Больно людям в глаза смотреть.
Чем же я смогу их утешить,
Плакать с ними я не могу,
Остается нам только верить,
В нашу жизнь и судьбу свою.
Чернобыль 1989 год Аркадий Угаров
Одна из самых больших столовых в Чернобыле была открыта в сентябре 1986 года по улице Кирова, в бывшем здании станции технического обслуживания (СТО) автомобилей, и проработала почти 10 лет. Народ ее окрестил "Кормушка", у меня даже стихи есть, написанные моим товарищем, с упоминанием о ней. Тут было три раздачи, и за день она могла накормить 17 тыс. человек. Как положено: у входа встречали дозиметристы и огромный зал, стояли длинные столы на 10 человек и лавки. Посуда была солдатская – алюминиевые тарелки и ложки. Кормили хорошо, продукты поставлялись только свежие, даже мясо не замораживали – сразу в обработку и на стол. Очереди были большие, но девочки работали быстро и все успевали поесть. Директором была В.Ф Жорницкая, заведующий – Н.М. Мегий. Со слов одного из заместителей директора, В.Я. Герасюк, штат столовой состоял из 124-х человек, на подсобные работы брали "партизан". О девочках: да, это были молодые девчонки (средний возраст 23 года), которых направляли в Чернобыль в командировку со всех атомных станций и ОРСов Союза. Запомнились: Одесса, Львов, ровно, Смоленск, Курск, Ленинград, Новокузнецк, даже Узбекистан. Рабочий день длился 18 часов, и вахта у них была по месяцу. Жили они там же, на втором этаже. Девчонки так уставали, что падали – кто, где мог, и будил их второй зам игрой на баяне. Я знаю, что некоторые приезжали раза по три. Кто по долгу, а кто по зову сердца, и оставались на годы. Мужчин было большинство, было из кого выбирать. "Крутились романы», людей вращалось много, в основном, молодых. Любовь не отменит никакая радиация, никакая беда. Если браки свершаются на небесах, то начинались они в Чернобыле. Влюблялись: повариха и милиционер, дозиметрист и прачка, слесарь и заведующая общежитием – в общем, течение жизни ничем не остановить. Если в войну говорили: "война все спишет", то теперь просто никто не знал, что будет с каждым из нас в будущем. Молодые спешили жить и любить.
Одним из создателей столовой, названной в народе "Кормушка", был интереснейший человек – припятчанин Виталий Федорович Куринной, 1946 года рождения. На день аварии на ЧАЭС работавший председателем объединенного профсоюзного комитета УС ЧАЭС и внесший огромный вклад в дело ликвидации ее последствий. Привожу рассказ-исповедь, написанный им собственноручно.
Виталий Федорович Куринной,1986 г.
«Ночью 26 апреля в четыре часа утра мне позвонил дежурный диспетчер УС ЧАЭС В. Атаманский и сказал, что на АЭС авария и мне срочно нужно явиться в штаб строительства. На этом связь прервалась. Первое, о чем я подумал, было предположение о возгорании (или взрыве) краски, поскольку организация «Чернобыльэнергозащита» осуществляла лакокрасочное покрытие одного из блоков ЧАЭС.
Быстро одевшись, я побежал по шпалам к штабу строительства (это более 3-х километров от города). Добежав до столовой, «Электроника», увидел движущиеся со стороны АЭС машины скорой помощи, бежали люди, которые сказали, что взорвался четвертый энергоблок АЭС. Я понял, что в штабе мне делать нечего, и вернулся домой. Еле дождавшись утра, теряясь в различных догадках (телефоны были отключены), в восемь часов я был уже возле здания УС ЧАЭС. Там находился начальник управления В.Т. Кизима – Герой Социалистическго Труда, депутат Верховного Совета Украины. Подходили его замы: В. Земсков, В. Андрющенко, начальник ОТТБ и РБ М. Зайцев, Ф. Шевцов – секретарь парткома УС ЧАЭС. Потом стали подходить начальники субподрядных организаций, начальники участков, цехов, бригадиры. Тогда мы с В.Т. Кизимой сели в его служебный УАЗ и поехали посмотреть своими глазами, что же произошло. Объезжая по периметру станцию, возле здания хранилища ядерных отходов со стороны 4-го энергоблока шел сильный пар, но мы все, же увидели разрушенную стену реактора. Выругавшись вслух и, наверное, уже осознавая, хотя и не до конца, что произошло (этот человек очень грамотный, гениальный специалист, знает каждый строительный метр всех объектов станции). Кизима сказал, что из-за этой аварии сорвутся запланированные на 26-27 апреля работы по возведению шатра 5-го энергоблока, который должны были ввести в эксплуатацию в 1986 году.
