Сейд

– Да-да, я все понял. Сыграем еще партеечку?

– Сыграем – угрюмо, думая о мертвом шамане, ответил ему Бирюков и принялся расставлять на доске шахматные фигурки.

Настенные часы в кабинете у Бирюкова показывали 10:30 утра. В коридоре послышались чьи-то тяжелые шаги.

АЛЕКСАДР МИХАЙЛОВИЧ. ПЕРЕХОД ПЕРВЫЙ.12 ИЮЛЯ 1943 ГОДА. РЖЕВ.

Хельмут Диркс отхлебнул из кружки обжигающую рот бурую жидкость и пробежал глазами письмо, которое он только что закончил писать.

«Здравствуй, дорогая Марта!

Спасибо тебе, любимая, за письмо и посылку. Все очень пригодилось, особенно сигареты – здесь с ними всегда огромная проблема. Впрочем, снабжают нас вполне прилично, так что твой Хельмут нужды почти ни в чем не испытывает, кроме женской любви и ласки.

Русские вот уже три дня молчат, вероятно, задумывают очередную пакость. Стараюсь быть спокойным. Рыцарский Крест, врученный мне лично генералом Хене, придает отваги и уверенности в своих силах! Надеюсь, что в скором времени я приеду в родной Франкфурт, обниму тебя и маленького Маттиуса, и мы все вместе сядем за праздничный стол отмечать очередную победу Рейха в этой затянувшейся войне!

Целую тебя, дорогая! До свидания!

Твой Хельмут.

P.S.

Марта, передай дяде Отто, что я помню о его просьбе, и привезу для коллекции фуражку убитого лично мной русского комиссара.

Ржев

12 июля 1943 года».

Обер – лейтенант Хельмут Диркс аккуратно вложил письмо в конверт, написал на конверте адрес, но заклеивать пока не стал – нужно было добавить к письму фотографию. Полковой фотограф снял Диркса в тот момент, когда генерал Хене вешал на шею Дирксу долгожданный орден – Рыцарский Крест. Крест Дирксу был вручен еще неделю назад, но фотограф особой расторопностью не отличался и обещал принести фото лишь завтра. «Ладно – думал Диркс – один день погоды не сделает. Подожду…» Он сунул письмо во внутренний карман куртки и удовлетворенно потянулся. Все для него на этой войне складывалось очень удачно.

За два года, прошедших после окончания им снайперской школы, Диркс стал одним из лучших стрелков в немецкой армии. Его ум, звериная хитрость и мгновенная реакция снискали почет и уважение коллег, и ненависть врага. Из ста пятидесяти убитых им русских, двенадцать были снайперами. «Иваны» охотились за Дирксом на протяжении последних трех месяцев особенно ретиво, даже сбрасывали на передовые позиции листовки, текст которых гласил, что «жестокого пса Диркса ждет жестокая собачья смерть!» Диркс на всю эту возню внимания не обращал, оставаясь спокойным и хладнокровным воином, безжалостно уничтожавшим врага.

Последнюю неделю он здорово поработал, оборудовав себе отличную позицию на нейтральной полосе. На своем участке Диркс создал обстановку снайперского террора, в первый же день застрелив наблюдавшего в бинокль за немецкими позициями русского офицера – пуля разбила линзы и вошла точно в глаз наблюдателя. Офицер медленно осел на дно окопа, а вражеские пулеметчики полчаса после этого вели огонь, прочесывая каждый сантиметр нейтральной полосы хлесткими очередями. Безуспешно. Затаившийся в своей норе Диркс, переждал дурацкие излияния чувств и затем, как на занятиях в тире, аккуратно продырявил головы двум русским пулеметчикам. После этого движение во вражеских траншеях осуществлялось исключительно в состоянии полуприседа..

Вчера Диркс кожей почувствовал, что на него охотятся. Он не знал, сколько русских снайперов стараются засечь его точку, но стрельбу прекратил и стал выжидать, пока кто-либо из охотников не выдаст себя неверным движением или выстрелом. На нейтральной полосе воцарилась непривычная для последних дней тишина. Стало слышно, как поют в лесу птицы и шелестят уцелевшие после бомбежек и артобстрелов деревья.

Диркс сидел на ящике из-под мясных консервов, заменявшим в блиндаже стул, курил крепкую сигарету и пил горячий эрзац-кофе без сахара. На самодельном столике стояла коптящая керосиновая лампа, освещая худое и небритое лицо снайпера. Швейцарские наручные часы на его руке показывали ровно четыре часа утра. Диркс знал, что сейчас он докурит сигарету, допьет кофе и, уложив в рюкзак все необходимые вещи, двинется на свою позицию. Сегодняшний день покажет, кому судьба дарует право на дальнейшую жизнь. Обер – лейтенант Хельмут Диркс был почему-то искренне уверен, что он будет жить вечно.

В это время, в расположении русских, в глубоко вырытом двухскатном блиндаже бережно чистил снайперскую винтовку низкорослый солдат с раскосыми темными глазами и широким приплюснутым носом на смуглом, никогда не ощущавшем прикосновения бритвы, лице. Солдат мурлыкал какую-то песенку, состоящую из сплошного набора протяжных звуков, плавно сливающихся в странные слова, из коих единственно понятным было слово «тундра». На куске холста, рядом с аккуратно разложенными деталями снайперской винтовки Мосина, стояла маленькая костяная фигурка чёрного лося.

Диркс сделал последнюю затяжку, глубоко вдохнув в легкие сизый пахучий дым, затем с силой выпустил его из ноздрей и затушил сигарету в распиленной пополам гильзе калибра 88.

