Логическая фантазия вполне применима и к догматическим вопросам веры. Опровергая утверждение, что ислам последнее откровение Бога, А. Вассерман приводит в качестве аргумента клерикальное представление: «Бесконечный Бог может послать бесконечное количество учений бесконечному количеству учеников».
Мы представляем сознание внутренним свойством и приписываем то же самое божественному сознанию. Органы чувств находятся внутри; значит, и сознание находится внутри. Всё очевидно для общезначимого смысла, – но из внимания вытесняется, что содержанием сознания является что-то внешнее. Обращаясь к догматическим вопросам, мы не прекращаем быть атеистами. Только откладываем в сторону общезначимый атеистический смысл… А. Вассерман – тоже атеист – и пишет о возможностях Бога с сомнением, но мы усомниться в другом. Как может «бесконечное» быть внутри? Формы созерцания – внутри-снаружи – путают некий простой смысл, но сознание Бога никак не может помещаться внутри, в том числе, и Бога. Как тогда оно существует? Бог сотворил сознание бесконечным, в том числе, у человека: «по образу и подобию своему». Бесконечное сознание может существовать в конечном теле, оказывается… Тело самого Бога представляет загадку, но для нашего бесконечного сознания, возможно, требуется бесконечное количество тел. Всё по какому-то лекалу, вывернутому наизнанку: у тела бесконечное множество клеток, у сознания бесконечное множество тел. Масштаб – форма созерцания. Я – крещённый, православный атеист – по поводу поднятого Вассерманом вопроса, думаю, что Всемогущий Бог посылает бесконечное количество учений бесконечному количеству учеников и делает это «здесь и сейчас», но «ученики» не замечают «учений» ни внутри, ни снаружи…
Утверждение, что Бога – нет, научно, потому что опровержимо. Вы опровергнете, если предъявите Бога. Вот фарфоровый чайник на орбите Юпитера никто не может опровергнуть, он маленький, его не видно, мы его никогда не найдём, но он там есть! Рассел запустил на орбиту Юпитера совершенно неопровержимый чайник. Утверждение, что Бог есть, тоже неопровержимо, всегда можно сослаться, что Он находится за пределами известного нам пространства, если всё пространство изучено, тогда можно сказать, что Он был, когда творил, а сейчас его нет. Короче, с этим ничего нельзя поделать… Бог лишён, тем не менее, достоверности, но если я скажу, что случайность есть, я смогу её предъявить?
Анатолий Вассерман считает, что Бога нет, если есть природа, и ссылается на Курта Гёделя, который доказал две теоремы, а Вассерман добавил к ним собственное следствие: «Завершённая система аксиом является противоречивой... Бог, как абсолютная причина всего, завершает систему аксиом. Значит, мы должны прийти к выводу, что в природе возможны противоречия, а так как противоречий нет, то и Бога нет». Научный метод так и соблазняет себя опровергнуть. Чего не хватишься, ничего нет! Мы, конечно, не можем предъявить Бога, но в данном случае это и не нужно. В Канаде в 19 веке имела место «длинная ночь». Это явление попало в канадские газеты: «В течение всего дня горели в небе звезды, в конюшнях ржали лошади». Более того, это было двойное противоречие в природе: ночь не кончилась только на ограниченной территории земного шара. В остальных частях света всё было нормально, никто ничего не заметил. А ночь не кончилась! Газеты врать не станут, это – не Библия: «Стояло солнце среди неба и не спешило к западу почти целый день». (Иисус Навин).
