Либертанго

– «И немедленно выпил», – процитировала Марина.

Копченый тунец выгодно отличался от «американских шницелей».

– Духовная смерть – это как? – спросил Макс.

– Самой бы разобраться. Словами тут сложно… В художественной форме – в книге – другое дело. А так…

– Попробуй.

– Ладно. В общем, по моим наблюдениям, годам к 25-ти (ну да, мне недавно как раз и стукнуло), человек начинает, что называется, «осознавать себя». И лишь с этих пор может осознать существование Духа вообще. Это и есть начало процесса духовного умирания. Понимаешь, о чём я?

– Не уверен.

– Это как раз подтверждает мою теорию: возраст играет ключевую роль. Попробуй всё же понять умозрительно: есть нечто – назовем это «Дух» – что одно только и делает человека человеком, в истинном смысле слова. К 25-ти годам ты созреваешь, и тебя ставят перед выбором…

– Кто меня ставит перед выбором?

– Можно сказать «Бог», но лучше, не умножая сущности, назовем это так же – «Дух». В то же время это вроде программы – типа как с молочными зубами, которые, скажем, начинают выпадать с пяти лет и полностью заменяются к двенадцати. Только смена зубов заложена био-программой, а здесь своего рода «духо-программа». В соответствии с этой программой к 25-ти годам запускается процесс, и ты становишься перед выбором: либо сознательно решаешь быть человеком (что бы это ни значило), либо тебе не хватает осознанности, и ты, таким образом, отвергаешь Дух и остаешься просто животным. Своего рода «верховная проверка» – достоин, а вернее – способен ли ты быть человеком. Если проверку не выдерживаешь, тебя ждет участь всех животных: деградация и в конечном итоге – смерть. Умирать, понятно, никто не хочет – поэтому сознательно Дух никто не отвергнет. Беда в том, что когда Дух «стучится» к человеку, тот, как правило, безотчетно его игнорирует.

– «Странный стук зовет в дорогу» – типа, так?

– Типа, так. Это откуда?

– Ха! Тут у тебя пробел. Это Цой. Виктор Цой.

– Впервые слышу.

– Может, тогда за Цоя? – налил Макс (в былые питерские времена они регулярно поднимали тосты «за Цоя?»). – Я тебе как-нибудь спою.

– За Цоя! – покорно выпила Марина. – Так вот, стук этот действительно зовет в дорогу, но мало кто решается в эту дорогу отправиться. Тем более, что никто понятия не имеет, куда именно отправляться. И вот, с 25-ти до 30-ти лет, приблизительно, внутри идет борьба. Фактически это борьба за выживание. В этот период у каждого происходит так называемый «духовный поиск». Как правило, он не осознан: выражается в метаниях, страданиях, кризисах и прочем. Зачастую – в пьянстве. Некоторые в сектантство или религию ударяются. Редко кто пытается структурировать поиск. Но есть и такие. Моей двоюродной сестре, например, двадцать семь, так она второй год по Индии путешествует: далеко зашла в поисках своего «я».

– А Индия при чём?

– Строго говоря, ни при чём. Но Индия – Мекка для «ищущих», туда-то как раз и принято отправляться, заслышав зовущий в дорогу стук. Там «духовные учителя» гнездятся, духовный рост пастве сулят. На мой же взгляд, ростом Духу вряд ли поможешь, это лишь агонию продлевает. Иной подход нужен, радикальный.

– Непонятно всё же: Дух умереть может? Он, что ли, от человека зависит?

– Ну, Дух, конечно, никуда не девается. Его «смерть» – лишь способ об этом говорить. «Духовная смерть», скорее, означает потерю человеком связи с Духом. Можно еще сказать, что у человека умирает душа – орган, ответственный за связь с Духом. Самому же Духу вряд ли что угрожает.

– А то я уже испугался. – Макс утер со лба воображаемую испарину. Марина улыбнулась:

– Короче, годам к тридцати человек, как правило, окончательно теряет связь с Духом. То есть наступает его духовная смерть. После этого он уже не живет, а лишь доживает – это и есть «старение». Начинается физический распад, человек медленно, но верно глупеет, под конец впадает в маразм. У тех же, кто по-настоящему боролся за «выживание духа», духовная смерть наступает позднее. Соответственно, и старение начинается позже – такие люди обычно выглядят моложе сверстников, ум у них острее и чище.

