мое «большое спасибо».

Ровно через три минуты, секунда в секунду, в помещении проходной появился повелитель телефонной мембраны – высокий, крепкий, статный, лет, наверное, пятидесяти, одетый в одну операционную форму на голое тело, как будто на улице был июль. Сквозь чуть затуманенные стекла модных очков он коротко взглянул на меня, сказал основательному охраннику:

– Пропустите. Товарищ ко мне, – и, не дожидаясь реакции, развернувшись, двинулся в обратном направлении. Я хвостиком поспешал за ним следом. Мы прошли небольшой дворик, вошли в опрятный корпус желтого кирпича, поднялись по лестнице на третий этаж.

– А… пальто?.. – спросил я, пока поднимались по лестнице. Николай Васильевич посмотрел на меня через плечо и ничего не сказал. В коридоре он толкнул четвертую или пятую по счету дверь, и мы оказались в маленьком, но светлом и опрятном кабинете: высокое окно, стол, несколько стульев, диван, рукомойник, вешалка, шкаф, портрет Пирогова на стене, чуть ниже – с десяток фотографий в деревянных рамочках.

– Раздевайтесь, руки мойте, садитесь, – приказал мне начмед Московской бассейновой больницы.

– Куда? – спросил я.

– Что – куда?

– Садиться куда?

– Куда понравится. У нас теперь демократизация и новое мышление. Слыхали? – иронично поинтересовался Николай Васильевич.

– Слыхал, – с той же интонацией подтвердил я.

– Бумаги давайте.

Я извлек из портфеля диплом, свежие корочки врача-хирурга первой категории, свой отчет для квалификационной комиссии, две характеристики, отдал тоненькую пачечку начмеду и робко присел на краешек стула. Не обращая на меня вообще никакого внимания, горообразный Николай Васильевич внимательно читал мой восьмистраничный отчет, периодически останавливаясь, перелистывая на страницу-другую назад, что-то там примечая и снова двигаясь вперед. Закончив чтение, он впервые поднял на меня взгляд.

– Так-так, Степан Иваныч, хорошо, очень хорошо… Как к нам попали?

– По рекомендации доктора Коровкина, Николай Васильевич.

– Так-так. А Коровкин вам кем приходится?

– Другом… Институтским другом, – поправился я.

– Так-так. И что вы себе думаете?

– Я хочу работать врачом на флоте.

– Море любите? Романтика там, паруса, человеки-пароходы? А? – человек-гора смотрел на меня безо всякого юмора. Я понял: вопрос не просто так. Отвечать следовало честно. Очень честно.

– Нет, Николай Васильевич. Море не люблю. Романтикой не страдаю.

– Вы серьезно?! – прогремел Николай Васильевич, глядя на меня в упор из-под спущенной на нос оправы дорогих очков.

– Да, – твердо парировал я.

– Фу, слава богу, уже легче, – впервые улыбнулся мне начмед. – Значит, без глупостей. Зачем вам тогда в море?

– Мне деньги нужны, – глядя ему прямо в глаза, твердо сказал я.

– А я еду, а я еду за деньгами, а за туманом едут только дураки… – тихо промурлыкал под нос начмед. – Остается спросить устами незабвенного героя незабвенного романа: Стёпа, зачем вам деньги?

А он не страшный, и даже юморной, подумал я, а вслух сказал:

– Женюсь.

– Женюсь, женюсь, какие могут быть игрушки?.. – снова мурлыкнул Николай Васильевич. Я улыбнулся. – Так-так. Приятно иметь дело. Не врете, уже хорошо. Какой раз женитесь-то?

– Первый, – ответил я, и отчего-то смущенно покраснел.