Тайны гениев

Вопрос: А почему родители их поддерживают?

Ответ (первый вариант): Родители не в состоянии объяснить детям, что артист – это человек, который пожертвовал своей жизнью.

Ответ (второй вариант): Потому что родители большие и глупые.

Прошу простить эту грубоватую шутку в конце, но, как говорят в народе: «В каждой шутке есть доля шутки».

Поэтому попробуем выяснить, почему быть артистом – это жертва, и о чем не знает мечтающий быть артистом малыш, и о чем не догадываются его родители.

Актер, играющий роль Гамлета, стоит за сценой и ждет, пока затихнет гул зала.

В течение трех часов сценического времени Гамлету предстоит в одиночку сражаться со вселенской несправедливостью, а по окончании этих трех часов – умереть.

Каждый раз, выходя на сцену, Актер знает, что Гамлет умрет. Гамлет этого не знает.

Актер должен сражаться за жизнь Гамлета, за то, чтобы восстановить справедливость и скрыть от Гамлета внутри себя знание о его будущей смерти.

Более того: каждый раз Актер должен верить, что Он и Гамлет внутри него восстановят справедливость и выживут.

Актер и Гамлет становятся, по сути, одним лицом.

Актер-Гамлет стоит за кулисами и ждет, пока затихнет гул в зале.

Гамлет-Актер выходит на сцену.

Гамлет – для того чтобы вступить в борьбу и победить, а Актер – для того чтобы проиграть борьбу Гамлета и умереть.

«Гул затих».

«Гул затих» – значит, наступило время Актеру-Гамлету сделать свой первый шаг на пути к смерти.

«Гул затих» – звучит как приговор, как выстрел.

«Я вышел на подмостки».

Кто он, этот «Я»? Кто вышел на подмостки?

Стихотворение называется «Гамлет». Значит, Гамлет вышел навстречу Смерти.

Но ведь Гамлет вышел после затихшего в театральном зале гула, да еще вышел на подмостки (сцены).

Значит, это – Актер.

Теперь перенесем акцент:

«Я вышел на подмостки».

«Я вышел» – здесь это очень трагично (все-таки вышел!).

Не пытался избежать, отказаться от этой страшной участи.

Был гул в зале, зрители рассаживались по местам, разговаривали, шелестели программками, обсуждали, кто сегодня играет (умирает) Гамлета, кто играет (умирает) Офелию.

Гул затих, значит, время осмелиться выйти.

ВЫШЕЛ!!!

И что же будет делать? Говорить, танцевать, петь?

Нет!

«Я ловлю в далеком отголоске,

Что случится на моем веку».

Гениальный поворот стиха!!!

Вышел – и мгновенно попал в Вечность.

Вы только подумайте, кто ловит в «далеком отголоске».

Актер? В этом случае для него «далекий отголосок» – время Гамлета.

Ибо актер – наш современник.

И он ловит в истории Гамлета аналогии со своим (то есть нашим) веком.

А что же это за «далекий отголосок» для Гамлета?

И здесь мы прикасаемся к великой силе выразительности поэзии вообще и поэта Бориса Пастернака в частности:

«На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси».

Здесь, как это часто происходит в поэзии Пастернака, мы мгновенно попадаем в такое измерение, где театральные бинокли соизмеримы со звездами. С театральной точки зрения речь идет об известном каждому актеру эффекте: когда смотришь в зал со сцены – не видно ничего.

Но зрители, глядящие на освещенную сцену через бинокли, видят каждую морщинку на лице актера.

Они увидят вблизи гримасу Смерти, они будут обстоятельно наблюдать в бинокли трехчасовой путь Гамлета к Смерти.

Но здесь есть и другой образ:

сцена – это наша Планета, а «тысяча биноклей на оси» – звезды, иные миры, наблюдающие за нашим миром, в котором происходит невероятная трагедия.

Кто же в этом случае на сцене?

Гамлет? Да!