– И бывает, что удается «выжить»? Я имею в виду – окончательно?

– Хотелось бы верить. Хотя, может статься, это в принципе невозможно. Оттого, например, что любая окончательность по определению несовместима с вечным Духом. Духовная жизнь – процесс, требующий неослабевающих усилий: каждое мгновение приходится выбирать Дух, вновь и вновь. И однажды человек устает, усилия ослабевают, и духовная смерть тогда неизбежна. Это страшно, конечно. Хочется что-то предпринять, но что – непонятно. Короче, без пол-литра не разберешься…

– Чуть не забыли, зачем собрались, – спохватился Макс. – Кстати, ты в курсе, что по-английски слова «дух» и «спирт» обозначаются одним словом: «spirit»?

– И правда! То-то последнее время жажда особенно мучит. Связь с Духом, видно, слабеет – подкреплять надо.

– Ну, давай за… – Макс на секунду задумался. – За связь с Духом – чтобы не слабела!

– Прекрасный тост.

Макс зачерпнул питой хумус.

– Ты сама эту телегу про духовную смерть придумала?

– В общем, да. Из наблюдений за собой, за другими, ну и, конечно, за литературными героями – через них отслеживается духовный путь самих авторов. Это мне отец подсказал: писатель вытаскивает на свет метафизическую подоплеку собственной жизни, сам иногда не подозревая.

– А твой отец – какие он книги пишет?

– Да всякое… Недавно, кстати, повесть закончил, хотел назвать «Выстрел из ада». Я ему: папа, вслушайся – из какого еще зада?! Верно, говорит, спасибо, а то я бы и не увидел. Хотя, говорит, такое название – в самый раз: герой – старый пердун, всех занудством достал…

– За литературу! – налил Макс.

– «Трансцендентально!» – выпила Марина. – И за поэзию. Поэты – настоящие, я хочу сказать – они люди спонтанные, интуитивные. Принимать волевые решения – не их сильная сторона. А вот «резать в кровь свои босые души» – сколько угодно. Поэтому духовная смерть постигает их своевременно, а то и раньше, чем остальных. И после духовной смерти они, как правило, сгорают быстрее других. Ведь поэты – совесть человеков. Как им жить, зная, что они мертвы? Поэтому либо саморазрушению предаются, либо вообще дуэль подгадывают. Тут тоже арифметика: «Задержимся на цифре 37. Коварен Бог – ребром вопрос поставил: или – или». Выходит, для поэта семь лет после духовной смерти – срок критический.

– У нас тут, кстати, типичный пир во время чумы…

– Давай тогда – за войну. Ведь она – не самое страшное…

– Нормальный темп! – Макс бахнул стакан о стол. – Так… Кажется, щас спою.

– Есть гитара?

– Щас принесу и – спою. Сиди – жди.

Макс поднялся, взял курс на коридор, вышел за дверь, зарулил в туалет, а затем постучался в комнату к аргентинцу Хуану: тот не раз выручал гитарой, когда к Максу приходили певчие друзья. Хуан, по счастью, оказался на месте (не срываться же в Аргентину по случаю войны), и, увидев раскрасневшегося соседа, без вопросов вручил инструмент.

По возвращении обнаружилось, что и Марина времени не теряла: потушила верхний свет, зажгла настольную лампу и сидела теперь на кровати. Держа на отлете вилку с наколотой маслиной, она листала лежащую на коленях книгу.

– Я тебе сцену с иллюминацией подготовила. – Как бы извиняясь, Марина указала на зажженную лампу и на освободившийся стул. – А пока предисловие почитала. – Она кивнула на книгу. – Всё сходится: Ерофеев, когда «Петушки» написал – ему как раз чуть за тридцать было. Так что в книге он, по моему разумению, свою духовную смерть и обрисовал. Вот, в самом конце, прямым текстом: «И с тех пор я не приходил в сознание, и никогда не приду». После этого лет двадцать еще прожил – недавно умер.

– Цой тоже недавно умер, ему двадцать восемь было. Видать, почестнее других оказался, радикально подошел. Умер прежде, чем духовная смерть постигла. Подгадал автокатастрофу.

– Ты уже заинтриговал. Что за Цой такой?

– А вот такой! – Макс вдарил по струнам:

…Но странный стук зовет в дорогу –

Может, сердца, а, может, стук в дверь.

И когда я обернусь на пороге,

Я скажу одно лишь слово: «Верь!»