У здания УС ЧАЭС инженер ГО А. Воскобойников (служба ОТ, ТБ и РБ) произвел замеры, которые показали большие дозы радиации. Была дана команда, срочно снять людей со строительных объектов площадки и запретить все работы.
Здание УС ЧАЭС закрыли и забили входную дверь. В это же время в г. Припять дети пошли в школу, шли занятия в профтехучилище, работали все объекты социальной сферы, юные спортсмены готовились к международным юношеским соревнованиям по велоспорту, которые должны были пройти в городе 27 апреля. Народ праздновал свадьбы. Короче, город жил своей обыденной жизнью.
Где-то около шестнадцати часов из реактора начало появляться голубое пламя. Сравнить это пламя можно было с большой газосварочной горелкой. К концу дня оно разгорелось очень сильно. Высота пламени, на мой взгляд, достигала сорока метров. Как потом говорили специалисты, что это горел графит, температура горения которого свыше 2000 градусов. Интерес детей к такому зрелищу был неописуем. Они целый день бегали к вертолетам, которые облетали станцию и садились на спортивном стадионе у въезда в город. Дети, да и многие взрослые, поднимались на крыши домов и лицезрели такое явление, не осознавая последствий. Этот пример я взял из рассказа моего сына, которому на момент аварии было около 9 лет. Сам поднялся и заставил детей спуститься со своего дома…
27 апреля в пять часов утра женщины с детьми, мужья которых работали на ЧАЭС, да и многие другие жители города перекрыли железнодорожные пути, остановили поезд Москва – Хмельницкий, который должен был проследовать железнодорожную станцию Янов уже без остановки, сели в вагоны и уехали.
Утром того же дня первые руководители организаций станции и города собрались у здания горисполкома. Люди в военной форме и гражданские лица тянули провода, устанавливали на крыше здания антенны. Как потом выяснилось, это была установка и подготовка к работе радио- и телеаппаратуры. Будучи депутатом горсовета, я поинтересовался у председателя совета В. Волошко, что же все-таки случилось? Тот махнул рукой и что-то невнятно ответил. Было понятно, что он в тот момент тоже не владел полной информацией.
В десять часов утра в зале Припятского дворца культуры нас собрал первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Б. Щербина. Он рассказал о сложившейся на то время ситуации и обстановке на самой станции, о первых погибших. Вопрос об эвакуации жителей города решался в Москве. Но собрание было прервано, поскольку Бориса Евдокимовича пригласил к телефону Председатель Совета Министров СССР Н. Рыжков. Пока шел разговор между первыми руководителями страны (а это происходило в здании горисполкома), все кто был на совещании вышли на улицу. Поливочные машины мыли пенным раствором улицы города, а дети босиком бегали по этой пене, по лужам. Работали магазины, над городом и станцией кружили военные вертолеты, вокруг города по всем дорогам стояли сотни автобусов. Еще 26 апреля жителей города призывали не пускать детей на улицу, да и самим советовали без необходимости не выходить. Где-то минут через сорок нас пригласили обратно в зал. На всю оставшуюся жизнь мне запомнились слова Щербины: «Я доложил Рыжкову о сложившейся обстановке на станции и в городе, рассказал, что город живет полной жизнью. Рыжков передает всем жителям г. Припять и коммунистам города наилучшие пожелания, поздравляет всех с празндиком 1 Мая и просит коммунистов г. Припять сделать все возможное и невозможное для погашения огня в реакторе, так как зарубежные страны подняли шум в связи с резким повышением уровня радиации на их территориях. ЦК КПСС и правительство СССР приняло решение эвакуировать женщин и детей г. Припять. С собой взять необходимые документы и запас пищи на трое суток. Лица, имеющие свои автомобили, могут вывезти свои семьи к родственникам или знакомым».