Разумеется, я узнал о «длинной ночи» не из канадских газет, а из современной книжки, там было ещё про зеленых человечков. В какой-то германский город (по другой версии в Англии) пришли мальчик и девочка зеленого цвета, на расспросы, кто они такие, дети отвечали, что живут на другом берегу широкой реки и называли реку, но такую реку никто не знал. Дети сказали, что дома всегда сумерки. Они только видят солнечный мир… Через некоторое время кожа у них побелела. Мальчик вскоре умер, а девочка жила долго и оставила потомство… Была в книжке и совсем достоверная история. Опять в каком-то городе в Германии появился мальчик (Каспар). Он имел с собой рекомендательное письмо, в котором сообщалось, что его отец – гусар, а мать умерла при родах. Его тоже рекомендовалось сделать гусаром и жестоко наказывать… Каспар далеко видел в темноте, находил спрятанные металлические предметы, но не вырос, остался маленьким, о своей прошлой жизни вспоминал что-то странное: будто, всё время сидел, скорчившись и прижимаясь к трубе дымохода. Уже взрослый Каспар любил гулять в парке, его несколько раз пытались убить какие-то злоумышленники. В конце концов, им это удалось. Одно время считалось, что Каспар – родственник Наполеона, с этим связаны превратности его судьбы, но генетический анализ останков Каспара не подтвердил эту версию…
Пожалуй, к нам вхож параллельный мир, а мы – к ним. Представляю себе этого гусара, напившегося до зелёных чертей, изнасиловавшего маму Каспара, стоит он там с мутными глазами: – Идея.
– Какая идея?
– Иде я?!
Баба Марфа говорила мне неоднократно, что в тёмных комнатах живет Бабай. Интонация её голоса не позволяла понять: шутит она или серьёзно говорит. Я, разумеется, заглядывал в тёмную комнату: «Почему Бабая нельзя увидеть?», – на этот вопрос баба Марфа хранила загадочное молчание. Но у бабы Нюры однажды в комнате без света я увидел под кроватью маленького, пламенного, шахматного коня со старческим, глумливым лицом. Этот конёк мелодично что-то пиликал, я хотел залезть к нему под кровать, но подумал, что это Бабай. Я обрадовался: «Теперь он никуда не денется», – и побежал в освещённые комнаты с криком: «Там Бабай! Бабай!». Никто даже не подумал пойти со мной. Я вернулся в тёмную комнату один, но под кроватью никого не было. Я осмотрел весь пол по периметру, залез под кровать и вдохнул никем не тронутую пыль… Комната стала скучной: надо было сразу лезть под кровать. А совсем недавно маленький мальчик на улице припадал головой к груди дородной мамки, обхватывал её ногами за живот и хныкал. Мамка повторяла за ним, как громкоговоритель: «Тетю Сяку видел? Напугала! Ах, она!..».
А ещё знакомая мне рассказывала, как шла среди бела дня по площади с памятником. Такие места безлюдны на пятьдесят метров вокруг. Какой-то парень привязался сзади: «Девушка, хотите участвовать в женских боях? девушка…». Наконец, она повернула голову, чтобы ответить наглецу, но отвечать было некому. Он, как сквозь землю, провалился. Другая знакомая тоже вернулась домой, открыла дверь своим ключом и увидела в комнате старичка, маленького, как ребёнок. Он побежал от неё и спрятался за штору… Потом объём фигуры за шторой исчез.
Так что противоречий только в природе и нет.
Научный подход, скорее, бы нас привёл к вере в Бога, если бы на пути у него не стоял атеистический дискурс, с которым жить спокойней, на самом деле. Спокойней было жить и в христианской вере под защитой одного Бога, чем в языческой. А в атеистической вере вообще комфортно: нет никаких параллельных миров, никаких божественных сил, многобожия, играющего судьбой человека… Наука – оплот атеистического дискурса – и сама имеет поползновение превращать свой эмпиризм в веру. Над этим глумился ещё Гегель: «Говорят,что мозг вырабатывает внутри себя мысль, как печень желчь.Тело кое-что ещё внутри себя вырабатывает, и это тоже лучше держать внутри. Когда оно оказывается снаружи, все затыкают нос и со смехом убегают». Научный опыт ограничен, как и всякий опыт, а научный дискурс рассматривает его, как «чистый разум», превращает индукцию в дедукцию. Такая кривая логика свидетельствует о наличии в методе эмоций. При этом устанавливается логос вместо логики, – это уже противоречие в методе. Какой-то научный метод существует, но Вайнберг, например, его определяет, как эстетический: «Если теория красива, то она работает». Мы – нищие духом. Земля – наша!
