Сейд

Александр Михайлович, поджав под себя ноги, сидел совершенно голый на природном ковре из оленьего мха-ягеля и смотрел на чудесное озеро, похожее на огромный блестящий металлический диск. Розовый закат стекал с чистого неба на поверхность спокойной воды и растворялся в темной холодной глубине. Ни комаров, ни гнуса, ни других кровососущих насекомых, которыми изобилует летом тундра, не наблюдалось. На берегу загадочного озера росли отнюдь не карликовые березы, а на лесной опушке, недалеко от Александра Михайловича, яркими большими каплями краснела пахучая земляника. Александр Михайлович попытался вспомнить все, что с ним произошло, но не смог. Он совершенно не понимал, каким образом, когда и почему очутился он в тундре, на этом таинственном первозданном берегу. Сознание его работало в каком-то замедленном и непонятном ритме.

Хрустнула рядом сухая ветка, Александр Михайлович повернул голову и увидел стоящего за его спиной живого и невредимого шамана. Шаман пристально смотрел в глаза Александру Михайловичу и коварно усмехался. В отличие от голого Александра Михайловича, шаман был одет, но не в шаманский наряд, а в обыкновенный: холщовая рубаха юпа, штаны из оленьей кожи, на ногах низкие сапоги каньги с острыми, загнутыми вверх носами, через плечо перекинут ремень большой, расписанной диковинными рисунками, сумы. Темные, с проседью, длинные волосы шамана были заплетены в тугую косу, завязанную на конце узким кожаным ремешком. Шаман молчал, но в мозгу Александра Михайловича одно за другим возникали слова, которые складывались в понятные, леденящие душу, фразы.

«Я знаю, как страшно тебе сейчас, человек. Ты сидишь, смотришь на это озеро и в сотый раз задаешь себе один и тот же вопрос – как я здесь очутился?! Сердце твое обливается кровью, дрожит и трепещет при мысли о том, что я могу с тобой сделать! Не задавай себе никаких вопросов, просто сиди и смотри».

Александр Михайлович попытался, было, пошевелиться, но не смог сделать ни одного движения – тело не слушалось его. Шаман тем временем достал из сумы острый костяной крючок и два металлических шарика с насечками по бокам. Размерами шарики были с те, что детям покупают родители для нехитрого развлечения. Дети дергают за резинку шарики, обернутые в разноцветную блестящую фольгу, и радуются гуттаперчевой их прыгучести. Александр Михайлович неожиданно вспомнил, как в далеком детстве отец подарил ему такой шарик, вспомнил с пугающей ясностью игрушку, тот день и веселого молодого отца, подбрасывающего его сильными мускулистыми руками высоко вверх, и ему стало страшно. Картина была убийственно реальной и четкой, будто бы Александр Михайлович был в этот момент маленьким белоголовым Сашенькой и от души радовался новой незатейливой игрушке.

Александр Михайлович заворожено следил за действиями шамана не в силах отвести взгляда, внутри тела его образовался сгусток холодной немой пустоты, и он сделался совершенно равнодушным ко всему происходящему с ним. Страх пропал.

Шаман подошел к Александру Михайловичу и крепкой сухой ладонью ударил его в лоб. От удара этого Александр Михайлович завалился на спину, вытянув вперед ноги и разбросав широко в стороны руки. Шаман наклонился над Александром Михайловичем и, зажав свой костяной крючок между указательным и средним пальцами, молниеносным движением вспорол тело Александра Михайловича от горла до низа живота. Александр Михайлович боли никакой не почувствовал. Он увидел, как бешено пульсирует в разверстой грудной клетке его сердце, и вываливаются наружу сизые, дымящиеся от теплой крови, кишки. Шаман аккуратно вырвал руками внутренние органы, бросив их на мох, рядом с телом. Затем посмотрел на, побелевшее как снег, лицо Александра Михайловича и острым своим крючком вынул оба равнодушно смотрящих на него глаза. В пустые, истекающие кровью, глазницы шаман вставил те самые металлические шарики с насечками. Он удовлетворенно посмотрел на растерзанное тело Александра Михайловича, повернулся и, сделав несколько шагов, бросил в озеро, вырезанные у Александра Михайловича, глаза. На гладкой, словно отполированной поверхности воды медленно разошлись правильные, пересекающие друг друга круги.

Александр Михайлович увидел вдруг, что стоит посреди своей горящей квартиры по колено в крови с открытым в диком крике ртом. На улице завывает ветер, и потоки красного дождя заливают оконное стекло. Удар молнии разламывает хлипкую раму, и ураганный смерч кружит вокруг Александра Михайловича, пожирая и всасывая в себя все, что попадается ему на пути. Бурлит и пузырится под ногами кровь, по которой идут к нему незнакомые полуистлевшие тени, одетые в епанчи и камзолы прошедших столетий. У всех призраков до боли знакомые лица, движения и жесты, которые нельзя не узнать. Александр Михайлович вглядывается в вереницу идущих мимо него теней, и видит в каждой из них не кого иного, как себя самого!