После совещания я прибежал домой, но моя жена с детьми стояла с другими жителями дома уже на улице. Оказывается, пока мы были на совещании, люди в красных пагонах, милиция, вывели семьи на улицу. Я подошел к майору, показал удостоверение и сказал, что принято решение мужчин не эвакуировать, а лица, имеющие свои машины, могут увезти свои семьи сами. Поэтому пускай моя семья идет в дом. Я позже их увезу к родителям. В ответ услышал: «У меня своя задача, и я ее выполню». В дом их уже не пустили. В это время к дому подали автобусы. Мне удалось узнать, что их везут в Житомирскую область. Сказал жене, чтобы она с детьми с места эвакуации добиралась к моим родителям в с. Страхолесье Чернобыльского района. Эвакуация жителей началась в 13-15 и закончилась в 15-30.
Сразу же после эвакуации началась работа по ликвидации аварии. Вертолеты садились в г. Припять возле речного причала. Там было намыто много речного песка. Мы смогли собрать оставшихся наших работников. Всех нас было около шестидесяти человек. Вертолеты садились один за другим, а нам нужно было насыпать песок в мешки, грузить их в парашюты и цеплять к вертолетам. Затем пилоты поднимали вертолеты, несли груз к жерлу реактора и сбрасывали его туда. В связи с тем, что над реактором была бешеная радиация, вертолеты ниже 200 метров над реактором опускаться не могли, а поэтому и попадание груза в реактор в первые часы было минимальное. Защитой от пыли и радиации нам служили марлевые лепестки. Людей не хватало. Но, тем не менее, хочу назвать настоящих героев. Это бригада А. Трикиши, часть бригады В. Чернобривко… Вместе с ними работали и ребята из субподрядных организаций.
После первых пяти часов изнурительной, тяжелейшей работы, в 21-00 мы собрались в здании горисполкома на совещание, которое проводил Кизима. В связи с острой нехваткой работников было принято решение отправить оставшихся сильно уставших людей по селам, в основном, Полесского и Иванковського районов, куда были эвакуированы семьи, и просить мужчин явиться на работу.
В связи с тем, что главный диспетчер УС ЧАЭС находился на больничном, я лично попросил диспетчера А. Вариводу взять под контроль доставку мужчин и вести учет всех прибывающих на ликвидацию. 28 апреля из сел стали прибывать люди. Их было около 100 человек. Как я уже отметил выше, Правительственная комиссия разместилась в здании Припятского горисполкома и горкома партии. Там же были установлены и мониторы для наблюдения за попаданием песка в жерло реактора. От комиссии поступило сообщение, что глина дает хороший эффект. Срочно была организована площадка для копания глины возле с. Чистогаловка. Недоставало людей, недоставало мешков. Я поехал в воинскую часть, находившуюся рядом с г. Припять, чтобы просить командира части помочь людьми, но там уже никого не было. Их ночью эвакуировали.
Заехав на базу ОРСА с начальником автоколонны АТПО И. Кожедубом, я взял под расписку 5000 мешков, которых хватило на первые дни работы. В тот же день с командиром полка вертолетов Антошкиным (за ликвидацию аварии ему было присвоено звание Героя Советского Союза) на вертолете мы облетали Чернобыльский район и выбирали площадки для погрузки песка под вертолеты. 29 апреля на погрузке песка, глины и других компонентов на площадках уже работало свыше трехсот человек.
В связи с большими радиационными полями (а возле здания горисполкома уже было около 500 мР/час), правительственная комиссия стала переезжать в г. Чернобыль. Наше подразделение также переехало в Чернобыль.
Штаб и комнаты для сна были оборудованы в здании ПТУ. Наш центральный аппарат и ОПК разместились в профтехучилище пгт Полесское. Там же, в Полесском, разместились в различных зданиях и наши субподрядные организации. Если 28 апреля мы покормили людей, работающих под вертолетами, сухим пайком, то 29 апреля остро встал вопрос: чем кормить людей, работающих в адских условиях под вертолетами?
Я забрал в г. Припять в ресторане «Полесье» оставшиеся 30 кг колбасы, около 10 кг твердого сыра, немного свежих огурцов и помидоров, в присутствии руководителя ОРСА (А. Швидченко), вскрыли продуктовый магазин, где взяли хлеб, 50 ящиков минеральной воды, консервов и 3 ящика водки. Брал под расписку.