Свидетельств о чём-то невероятном, на самом деле, можно найти очень много, если бы не желание покоя… Леонид Мацих рассказывает о тундровых шаманах, которые могут исчезнуть из яранги во время камлания, потом снова войти в дверь. Он считает это каким-то фокусом. Так спокойней и научней. Но писатель Олег Горбовский приводит случай исчезновения, который нельзя считать сознательно проведённым трюком. В начале 20-го века в России какая-то дама ехала с дочкой в поезде. Девочка спала в купе, но между двух станций исчезла. Поезд обыскали, потом остановили… Железнодорожники и мама пошли назад по шпалам. Они увидели девочку, мирно спавшую под своим одеялом на склоне холма рядом с железнодорожной насыпью. Когда её разбудили, она сказала, что просто видела сон, как играет с другими детьми… Они прыгали со стога сена вниз и съезжали по краю. Доверие к сновидению и эмоции помогли девочке телепортироваться вместе с одеялом; возможности нашего воображения оказываются довольно неожиданными.
Какое-то чудо может произойти и в храме. После разговора с отцом и братом Заполи через какое-то время я увидел его во сне. Мне захотелось ему поставить свечку. Я не верил в ритуалы, но раззуделась грудь… На работе мне разрешалось брать книги домой, чтобы читать вечером, а утром возвращать их назад. Я пошёл после работы… несколько поспешно сунул «Эликсиры Сатаны» Гофмана в карман, который был специально пришит для этой цели к внутренней стороне шубы, заметил, что сунул вверх ногами, но исправлять не стал, чтобы не поддаваться предрассудкам. Всю дорогу в церковь я был какой-то расчувствовавшийся… Когда-то мы с Заполей украли из этой церкви маленькую бархатную книжку с крестом на обложке, что лежала на столе вместе с бумажными иконками и показалась нам религиозной. За столом никто не следил. По расписанию книжку должен был со стола брать я, а Заполя – прикрывать меня своим телом, но «огромные глаза» смотрели мне в спину. Каждое движение моего пальца было у них на виду. Я мешкал. Заполя сам взял книжку, мы благополучно покинули церковь, а дома её рассмотрели. Она оказалась записной: вся в каракулях «за здравие», «за упокой». Обложка из бархатной скатерти с крестом ввела нас в заблуждение… Я уже взялся за ручку железной двери, чтобы её тянуть, но тяжёлая дверь, казалось, пошла сама, как по маслу. Мне даже руку подталкивало. какой-то длиннобородый старик, действительно, открывал её с обратной стороны. Он оказался между мной и дверью, выйдя на крыльцо, вдобавок и остановился. Я, наконец, сказал: – Разрешите пройти! – Его борода мирно двинулась: – Зачем тебе проходить?
Я вспомнил про книгу с именем Сатаны вверх ногами у себя в кармане, ничего не стал добиваться и ушёл. На следующий день я пошёл в церковь, сунув Гофмана в карман уже правильно. Дверь пришлось открывать самому. Я купил свечку, прошёл к подставке, где они горели. Ко мне приветливо наклонили свои горячие язычки полсотни золотых огонёчков, на сердце стало тепло и жутко. Мою дружбу с Заполей признавали на том свете…
Вообще-то, Заполя стал моим первым разочарованием в Нарциссах. Я сам этого не понимал, и меня, будто, переспросили. В том, что мы выражаем, случайность принимает только прямой смысл… В «Тошноте» Сартр заметил её обыденность, мы сами заметили её нравственный характер. Это – два противоположных момента, которые позволяют образовать какое-то понятие. Видимо, размышляя о возможном личном Бытии Бога, Делёза написал: «Множество не может быть включено в себя, как один из своих членов» … Действительно, внимание ничего такого не фиксирует, логика даже этого не допускает, но нам известен фрактал. Он включает в себя самого себя.
