Либертанго

– Работу ищу, – обреченно вздохнул Макс, принимая косяк. – Отчаяние уже берет.

– Погоди-ка… – Чел хитро посмотрел на Макса. – То есть, вот ты – учился-учился, столько лет парился, а теперь еще и работать собираешься?

– Ну да, само собой. – Макс вернул Челу «пяточку».

– Ладно: найдешь работу, будешь работать. И что? – Чел прикончил косяк.

– Пошлю всех подальше, – вырвалось у Макса (так что он сам удивился).

– Это правильно, – не стал спорить Чел. – Только при чём тут работа?

В спонтанном ответе Макса не было рацио – лишь укоренившаяся иллюзия, что начав зарабатывать и «встав на ноги», он станет свободен. Вдобавок то был отголосок давнишней мечты: вот он идет под дождем, в темноте, подняв воротник пальто – никому не нужный. Вообще никому. Он идет и курит, пряча сигарету в кулак. Никто не знает, кто он такой. Никто на свете не знает, где он. Никто его не ждет и не ищет. И это прекрасно – ведь и ему не нужен никто…

Как же далеко до воплощения мечты! Он уже стал ненужным для израильской армии… Но это лишь первые шаги. Следующим шагом – парадокс! – должна стать надежная, постоянная работа…

– «При чём здесь работа?» – тупо повторил Макс и потряс головой, разгоняя навязчивые видения. – Что ж – столько лет учебы коту под хвост? Ладно – я! – Макс перешел в наступление. – А ты? Тебе уже под тридцать, и ни кола, ни двора, ни профессии – ничего. Не стремно так жить?

– Да наоборот! – решительно отверг домыслы Чел. – Дом – точно знаю! – мне рано или поздно подарят. А профессия у меня есть, я – поэт. – Петя достал из волшебной сумки книжицу размером с ладонь. – Мои стихи. Вот послушай:

Кривое счастье, дохлые успехи,

Бумажный меч или картонный щит.

Я защищен: круты мои доспехи.

А стрёмный мир, как прежде, будет бит!

Чел достал авторучку, надписал титульный лист и вручил книжку Максу.

– «Великому прозаику от великого поэта. П. Чел», – прочел Макс. – Какой я тебе прозаик?

– Прозаик – в полный рост! И проза жизни еще даст о себе знать в проявленном мире материальных иллюзий. Но довольно прозы! – Чел пододвинул миску Максу. – Попробуй-ка черешню теперь.

Макс положил ягоду на язык, покатал во рту и, прикрыв глаза, легонько прижал… Кожица натянулась и лопнула: омывая вкусовые сосочки, в рот потек живительный сок. Рецепторы выработали импульс, отправив его странствовать по волокнам блуждающего нерва, где, безудержно разрастаясь и захватывая всё более обширные области, он достиг наконец таламуса и триумфально завершил путь, водопадом обрушившись на опекулярную область коры головного мозга. Искрящиеся брызги обратились туманной взвесью и плавно осели, явив по себе кристальную чистоту…

– Божественно, – произнес Макс, открывая глаза.

– То-то же, – удовлетворенно сказал Чел. – Можно двигать дальше.

Выходя из квартиры, Чел столкнулся с возвратившейся откуда-то Рыбой.

Рыба – крошечного роста хиппушка – была еще одной постоянной обитательницей квартиры. Родившись под знаком Рыб, она ела в основном рыбу, и в лице ее было нечто неуловимо рыбье. Она жила с кошкой по имени Кошка, придерживающейся одной с хозяйкой диеты.

– Петечка! – Рыба повисла у Чела на шее. – Как здорово!

– Привет, слушай, у меня кислота: «Симпсоны». Сегодня в Лифте закидываемся. Есть один для тебя – цена как в прошлый раз. Ты с нами?

– Хочу-хочу-хочу! – Рыба захлопала в ладоши. Но осеклась: – Только… целый – многовато. А то в прошлый раз было как-то… чересчур.

– Ну, распополамь с кем-нибудь – кислота хорошая, вставит нормально.

– С кем бы?.. Может, ты найдешь?

– Кто мог, у меня уже взял.