Все это было вручено начальнику Припятского ЮТЭМ В. Абрамову и главному инженеру АТПО А. Шаповалу. Они развезли продукты питания и, естественно, по 100 грамм на каждого человека, работающего под вертолетами. За 100 грамм потом меня почти 3 месяца допрашивали и чуть не отдали под суд с мотивировкой: как я, руководитель, коммунист посмел спаивать народ? А ведь такое решение выдать по 100 грамм, было принято коллегиально. И представьте мое состояние, когда эти люди отказались от своих слов. Да Бог с ними! Меня понял и не отдал под суд заместитель начальника ОБХСС Украины. 30 апреля люди, отработавшие три дня под вертолетами и получив приличные дозы облучения, были доставлены в различные больницы и институты г. Киева. Всем им были поставлены соответствующие диагнозы. Тогда все вроде бы было правильно, но затем оказалось, что практически никто не получил доз облучения, радиоактивных ожогов, кроме тех, кто умер сразу же после аварии.
Правительственная комиссия ставила перед организациями строительства всевозможные задачи, вытекающие из оперативной обстановки. Одной из таких было задание выполнить заградительную стену между третим и четвертым энергоблоками. Первой начала выполнять это задание бригада Г. Павлова. Затем там прошло еще много других бригад строителей. Мне два раза пришлось побывать с представителями Москвы на месте возведения этой стены. Ребята! Вы – герои! Вы выполнили эту задачу!
Людей стало прибывать все больше и больше, но и работы с каждым часом добавлялось. На железнодорожную станцию Вильча стали сплошным потоком приходить грузы, которые нужно было срочно доставлять к месту назначения. Срочно создавались бригады.
30 апреля в Чернобыле мною был организован буфет. Были завезены различные консервы, сгущенное молоко, кофе, чай, сахар. И это в какой-то мере решило проблему кормления людей сухими пайками.
Сегодня, анализируя ситуацию тех первых дней почти тридцатилетней давности, я пришел к выводу, что подразделения гражданской обороны, которые были созданы на всех без исключения предприятиях (я входил в состав штаба ГО УС ЧАЭС), не были готовы к работе в такой ситуации. Не было надлежащих средств индивидуальной защиты, дозиметров, кроме ДП-5 (и то в малом количестве), тем более индивидуальных. Обучение персонала и тренировки проходили формально, не было передвижных пунктов питания, пунктов санобработки людей и техники. Это касалось не только нашего предприятия, но и, наверное, всей Украины и республик всего Союза. Срочно пришлось создавать службы дозконтроля, проводить обучение персонала и т.д.
Мне особенно запомнилась доставка бетона под разрушенную стену четвертогого энергоблока. Первые машины бетона сопровождали руководители УС ЧАЭС, в том числе и я. Показывали водителям дорогу к месту выгрузки бетона. В большинстве случаев водители честно исполняли свой долг, но среди них были и такие, которые везли этот бетон из Вышгорода и, не доезжая полтора-два километра до реактора, сливали его в лесу. Такими водителями занимались, естественно, компетентные органы, но нам пришлось ставить учетчиков для контроля. И это были женщины, осуществляющие контроль в высоких полях радиации. Женщины, простите нас!
Перед началом работы мастеру, прорабу (ответственному лицу) выдавали один прибор – дозиметр – на весь коллектив, в то время как даже в небольшом помещении в каждом углу были различные уровни радиации. Получать информацию о полученных персоналом дозах облучения практически было невозможно.
2 мая мы с В. Кизимой поехали на базу отдыха авиазавода им. Антонова «Зеленый Мыс». Посмотрев домики, подсобные постройки, мы решили переселить работников строительства из г. Чернобыль на эту базу. В то время там находился заведующий сектором ЦК КПСС тов. Марьин. Уже с первых дней аварии стоял вопрос о строительстве вахтового поселка для эксплуатационных кадров станции и строительно-монтажных организаций, служб и других структур, задействованных на ликвидации последствий аварии.
Тов. Марьин сказал: «Придумали же наши предки названия – Чернобыль, Страхолесье. А самое красивое название – Зеленый Мыс. Вот так и назовем будущий вахтовый поселок – Зеленый Мыс». И назвали…. Сразу же после этого визита переселили часть людей из г. Чернобыль на базу Зеленый Мыс, открыли магазин. Примерно дней через десять, благодаря начальнику ОРСа г. Вышгород (бывшему начальнику ОРСа г. Припять), очень порядочному, добросовестному, интеллигентному трудоголику Г. Киселю, была открыта и столовая.