Нравственное расписание случайности толкает нас в объятия Бога… Правда, есть ещё один претендент на роль Творца. Это – эмоции. Надо спокойно разобраться с их заявкой… Так или иначе, эмоции существуют достоверно, а случайность делает всё совместно с эмоциями. Перемещение девочки во сне из вагона на косогор сопровождалось эмоциями. Жак де Моле на костре, проклиная французских королей, тоже не мог их не испытывать. Расчувствовавшийся Иисус Навин остановил заход солнца… кто-то в Канаде остановил восход: «Горькие слёзы застлали мой взор, хмурое утро крадётся, как вор, ночи вослед. Проклято будь наступление дня, время уводит тебя и меня в серый рассвет». – Такое иногда бывает, что не хочется никакого утра. Эмоции, задетые Сваном у какой-то кухарки, могли запустить процесс его судьбы. Возможно, они поселились в самой сонате Вентейля, настраивающей на любовь к чему-то падшему. Для такой «зарядки» сонаты могла послужить дочь Вентейля, для эстетически чувствительного Свана это оказалось неотразимым. Случайно Одетта рядом сидела. Бытие эмоций – загадка… Интеллектуальные силы покинули Свана в любовной коллизии, только на один момент у него наступило просветление: «Как же так: я убил несколько лет жизни, я хотел умереть только из-за того, что всей душой любил женщину, которая мне не нравилась, женщину не в моём вкусе!». Эмоции играют без правил, резвятся, где хотят, прямо, как Бог. С ними связан случай Кабирии, сотворившей свадьбу вокруг себя…
Кьеркегор пишет, что, ведя своего единственного сына к горе Мориа, Авраам скрывает свои эмоции. Намерение принести Ицхака в жертву он скрывает от верного слуги, от Сары, от самого Ицхака, может только молчать о том, что собирается сделать. По мнению Кьеркегора, его слова Ицхаку: «Бог сам усмотрит себе агнца», – являются иронией… Авраам себя подавил, в нём нет никакой речи. Почему они находят именно агнца, запутавшегося рогами в терновнике? Это же – не по правилам. В жизни такой случайности быть не может. По крайней мере, проще не верить в это, как в случайность. И человек не может сотворить агнца словами, к тому же вынужденными…
А из вагона на косогор вместе с одеялом человек может? А мстить триста лет королям после своей смерти? Это тоже за пределами здравого смысла. Это является даже не случайностью, а чудом, не поддаётся анализу, как и длинная ночь в Канаде. Все закономерности пространства и времени нервно курят в сторонке после таких происшествий. На самом деле, случайности просто сотворить агнца, запутавшегося рогами в терновнике. Можно допустить, что она реагирует на эмоции Авраама, а из него и слова не вылетают: сжат единый Голос Бытия. Можно нафантазировать, что ирония в словах Авраама была опущена, оставлен только прямой смысл: «Бог сам усмотрит себе агнца». У девочки тоже внутри всё должно было замирать и сжиматься, когда она прыгала со стога сена во сне… и случайно эти эмоции «вдруг» проигнорировали стенку вагона, движение поезда… и заботливо прихватили с собой одеяло. Пафос Кьеркегора вполне уместен по отношению к случайности: «Авраама никто не мог понять. В самом деле, чего он достиг? Он остался верен своей любви. Но тому, кто любит Бога, не нужны никакие слёзы, никакое восхищение, он забывает свои страдания в любви; да, он позабыл их так основательно, что после не осталось ни малейшего намёка на ту его боль, если бы Бог сам не напомнил ему об этом; ибо Он видит тайное и знает нужду, и считает слёзы, и ничего не забывает».