«Еще немного посижу здесь и пойду. Неизвестно, когда еще придется так спокойно проводить время…» – подумал Диркс и с грустью посмотрел на гильзу. Из неё поднималась тонкая струйка табачного дыма. Рука Диркса потянулась было к непотушенному до конца окурку, и в этот миг его осенило. Как же он не догадался об этом раньше?! Простая по своей гениальности маскировка поможет ему убрать очередного русского «охотника за черепами». Снайпер вышел из блиндажа и, пригнувшись, быстрым шагом двинулся по широкой траншее. В воздухе пахло сырой землей, горелым человеческим мясом и, как это ни странно, свежестью. Диркс даже заметил росу на каске дежурного пулеметчика, сидящего в одном из многочисленных окопов.

После пятиминутного блуждания по многочисленным ходам сообщения Диркс, наконец, добрался до полкового оружейника Шнитке. Шнитке спал на лежанке, подогнув под себя левую ногу, и пуская слюну из открытого губастого рта. Диркс подошел и тронул спящего за плечо.

– Руди, просыпайся.

Шнитке почесал рукой волосатую грудь, встряхнул головой и открыл глаза.

– Господин обер-лейтенант, старший оружейник Шнитке уже проснулся! – рявкнул он так, что другие солдаты, спящие в блиндаже, заворочались, и чей-то хриплый голос произнес в адрес оружейника несколько грязных ругательств. Диркс укоризненно покачал головой.

– Все равно им скоро вставать. Как говорят русские – «Кто рано встает, тому Бог подает». Не так глупо, согласитесь, господин обер-лейтенант? – проговорил Руди и с кряхтеньем начал натягивать на ноги старые сапоги с расширенными голенищами.

Диркс тихонько поцокал языком.

– Да, ты, старина Руди, становишься, как я вижу, философом. Что-то я раньше этого за тобой не замечал.

Шнитке надел сапоги и встал перед Дирксом – оказалось, что Диркс ниже его почти на две головы, и посмотрел на него сверху вниз.

– Тут станешь кем угодно, господин обер-лейтенант, лишь бы не сдохнуть и сохранить свою любимую задницу!

Диркс посмотрел на гиганта-оружейника и грустно усмехнулся.

– Да, Руди, твоя любимая задница еще очень пригодиться Великой Германии. Например, сейчас.

– Я готов, господин обер – лейтенант. Хотите использовать ее в качестве мишени? Думаю, что для стрелка такого уровня как вы, мишень слишком большая.

– Здесь ты совершенно прав, Руди. Мишень слишком большая. Давай-ка я лучше объясню тебе, что нужно сделать…

Спустя полчаса оружейник принёс Дирксу гильзу от артиллерийского снаряда с отпиленным донышком. Снайпер повертел гильзу в руках, одобрительно поцокал языком и поблагодарил Шнитке за хорошую работу.

Дело оставалось за малым – надо было замаскировать эту гильзу в куче других и, вставив в неё винтовку, поразить русского снайпера.

Низкорослый русский солдат закончил чистить винтовку, собрал воедино ее семь разложенных на холсте частей и с любовью водворил винтовку на место, в потертый брезентовый чехол. Не спеша достал из кармана вышитый бисером кисет из оленьей кожи и обрывок газеты. Солдат поднес газету к носу и недовольно поморщился – газета пахла свежей типографской краской. Солдат выудил из кисета щепоть крупно нарезанного табака и с ловкостью фокусника, в несколько мгновений, соорудил внушительных размеров козью ножку. Ему всегда хотелось курить перед охотой. Нет, не перед охотой в холодной заполярной тундре, где дикое зверье сразу учует запах табачного дыма, и тогда ищи свищи ветра в поле! На фронте были другие звери, и фронт весь пропах потом, кровью, порохом и еще невесть чем, не опишешь.

Закурить он не успел. В блиндаж резво вбежал бравый ротный политрук капитан Сагадеев. В правой руке политрук держал новую газету «Красная Звезда». Солдат отложил в сторону «козью ножку» и спокойно встал перед Сагадеевым, глядя ему прямо в глаза.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – приветствовал солдат политрука.

– Здравствуй, Федор! Здравствуй, родной! Да ты садись, не стой, в ногах правды нет! Посмотри только, что про тебя в «Красной Звезде» напечатали!

Сагадеев развернул перед Федором газету, на первой странице которой жирным шрифтом заглавными буквами было напечатано «УБЕЙ НЕМЦА!», а чуть ниже – «Снайпер-тундровик Федор Шишов уничтожил 200 вражеских захватчиков!». С первой страницы газеты на Федора смотрел его отретушированный двойник с белозубой улыбкой. На гимнастерке у двойника висела Звезда Героя Советского Союза.

– Я, товарищ капитан, эту газету видел уже. Читал.

Сагадеев заметил огромную «козью ножку» и ему все стало ясно. Он свернул газету в трубочку и засунул в карман галифе, потом тяжело вздохнул.

– Ну, что же ты так Федор, свой портрет на цыгарки извел? Не по-ленински это, не по – комсомольски. Как думаешь?

– Думаю, что мне на точку пора, товарищ капитан.

Сагадеев почесал затылок и разочарованно крякнул.

– Да, конечно, товарищ сержант. Уничтожьте эту фашистскую сволочь – Диркса! Пусть эти мерзавцы знают, что наши стрелки им спуску никогда не дадут!

– Так точно, товарищ капитан, не дадим.

Сагадеев крепко обнял солдата, похлопал его по спине, затем резко повернулся и вышел из блиндажа. Солдат облегченно вздохнул, взглянул на «козью ножку», но курить не стал. Он взял чехол с винтовкой, видавший виды «сидор», положил в нагрудный карман гимнастерки костяную фигурку и выскользнул из блиндажа.