Почти сразу же мы начали усиленно строить помывочный пункт. При входе на базу был установлен дозиметрический контроль. Персоналу практически каждые сутки – двое меняли спецодежду (ввиду ее загрязнения радиоактивными веществами). Мой рекорд был три раза за день.
В Чернобыле остро встал вопрос питания людей, занятых на ликвидации. В начале июня меня вызвал к себе первый секретарь Киевского
обкома партии Г. Ревенко, дал задание переоборудовать в г. Чернобыль станцию технического обслуживания под столовую на две с половиной тысячи посещений за обед и установил срок ввода в эксплуатацию – 1 месяц. Строительные работы на этом объекте уже начались. Спустя два часа меня срочно вызывает к себе второй секретарь обкома партии В. Маломуж. Задание он мне оставил прежнее, но только срок ввода сократил на две недели. Я срочно поехал в г. Киев к В. Сологубу – председателю Укрсовпрофа, члену политбюро ЦК КПСС. Его я уже хорошо знал, (он приезжал в г. Чернобыль, знакомился с обстановкой, встретился с работниками АТПО и ЮТЭМ в с. Залесье. На месте В.Сологуба не оказалось. Меня приняла его первый заместитель С. Евтушенко. Выслушав, она сказала: «Конечно же, задание обкома партии нужно выполнить в срок». В качестве помощи распорядилась выделить 30 тысяч рублей для премирования людей, работающих на столовой. В Чернобыле я встретился с руководителями организаций, рассказал им о задании, о премировании. Руководители поделили деньги по вкладу каждой организации и впоследствии отчитались ведомостями с подписями премированных работников, а я отчитался перед Укрсовпрофом. В назначенный срок столовая была открыта. Она была снабжена линиями подогрева блюд. На открытии присутствовал В. Маломуж. Никаких собраний и речей не было. Пообедав, второй секретарь обкома партии поблагодарил меня за проделанную работу и сразу же дал новое задание – произвести ремонт столовой «Энергетик» и запустить в эксплуатацию в такой же срок – две недели. Когда мы с ним обедали, я заметил, что персонал столовой состоит из молоденьких девочек – практически детей. Поинтересовался, откуда они и сколько им лет. Оказалось, что они были направлены одним из училищ Киевской области. Меня такая безответственность руководителей училища потрясла. В этот же день дети были отправлены обратно.
Для того чтобы не сорвать срок ввода в эксплуатацию столовой «Энергетик», через ГлавУРС со Смоленской АЭС был вызван начальник ОРСа В. Радохлебов (до аварии он также работал начальником ОРСа в г. Припять). Благодаря его усилиям, столовая «Энергетик» была введена в эксплуатацию в срок. Приблизительно через неделю меня вызвали на партбюро и объявили выговор. Суть его заключалась в том, что В. Радохлебов на Смоленской АЭС получил (за что, не знаю) судимость. В Чернобыле за выполнение задания по столовой ему были вручены грамота за подписью Б.Е. Щербины и благодарственное письмо Укрсовпрофа. Меня обвинили в том, что я пригласил уголовника. Потом я узнал, что благодаря грамоте и благодарственному письму судимость с этого человека была снята.
Как я уже выше отмечал, руководство УС ЧАЭС, объединенный профсоюзный комитет, аппараты других организаций разместились в основном в пгт Полесское. С первых дней аварии там кипела работа по поселению работников в общежития, созданию им мало-мальски приемлемых бытовых условий, открытию буфетов. Мотаясь то в Полесское, то в Чернобыль, то на базу отдыха Зеленый Мыс, то в Вышгород или Киев, я сильно уставал не так физически, как морально, но выдерживал.
Хочу с особой теплотой поблагодарить своих заместителей А. Савченко, Л. Николаенко, Л. Погуцу, А. Ищенко, Л. Долю, главного бухгалтера ОПК Н. Безик, вспомнить добрым словом бухгалтера Е. Штокало.
Эти люди, не щадя своих сил и времени, отдавали все для того, чтобы оказать посильную помощь семьям потерпевших от аварии, хотя сами пребывали в таких же условиях, как и все.