«Если точка начинает двигаться, возникает линия, движение линии создаёт плоскость, движение плоскости создаёт объём». Стремление точки вытянуться в линию Гегель называл встревоженностью…
Если пространство возникает, как следствие движения плоскости, на которой волнуются события, то почему не может быть двух плоскостей, одновременно раздвигающихся в объём? Как могут быть и две движущихся линии, разворачивающиеся в плоскость, а точка может вытягиваться в обе стороны и оставаться в центре… В итоге пространство – тоже самое, что и точка, только не имеющая границ. Смысл, который приходит первым, может быть удовлетворён таким результатом…
Создатель модели голографической вселенной проиллюстрировал её тоже двумя видеокамерами, направленными на ближнюю и дальнюю стенку аквариума с одной рыбой. Непосредственно видеть рыбу мы не можем, её видим через видеокамеры, как двух рыб. Их размеры увеличиваются и уменьшаются: изменения в размерах и движении рыб синхронно связаны, но «форма созерцания» мешает понять, что это одна рыба.
Нашему представлению о пространстве соответствует бесконечная пустота, но пустота космоса имеет искривлённую форму. Интересно, как у пустоты она может быть? Любая форма – присущность материи, а не пустоты… Амбивалентному представлению о пространстве соответствует бесконечная пустота + бесконечная плотность. «Чёрные дыры» в космосе уже доказаны. Дыра и пустота вербально тоже сходятся. Чёрная дыра, по мнению физиков, ещё и плоскость. Если чёрные дыры – двухмерный объект, то и галактики, сформированные вокруг них, – тоже объекты в длину и в ширину, Их высотой можно пренебречь в космическом масштабе. Почти двухмерный объект – природа, как плёнка, растянута по планете. Все плоскости похожи на диск. На него можно записать, что угодно, и это будет это играть… «Чёрная дыра» под воздействием гравитации, вдавливающая в точку, что угодно, могла бы послужить причиной возникновения принципа Вселенной, выраженного смыслом, который приходит первым. Кажется, в материи тоже больше пустоты, чем самой материи. Если ядро атома увеличить до пяти копеек, электрон будет вращаться от него на расстоянии в двадцать километров. Если атом становится размером с солнце, мы получаем солнечную систему… Не только материя наполняет пустоту, но и пустота – материю.
Благодаря материи, в свою очередь пустота искривлена, имеет форму. Этот принцип не зависит ни от чего: макро-микро – формы созерцания, с принципом не совпадает ни вид пустоты, ни вид материи. Какой-то простой смысл прячется за личинами.
Если в модели Гегеля плоскость является «причиной» пространства, создаёт пространство своим движением, то сама создаётся линией, которая, в свою очередь, создаётся точкой. С каким представлением можно связать эту начальную точку и причину её движения?! Движение в нашем мире – тоже безусловность. Случайность тоже невозможно себе представить статичной, хотя она может доказать, что угодно, в том числе, и статику, но движение, всё-таки, присуще точке, и это делает её определённость сразу же размытой. Точка, в пределе своих превращений в линию и плоскость, становится пространством, опять точкой, но уже без границ.
Наилучшим образом всё объясняет замысел. Мы не ломаем себе голову: произошёл ли пятиэтажный дом от двухэтажного, потому что замысел может развиваться и дальше… Если угадали замысел, не надо ломать голову и, кто возник первым, – человек или обезьяна. В органах свиньи и человека тоже много общего… Части замысла могут комбинироваться по-разному. Это не является бессмыслицей, по Делёзу, это – нонсенс, который производит смысл в избытке. Творение – тоже какой-то нонсенс. И чудо – нонсенс. И девочка не может переместиться из вагона на косогор вместе с одеялом, и солнце не может не взойти или остановиться на небосводе. Всё это – нонсенс, а не бессмыслица. Нонсенс создаёт культуру, сам выражая свой смысл. При этом смысл выглядит, как совершенная ложь… ибо это – общезначимый логос.