Чел вернулся вместе с Рыбой на кухню.

– Максик, ты дома! – Рыба чмокнула его в щеку (стоя, она была вровень с сидящим на стуле соседом) и за черенок вытянула из миски пару черешен. – М-м-м, ягодки…

– Может, ты хочешь? Половинку? – обратился Чел к Максу. – Ты ведь еще не пробовал? Тогда половинка – в самый раз, больше не надо.

– Больше не надо, – вздохнув, со значением подтвердила Рыба.

Чел достал из сумки крошечный кусочек фольги, развернул и положил на стол. Внутри оказалась еще меньшего размера квадратная картонка – «трип» – с изображением пучеглазого мультипликационного человечка.

За время жизни в квартире Макс неоднократно присутствовал при купле-продаже, а также приемах ЛСД. На принявших «трип», как правило, начинала «давить крыша» и их куда-то уносило, так что Максу не доводилось наблюдать кислоту в действии.

Он знал, что ЛСД не вызывает зависимости, но при неразумном употреблении может «спалить» мозги. Останавливало в основном то, что кислота, номинально попадая в категорию «тяжелых наркотиков», была несовместима с Максовыми представлениями о себе: бакалавр, экономист, одним словом – человек серьезный, здравомыслящий, «нормальный». Он вообще отделял себя от всей этой братии «торчков», проводя незримую черту между «я» и «они». Другие – нормальные, – с которыми он учился и жил в общежитии, были ему ближе, понятнее, и возможно, именно поэтому Макс с ними скучал. Но если они – нормальные, значит Чел и иже с ним – ненормальные, а что же в тех нормального, а в этих такого уж ненормального, когда он…

– Макс, ты завис. – Рыба провела ладонь перед неподвижными зрачками уставившегося на цветную картонку соседа и принюхалась: – Вы тут пыхали! Без меня?! – Потешно уперев руки в боки, Рыба укоризненно взглянула на Чела.

– Действительно, – произнес Макс, оторвавшись наконец от созерцания картонки, – скрути-ка, Петя, еще косячок. А там посмотрим.

Чел достал из сумки кассету и заменил стоявшую в магнитофоне. Заиграл «АукцЫон», альбом «Птица».

– …а Лифтер узнал всю пра-авду. Не за что биться, нечем делиться: всё об одно-ом… – подпевал Чел гимну лифтян, скручивая косяк.

Рыба и Макс, наблюдая за священнодействием, поглощали черешню.

Купив по дороге собачий корм, спустились в Лифту.

В одном из домов на полу сидело в кружок несколько человек. Чел вошел и, разорвав принесенный пятикилограммовый пакет, высыпал содержимое в центр круга, прямо на каменный пол. Пакет выкинул в бездонную дыру в середине комнаты.

К коричневым шарикам потянулись руки, и люди с аппетитом захрустели собачьим кормом. Кто-то притащил из угла пластмассовую бутыль с кетчупом и выдавил ее на съедобную пирамиду – руки замелькали с удвоенной быстротой. «Животные – прежде всего», – вспомнил Макс слова Чела. С улицы зашли собаки и присоединились к трапезе.

Сошедшие из Иерусалима посидели со всеми, раскурили косяк. Макс тоже попробовал собачий шарик: съедобно.

– Ну что, – сказал Чел. – К источнику?

Макс, Рыба, Чел и еще двое лифтян (один из них, которого все называли Пеликан, однажды показал Максу черный луч; второго он видел впервые) вышли наружу. Петя достал из сумки миниатюрные ножницы, разрезал «Симпсона» и раздал половинки Максу и Рыбе. У лифтян «трипы» были при себе.

Положив картонку под язык, Макс ощутил горечь – характерный вкус лизергиновой кислоты.

– Минут через двадцать начнет действовать, а через сорок полностью вставит, – сказал Чел, беря шефство над неофитом. – Прольется, прольется кислотный дождичек!

Придя к источнику, ребята сели на пригорке, с видом на воду. Чел – поэт, пророк и повелитель стихий – обратил взор к небу и простер руки:

– Грядет великое оледенение, суровый, бледный холод – эра абсолютного нуля!