Ослепительно белый рассвет

– А как же твоя работа?

– А я рассчиталась…

– Ты ушла с работы?

– Да. Сколько можно писать похоронные тексты.

Алёна покачала головой, пытаясь прийти в себя после чтения и понять, что на самом деле происходит.

– Мамочка, неужели это, правда, ты? Ты за последнее время так изменилась… Жаль, тебя тетя Нина сейчас не видит.

– Я поняла, доченька, что жизнь проходит мимо меня, что не ровен час, как и на до мной прочитает кто-нибудь сухой похоронный текст, а может быть, даже и отпоют мою грешную душу… Не так я живу, понимаешь? Не по-настоящему как-то… У меня каждый день перед глазами десятки смертей, а что в своем большинстве видели все эти люди? Пусть, кто-то из них прожил и короткую жизнь, но кто-то же ведь очень большую. А видели эти несчастные люди, я так предполагаю, по сути, не много… Давай возьмем, к примеру, мою маму и мою сестру: мама видела войну и голод, прошла через блокадный Ленинград, а сестра, что видела моя бедная Верочка? Да ничего хорошего, тюрьму и предательство, мое и своего любимого… вот и все, Алёночка, вот и все. Ты знаешь, мне с недавних пор так стало жалко людей, сама не понимаю, что со мной твориться. Ты помнишь, как в одной известной песне: «Не поздно все опять начать сначала, пока не меркнет свет, пока горит свеча».

– Когда едешь?

– Послезавтра

– Надолго?

– Еще не решила.

– Хочешь, я поеду с тобой?

– Нет, девочка моя, я поеду сама, мне нужно по дороге о многом подумать.

– Хорошей тебе дороги!

– Спасибо, милая! А теперь я побежала в ванну, а то ужас, как замерзла.

Через пару дней Мария Ивановна сошла на заснеженном перроне Московского вокзала и медленно побрела по Невскому проспекту, ей до сих пор не верилось, что она действительно вернулась в город своего детства. Вокруг нее были величественные здания и площади, каналы и мосты, ее любимый Зингер и Казанский собор, где она была всего несколько раз, но всегда восхищалась стилем русского классицизма.

После прогулки по городу Маша свернула на улицу Марата и остановилась возле знакомой парадной. С трепетом в душе Маша подняла голову, чтобы взглянуть на окна своей квартиры и увидала, что на подоконнике, как много лет назад стоят мамины цветы, ее мама очень любила герань. Мария Ивановна дернула за ручку входной двери, но дверь не отворилась, Мария дернула еще раз и опять ничего: «Замок, Машенька, а ключика у нас с тобою нет», – подумала Мария. Вдруг она заметила женщину в белой куртке и длинными светлыми волосами, которая в обеих руках держала пакеты с продуктами.

– Вы меня извините, пожалуйста, вы не из этого дома? – поинтересовалась Мария у незнакомки.

– Из этого, вон мои окна – указала незнакомка на окна четвертого этажа, – хотите, я открою вам дверь? – предложила Дама.

– Я была бы вам очень признательна! – скромно продолжила Мария Ивановна.

Женщина, пристально посмотрела на Марию, в ее взгляде можно было уловить таинственность веков и твердость коммунистических уставов. Ее статный рост и прямая осанка делали ее похожей на боевую амазонку, готовую встать на защиту принципов идеологии. Ее светлые волосы были убраны в аккуратный пучок, а лицо украшала настойчивость и горячность страстей. Она поставила свои пакеты у ног Марии, набрала номер домофона и дверь запищала. Мария Ивановна посмотрела на незнакомку, чтоб поблагодарить, и в это время почувствовала, как через все ее тело как-будто пробежал электрический разряд.

– Светка, это ты чтоль? – осторожно поинтересовалась Мария.

Женщина всмотрелась в лицо Марии и спросила:

– Мы знакомы?

– Света, я Маша из сорок восьмой! – сквозь слезы радости выдавила из себя Мария Ивановна.

– Машка, неужели ты? Как же ты изменилась… Ущипни меня, чтоб я поняла, что это не сон…

– Да прекрати ты… Светик, дай я тебя лучше обниму! – взволнованно воскликнула Мария Ивановна.

– Маша, а я бы тебя и не узнала! Ты давно приехала?

– Только с поезда.

– Ваша квартира пуста, в ней никто не живет, маму вашу лет десять, как схоронили, Вера тоже вот… Эх, Машка, имела я с сестрой твоей покойной нелицеприятный разговор, точнее, говорила больше я, конечно, а Вера, или как там ее по-другому называли, больше молчала, молилась, думается мне в это время… Обидела я её тогда сильно, хотела извинения просить, да все не получалось почему-то, а после узнала, что нет ее больше. Нехорошо получилось, одним словом, вот…

– Мы так и будем с тобой в дверях стоять? Пойдем ко мне поднимемся!

– Что, прям так, с корабля – на бал?

– Ну, а чего тут такого?

– Я с сумками.

– Да ну и ладно…

– Боишься одна заходить? – спросила Светлана.

– Ты даже не представляешь, как… Как представлю: захожу, а там темно и пусто, так сразу не по себе становится, – трясущимся голосом ответила Мария.

– Хорошо, пойдем! Тем более, что кушать у тебя я предполагаю нечего, а мы на скорую руку что-нибудь с тобой сварганим, и отметим свадьбу моего сына, – уверенно произнесла Светлана Борисовна, указав на свои пакеты.

– Как-то неудобно получается, – пробормотала Мария Ивановна

– Да что тебе неудобно, Маша, то, что ты тридцать лет не видела подругу, – заталкивая Марию в парадную, возмутилась Светлана Борисовна.

– Светик, а ты так и не поменялась, – усмехнувшись, продолжила Мария Ивановна, заходя вовнутрь.

Подруги быстрым шагом поднялись по лестнице на третий этаж, остановились у двери Риммы Марковны и Мария надавила на кнопку звонка. Некоторое время за дверью была тишина, а потом послышалось удаленное: «Кто там?»

– Римма Марковна, это ваша соседка из сорок восьмой квартиры, – ответила Мария Ивановна

– Сейчас, матушка, открою, – ответила Римма Марковна и со скрипом отворила дверь.

Когда дверь распахнулась, то Мария Ивановна пронзительно смотрела на Римму Марковну, а та на нее, Светлана же в свою очередь, на них обеих.

– Здравствуйте, – неуверенно произнесла Мария

– Но, позвольте, что это за шутки, – надевая очки, с возмущением прохрипела Римма Марковна

– Мы за ключами, – продолжила Мария

– За какими еще ключами? – ничего не понимая, продолжала Римма Марковна.

– За ключами от сорок восьмой квартиры, – вмешалась в разговор Светлана.