Сначала все зародыши развиваются, как девочки. Потом у одной половины снаружи оказывается то, что у другой остаётся внутри. Если у одной половины внутри остаётся «пустота», то у второй половины снаружи будет «материя». Материя и пустота взаимозаменимы, как смысл, который приходит первым. После какого-то пространственно-материального поворота смысл у этой взаимозаменяемости остаётся простой и тот же самый – и довольно сексуальный.
Размен наблюдается и в плане психики. Реакции моего сына со временем стали прямолинейными, исчезли эмоциональные подробности, которые были сначала, но мне случилось наблюдать свою маленькую сестру, которую привезли из другого города, когда ей был год, а мне двадцать лет. Я пришёл к бабе Нюре, чтобы увидеться с ними. Малышку в это время купали в ванне. Это была наша первая встреча, и на меня малышка не реагировала, безмолвно сидя в пене. Мама и бабушка хлопотали рядом с ней, но не трогали, и она тоже ничего не делала. Неподвижные щеки выдавали, что ребёнок ещё не умеет говорить, но меня впечатлил её лютый взгляд, а не неподвижные щёки. По крайней мере, я не стал с ней сюсюкать и скоро ушёл, чтобы не мешать… Во второй раз я увидел сестру в её двенадцать лет. Она опять приехала к бабе Нюре. Я узнал об этом и пошёл в гости, казалось, что встречу ребёнка с узкими, бесстрастными зрачками и т. д. Баба Нюра послала её открывать мне калитку. Мы встретились в воротах, можно сказать, первый раз в её жизни. Я, конечно, понял, с кем имею дело, когда увидел девочку, но у сестры был доверчивый взгляд, излучающий мягкое любопытство, губы нежно улыбались. От неожиданности я поцеловал её в эти губы, ещё сказал, что я – её дядя. Я просто запутался…Вообще-то, целоваться с роднёй у нас не принято. Это была эмоция.
Кажется, пока маленькие дети не умеют говорить, их «внутреннее» находится на поверхности. По Юнгу, это – анимус – внутренний мужчина у девочек, а у мальчиков, соответственно, анима – внутренняя женщина. Может быть, поэтому мы испытываем такой не ослабевающий интерес друг к другу после детства? Мужчины выражают «анимус» женщин, а сами видят в них выражение своей «анимы»? В этом что-то есть. Лирика Пушкина даёт представление о складе тонко чувствующей души – настоящей анимы, а сам он был бабник и дуэлянт. Анима была проявлена только в лирических стихах. В ранней лирике Ахматовой тоже есть стихи, великолепно выражающие её анимус.
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камене нашёл
И на работу ночную ушёл.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки ея погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля».
1910г.
Судьбы ещё нет. Анна Андреевна – ещё девочка-девочка, даже сына себе представить не может, но её анимус – безжалостный бандит. Муж у неё вовсе не в третью смену работает. Он и есть бандит: «Трубку свою на камине нашёл и на работу ночную ушёл». Она тоже не христианская жена: «Дочку свою я сейчас разбужу, в серые глазки ея погляжу». – Это какая-то бестия, которая совсем не фантазирует социальное поведение. Сероглазый король, который ей не достался, тоже убит в фантазии, а соперница-королева стала седой. Где эти нежные, удивительные женщины, которых воспел Пушкин? Но Анна Андреевна – поистине великая поэтесса, – и такие образы у неё тоже есть: «Перо задело за верх экипажа, я поглядела в глаза его, томилось сердце, не зная даже причины горя своего…». Какое-то бессознательное притворство – женская жизнь, переложенная в стихи, – а иногда и сознательное: «А у нас тишь да гладь, божья благодать, а у нас синих глаз нет приказу подымать». Будешь притворяться, забудешь, кто ты такой. (с)
Если жить долго, «второй пол» проступает у каждого человека. Это движение к андрогину вызывает чувство печали и прибавляющихся лет. Мощные мышцы мужчин становятся какими-то округлыми… Женщины обретают усики… Пол – это образ. Мы воспринимаем мужчин и женщин, скорее, по привычке. Если кто-то сильно отличается от фиксированного представления, положенного ему по статусу пола, то вызывает отвращение. Отсутствие образа – это некрасиво. Пол – красив и определён, но «половина» – опять какая-то ложь.