«Ты видишь и слышишь все это без страха. Ты больше никогда ничего не будешь бояться», – слышит он спокойный низкий голос шамана и еле успевает увернуться от тяжелых лошадиных копыт, пробивших толстую каменную кладку стены. Огромный черный конь с безобразной человеческой головой сбивает Александра Михайловича с ног и, подминая под себя, всем телом вдавливает его в пол. Александр Михайлович слышит, как трещат его кости, и лопаются от невероятного напряжения сухожилия.

«Ты больше никогда ничего не будешь бояться», – слышит он опять знакомый низкий голос. Бушующий в квартире смерч подхватывает его тело, поднимает высоко в небо и с силой бросает на хищные, устремлённые в небо, копья старинной кованой ограды.

Шаман уселся на берегу, достал из сумы длинную, покрытую замысловатой резьбой трубку, огниво и расшитый разноцветным бисером кисет. Из кисета он вытащил солидную щепоть темного, почти черного, табака, с удовольствием понюхал его и принялся медленно набивать трубку. Когда трубка была набита, шаман ловко высек огнивом искру и закурил. Он сидел, медленно втягивал в себя и также медленно выпускал изо рта, сквозь коричневые гнилые зубы, едкий табачный дым, жмурился от удовольствия и ждал, когда всемогущий Дженга откроет свои границы для нового чёрного шамана.

Александр Михайлович нёсся вниз, куда – то глубоко под землю по сверкающему антрацитным блеском тоннелю. «Как на поезде, только очень быстро и не видно ничего», – подумал Александр Михайлович и неожиданно мягко приземлился. Под ногами был белый известняк. Александр Михайлович огляделся вокруг и увидел, что находится в огромной, ярко освещенной пещере. Голубоватое свечение исходило из невидимых глазу источников, расположенных на высоком, украшенном фресками потолке. Стены пещеры неизвестный, но, несомненно, великий мастер украсил великолепной резьбой, изображавшей фигуры фантастических, неизвестных Александру Михайловичу животных и странных большеголовых людей.

Александр Михайлович, находясь в состоянии шокирующего изумления, нащупал в одном из многочисленных карманов куртки портсигар, достал зажигалку и замер – в нескольких метрах от него зазвенели колокольчики. Лёгкий мелодичный звон отражался от стен пещеры и многократным эхом отдавался в ушах. Александр Михайлович увидел, как сквозь стену проходит маленький человек, машинально щёлкнул зажигалкой, да так и остался стоять на месте, держа её перед собой и разглядывая маленького человека.

Незнакомец был росту около полуметра, имел короткое плотное тело, кривые ноги и, сморщенное, как печеное яблоко, старческое личико с очень умными и проницательными глазами. Одет он был в анорак и штаны из оленьей шкуры. На ногах незнакомца красовались легкие, расшитые бисером, остроносые каньги. На обеих руках незнакомца были надеты массивные серебряные браслеты, с припаянными к ним маленькими колокольчиками, которые, при каждом его движении, издавали тот самый мелодичный звон, так поразивший Александра Михайловича. Под мышкой незнакомец держал отполированную до блеска доску с нарисованными на ней черно-белыми клетками, а на шее у него висело ожерелье из сушеных грибов. Незнакомец дунул на дрожащее синеватое пламя соловьевской зажигалки и, когда оно погасло, вопросительно посмотрел на Александра Михайловича.

Александр Михайлович от удивления опомнился и вежливо спросил незнакомца:

– Уважаемый, позвольте узнать, где я в данный момент нахожусь?

Незнакомец юлить не стал и ответил просто:

– В Нижнем Мире.

Голос незнакомца оказался на редкость густым и низким, как у дьякона в церкви. Александр Михайлович потер лоб, силясь что-либо вспомнить, но сознание его отказывалось предоставлять информацию о прошлом, и Александру Михайловичу пришлось с этим обстоятельством смириться «Что ж, – подумал он – жить надо настоящим» и задал незнакомцу еще один вопрос:

– А как вас зовут, уважаемый, и, извините, конечно, за мою назойливость, кто вы такой?

Мимолетная улыбка пробежала по губам незнакомца, и он ответил:

– Меня зовут Алгуй. Я – твой проводник.

– И куда же, Алгуй, ты меня поведешь?

– Поведу туда, где ты не был, туда, где тебя ждут испытания, которые ты должен пройти и вернуться обратно к себе.

– Я должен совершить переход?

– Да, и не один. Ты ведь не думаешь, что ты – это только тело? Мясо и кости?

– Не думаю. Многие религии мира признают, что человек перевоплощается во времени и пространстве. Душа – вечна.

– Вот видишь, ты всё понимаешь правильно!