Говорят, что нет незаменимых людей, но это неправда. Работники нашего профсоюзного комитета действительно были незаменимы. Я и мои товарищи по ОПК работали в 1986 году практически без выходных. Особую признательность хочу выразить всем председателям профсоюзных комитетов организаций В. Щербаню, И. Уманскому, О. Зеленцовой, С. Ваксу, В. Возному, З. Иващенко (Мария-Стефания), И. Подгорному и другим.
С большой признательностью вспоминаю руководителей организаций, больших профессионалов своего дела В. Кизиму, В. Земскова, А. Косенко, В. Акулова, В. Ковтуцкого, В. Дейграфа, А. Соломко, А. Якубовича, А. Шаповала и его жену Нину Ивановну, И. Кожедуба, Г. Денисенко, В. Абрамова, А. Костырко, всех руководителей ОРСа, медицины. Они сделали все, что было в их силах, и даже больше. Выделяю отдельную работу и выражаю свою сердечную благодарность Светлане Сергеевне Евтушенко – первому заместителю председателя Укрсовпрофа, после прибытия, которой в г. Чернобыль сразу же был решен вопрос о вручении благодарственных писем ликвидаторам (и по 50 рублей под каждое письмо), заместителю председателя А. Ефименко, директору фонда соцстраха Украины М. Селихову
Уже 26 апреля в г. Припять прибыли руководители всех рангов из Москвы и Киева. Среди них профсоюзные деятели Н. Симочатов, С. Шишов, В. Кононенко, В. Водолазов В. Тимошенко.
Эти люди после эвакуации проводили встречи с нашими работниками в местах их проживания, слушали про их беды (а их было десятки тысяч), принимали решения и уже с первых дней аварии начали отдавать под жилье эвакуированным семьям санатории, дома отдыха, выделяли все путевки на оздоровление бесплатно, денежную помощь.
Хочу отметить работу В. Кононенко, который побывал практически во всех эвакуированных селах, а затем и в местах их переселения, и ни один вопрос обращавшихся не оставил без внимания. Мы часто встречались с ним во многих селах, наши пути соприкасались и пересекались. Вопросы быта, социальные вопросы держали лично на контроле председатель Укрсовпрофа В. Сологуб и председатель облсовпрофа, наш «папа», как мы его называли, с виду очень строгий, но очень справедливый и добрый М.И. Шевель. Неоценимую помощь в повседневной работе мне оказывали мои коллеги, в то время уполномоченные облсофпрофа В. Струк и В. Махно. Самые теплые воспоминания в моей памяти оставил первый заместитель Киевского облсовета народных депутатов Н. Степаненко, с ним приходилось встречаться в местах дислокации людей, а также на совещаниях, которые он проводил. Этот седовласый человек практически не оставлял нерешенным ни одного вопроса, с которым человек к нему обратился.
Хочу остановиться на одном случае. На станции Вильча на разгрузке железнодорожных составов, которые шли сплошным потоком со всех концов СССР, доставляли необходимые для ликвидации грузы, стройматериалы и т.д., работали люди из нашего предприятия. Приехав туда, я увидел жуткую картину: рабочие в грязной, рваной спецодежде, в вагонах железнодорожного состава, где они жили, смрад от пота и грязной одежды, простыни и наволочки грязнее портянок, питьевая вода практически отсутствовала. Питались они за деньги в столовой пгт Полесское. На мой вопрос, часто ли к ним приезжал руководитель и видел ли он условия, в которых они живут, ответ был прост: «Приезжает, но из автомашины не выходит, говорит через окно с опущенным стеклом». Приехав в г. Чернобыль, я срочно собрал президиум, и мы освободили этого руководителя от занимаемой должности (фамилию не называю, он уже ныне покойный).
На следующий день всем работникам, занятым на разгрузке вагонов, была заменена спецодежда, выдано новое постельное белье, обеспечен питьевой режим.
После этого случая по моей просьбе службой радиационной безопасности было произведено тщательное обследование территории станции Вильча. Как показали замеры (составили 5 актов), территория была заражена.
После этого я собрал заседание объединенного профсоюзного комитета, где было вынесено решение: «Учитывая сложную радиационную обстановку, создавшуюся на станции Вильча, обязать администрацию УС ЧАЕС (руководитель А. Косенок) обеспечить персонал, занятый на выгрузке грузов, трехразовым бесплатным питанием». Был издан приказ, и люди стали питаться бесплатно, согласно нормам питания в г. Чернобыле.