Наше мышление не выражает правду. Творение – ложь, и эволюция – ложь. Я ничего не могу сказать, не солгав: «Случайность есть проявление сознания Бога!», – мои заявления не лишены волюнтаризма, даже если сознательно я не лгу. Любое моё представление – ложь. Это связано с тем, что каждый отдельный полюс эмоции определён, но вместе они – неопределённость. Наши представления стремятся к отчётливости, как у эмоциональных полюсов, но два полюса её лишены в принципе. Логика выходит из этой неопределённости, благодаря кодифицированной связи между посылками. Одна из них большая, другая – меньшая. Они имеют сходство с полюсами или моментами силы у Гегеля. Когда один момент развёрнут и распространяется, как среда, второй свёрнут в нём. Моменты разворачиваются друг за другом, и всё в порядке, а если разворачиваются одновременно? Это даёт возможность двух разных ответов на один и тот же вопрос. Эволюция и творение могут быть одновременно верны… Либо они верны только одновременно. Это – контингентная истина. Если сотворение мира подчинялось телеологии Бога, мир сохраняет подчинение цели, как свойство. Эволюционное изменение и целесообразная деятельность возможны в мире, в тоже время сотворённый мир, как «вещь в себе», самостоятелен по отношению к ним.
Надо сказать, что мы попадаем в некоторое затруднение с созерцанием времени, но мыслить его всё равно придётся амбивалентно… Способ видеть время – хоть циклическое, хоть прямолинейное, – опосредование с помощью чувств, а не понятие разума. Встречая человека через много лет, мы замечаем, как он изменился. Мы сравниваем его «образ» на линии времени, но видим изменения в человеке, а не текущее время. Категории разума могли бы определять время, если бы были, как следует, поняты, но и чувственное восприятие времени всё равно останется.
Вроде бы, доподлинно известно, что у времени есть стрела, которая движется от прошлого к будущему и совпадает со стрелой энтропии. Мы не возьмёмся определить – чувственная она или рассудочная, – но «стрела», являет нам какой-то простой смысл. Принцип амбивалентности должен включать и отсутствие стрелы. Как мыслить отсутствие стрелы у времени?! Будем надеяться, что тёмный предшественник оставил нам слово «вечность» для времени без стрелы. Сложно, конечно, себе представить время без стрелы, но, как говорил Делёз: «смыслом обладает даже квадратный круг». В «Мире без времени» в моём сознании существовала масса явлений, связи прослеживаются между впечатлениями, но для их развёртывания не хватает времени остановки в дверях. Катастрофически не хватает для протекания ни последовательно, ни одновременно. Времени просто нет. Это – ноль времени. События в сознании протекают без него.
Будущее раньше прошлого – тоже нельзя себе представить, но вот есть же опережающее отражение действительности! Нельзя прямо указать на время – вот оно, а ещё нельзя прямо указать на электричество. Я сейчас не имею в виду способ говорить: описывать или использовать электричество. Разность потенциалов в сети позволяет передавать электрический ток, есть электролиз. Известны способы переводить потенциальную и тепловую энергию в электрическую, но бег электронов в проводнике, в нашем представлении призванный материализовать электричество, не может этого сделать. Сколько не гони электроны из проводника, их там меньше не становится. Хотя описания работают: «Не влезай – убьёт!». Время тоже убивает рано или поздно.