– Когда мы начнем?

– Не торопись. Тебе нужно совершить девять переходов.

– Это долгий путь?

– Очень долгий. А потому отдохнуть надо, однако. Посидим немного, поиграем, потом и отправимся.

Алгуй сел на пол пещеры, скрестив по-турецки ноги, и указал рукой Александру Михайловичу на место напротив себя. Александр Михайлович последовал примеру Алгуя, а тот тем временем раскрыл полированную доску, положил её на пол и достал из-за пазухи кожаный мешочек. В мешочке оказались фигурки, вырезанные из кости. Александр Михайлович посчитал фигурки и увидел, что их по двадцать штук с каждой стороны – черных и белых. Пять фигурок изображали диковинных птиц с длинными хищными клювами; пять – лосей с большими ветвистыми рогами (казалось, рога сейчас перевесят и фигурки упадут на доску, но, как ни странно этого не происходило, и фигурки, как вкопанные, занимали на доске свои позиции); пять – животных с очень укороченными ногами, без хвоста, но с маленькими рожками и, наконец, пять фигурных пластинок с ажурным крестообразным вырезом в центре. Все фигурки стояли на небольших конусовидных, напоминающих пирамиды, подставочках. Алгуй аккуратно разместил все фигурки на доске, затем взял в одну руку белого лося, в другую чёрного и, спрятав их за спиной, хитро посмотрел на Александра Михайловича. Александр Михайлович улыбнулся и легонько стукнул по левой руке Алгуя. Алгуй вытянул руку перед Александром Михайловичем и разжал кулак – на ладони лежал маленький белый лось.

– Тебе начинать.

Александр Михайлович удивленно посмотрел на Алгуя

– Как же я начну, если не знаю правил?

Алгуй оторвал от грибного ожерелья семь сушеных грибов и положил их на доску, затем снял с пояса маленькую круглую фляжку и положил ее рядом с грибами.

– Вот, подкрепишься этим и узнаешь все правила очень быстро, моргнуть не успеешь.

– Хорошо – ответил Александр Михайлович и, взяв с доски первый попавшийся сушеный гриб, положил его в рот и принялся усердно жевать.

Первый гриб был разжеван и проглочен. Никаких неприятных ощущений Александр Михайлович не испытал, запил гриб водой из фляжки и уверенно взял с доски второй. Он подумал, что очень давно не ел грибного супа и ему захотелось есть эти грибы еще и еще.

Алгуй смотрел на Александра Михайловича, тихонько посмеивался, отрывал с ожерелья маленькие грибки, подбрасывал их в воздух и ловил, как собака, ртом.

После третьего гриба, съеденного Александром Михайловичем, он почувствовал в теле необыкновенную легкость, а стоящий на доске белый лось превратился в огромного белого дракона. Дракон этот с силой бил хвостом по пещерному полу, и в глаза Александра Михайловича летела известняковая пыль. Под потолком пещеры, раскрашенном в яркие оранжево-красные цвета, парил, широко раскинув в стороны маленькие руки, Алгуй. Рядом с Алгуем в воздухе бешено вертелись какие-то рваные черные тени. «Интересно девки пляшут» – подумал Александр Михайлович, взял с доски четыре оставшихся гриба и бросил их в рот. Тени под потолком образовали черный вертящийся шар, который втянул в себя парящего Алгуя, и камнем полетел вниз, прямо на Александра Михайловича.

***

Бирюков играл с доктором в шахматы. Исцарапанная доска стояла посредине стола, по противоположным сторонам которого расположились напряженные игроки. Не то, чтобы лейтенанту нравилась эта древняя, как мир, игра – нет, надо было просто убить время до прихода из подвала московских гостей и отвлечься от тяжких дум. Отвлечься не получалось. Доктор имел первый разряд по шахматам – он в течение нескольких минут пробил внушительную брешь в лейтенантской обороне и поставил Бирюкову мат.

– Однако, батенька, вы проиграли, – энергично потирая ладони, произнес доктор и с иронией посмотрел на Бирюкова – Что, никак не можете сосредоточиться? Не переживайте. Товарищи посмотрят дикарские татуировки, да и уедут к себе в Москву. Мёртвые, они ведь разговаривать не могут.

Бирюков повертел в руке поверженного короля, нервно, со стуком, поставил его на доску и тяжело ударил кулаком по столу.

– А живые? Живые?!

Доктор, не обращая внимания на поведение лейтенанта, спокойно ответил:

– Какие такие живые? Я, батенька, как те три мартышки: ничего не вижу, ничего не слышу и ничего никому не скажу – говоря это, доктор делал соответствующие жесты ладонями, закрывая ими то глаза, то уши, то рот.

Бирюков покачал коротко стриженой головой.

– Смотрите, «батенька» – передразнил он доктора – патронов у меня, если что, на всех хватит!