– Ага! Ты знаешь, за голову берутся. Опорный пункт отремонтировали. Дружину возродили.
– Если ли толк от дружины? – Маштаков, как большинство профессионалов, скептически относился к добровольным образованиям.
– Я тебе скажу, есть. Ты послушай, послушай, – горячился Муравьёв, хотя Миха и не пытался его перебивать. – Вот по вечерам подучётников обхожу, с собой двоих мужиков беру поздоровее. Трое – не один, согласен? И чуть чего их – в свидетели, в понятые. Ага. Женщины мне «отказные» материалы подшивают, описи пишут, планы работы на неделю.
Автобус тряхнуло на ухабе, на нос майору съехала фуражка, он замолчал. В жёлтом конусе дальнего света фар мелькнула длинная вывеска. «Рособщепит. Столовая №…»
– Приехали! – жизнерадостно воскликнул Рязанцев. – Вон, приткнись у торца пятиэтажки.
Дверь автобуса, заскрипев, сложилась в гармошку.
– Пошли, что ли? – Маштаков потрепал за плечо Калёнова.
Тот умудрился задремать по дороге. Судя по исходившему от него родному запаху, он наведался-таки в спорткомплекс «Темп». Играл ли он там в волейбол – вопрос… но вот пива попил – это точно.
– Чё холодно так?! – возмутился Калёнов, выйдя на улицу.
Оперативник с его зоны, оказавшийся стажёром по имени Серёга, держал в руке длинный китайский фонарик.
Участковый повёл их в детский садик.
– Там на веранде они на постоянку собираются. Пьют, курят, трахаются. Заведующая на меня начальству нажаловалась – ничего не делаю, ага. Ладно, говорит, бутылки каждое утро, так ещё гондоны детишки находят. Осторожно, мужики, тут яма…
Веранду нашли по приземистому чёрному силуэту и багровым точкам сигарет. Они то вспыхивали, то слабели, сообразно затяжкам.
– Посвети, – велел Калёнов.
Стажёр включил фонарик. Мутное прыгающее пятно вырвало из темноты кампанию. Человек шесть-семь пацанов и девчонок, которые сидели друг у дружки на коленях. На той же лавочке в углу обнаружилась ополовиненная пластмассовая «полторашка», стакан, поломанная буханка чёрного, яблоки.
– Спокойно, мы из милиции, – сказал Маштаков. – Предъявите, пожалуйста, ваши документы.
– Какие документы, ты чё? – загораживаясь рукой от света, возмутился крепыш в надетой задом наперёд бейсболке.
– Удостоверяющие вашу личность.
Миха обглядывал насторожившуюся публику. Ему не понравился крайний парень в спортивных штанах с белыми лампасами. Парень шепнул что-то на ухо сидевшей у него на руках девчонке, и та сразу сползла на пол. Пацан подтянул к скамье ноги, проверил шнурки на кроссовках.
– Раз документов нету, будьте любезны в отдел, личности ваши будем устанавливать, – рассудительно объяснил майор Муравьёв.
Он лет пять работал старшим участковым на Восточке, его узнали.
– Юрий Анатольевич, – к перилам подошла белобрысая девчонка в короткой юбке, – что мы такого сделали? Кому мешаем?
– Ага, Назарова! Вспомнила, как меня по имени-отчеству величают. А на прошлой неделе, когда я вас один проведывал, куда вы меня послали? – участковый не скрывал радости от наклёвывавшегося торжества справедливости.
Невзирая на то, что размеры её можно было увидеть только в микроскоп.
Свет фонаря слабел, на глазах садилась батарея.
– Чего сделали?! – вмешался Маштаков. – А распитие спиртных напитков в общественном месте? Здесь же детишки гуляют.
Стажёр выключил фонарь. И сразу из угла, где сидел не понравившийся Михе парень, мелькнули белые лампасы.
– Держи его, Рома! – хрипло крикнул Маштаков.
И сам прыгнул туда. Но Калёнов уже завернул парню руку, высоко, до самого затылка.
– Ты чё дёргаешься, ублюдок! С тобой же, ара, по-хорошему.
По дороге до автобуса всё-таки один сбежал. Не тот, который в бейсболке козырьком назад, а третий, его Миха вообще не разглядел.
Задержанных изъявил желание покараулить Калёнов, но Маштаков рассудил, что не стоит его, поддатого, оставлять одного. Слишком рьяно он кинулся руки крутить. Вон как пацан пере-морщился, ругается сквозь зубы. Подруга ему плечо массирует.
Как пить дать, на жалобу нарвёмся. Отписаться-то отпишемся, злостное неповиновение сотруднику при исполнении и так далее, но опять лишние проблемы.
– Сергей пусть здесь побудет.
Миха забрал у стажёра фонарик.
Милиционеры пошли по улице. Маштаков остановился на углу, огляделся. Двадцать шестого августа на этом месте ограбили гражданина Филимонова. Тот даже не понял, откуда взялись грабители. «Как из-под земли!» Хотя и не слишком был пьян. У напарника случилась радость, сынок народился. «Две бутылки всего, товарищ капитан, на пятерых выпили. Ей-богу!»
Миха озирался. Откуда они могли выскочить как из-под земли? Пройти вдоль дома за кустами? А что, вполне. Но тогда им заблаговременно не видно, кто идёт. Вдруг – катит кодла покруче?
Через два дома от них горел фонарь, единственный на всю долгую Восточную улицу. Под ним в кругу неонового света был хорошо различим силуэт молодой женщины. Миха разглядел даже подробности – деловой костюм, сумка на плече, стрижка, открытая шея. Нерешительно потоптавшись под фонарём, женщина повернула и растворилась в темноте.
«Нас испугалась».
На лавочке у последнего подъезда пятнадцатого дома сидели два парня. Оба вроде трезвые, курили, разговаривали негромко. Обоим лет по двадцать, на вид после армии, если служили, конечно. У одного с собой оказался пропуск на завод.
– Да, мы из этого дома, – парень выглядел уверенно.
Рязанцев в блокнот переписал их данные.
Участковый Муравьёв не преминул попрофилактировать.
– Зачем вы, ребята, на лавочку с ногами залезли? Ага. Нормальные ребята, а с грязными ногами. Ведь тут люди потом сядут жопами в чистых штанах…
Парни сразу поднялись, стали прощаться.
– Завтра после работы, Костя, подходи…
Все подъезды в пятнадцатом доме оказались пустыми. Из распахнутого окна на втором этаже гремел Михаил Круг.
– Владимирский централ, ветер северный!
Звяканье посуды перебивали нетрезвые голоса, мужские, женские. Хохот, – он же ржач.
Муравьёв отвернул обшлаг куртки.