Сны о прошедшем и будущем. Рассказы разных лет

– Я смотрю, оптимизма у вас не прибавилось, гражданин Иванов. Ладно были бы вы Иваненко или Ивановский какой, но с вашими-то корнями? – домоуправ полистал анкету: – Петербуржец, Выборгская сторона, родители – инженеры, образование высшее, профессор. Советскую власть застали, – оторвался он от папки. – И туда же? Вслед за этими, национал-предателями? Мы, между прочим, сейчас все лучшее из СССР восстанавливаем. Страну строим, можно сказать, заново. На своей почве. А вы? Должны понимать, в конце концов, и международную ситуацию.

– Я все понимаю, – Василий Петрович начал уставать от этого разговора. Нестройная логика домоуправа была ему знакома и потому скучна. – Давайте по традиционной программе – телевизоры или танки. Я согласен.

– На что в итоге?

– Давайте телевизоры.

– Ну, это не совсем телевизоры, – уточнил капитан. – Но вам понравится. Да и выбор правильный: на танковом и побить могут. Народ там простой, за словом в карман не лезет. Особенно, если… Ну да ладно…

– Это все? – Василий Петрович пропустил мимо ушей прозвучавшие угрозы, сейчас ему важнее было знать: успеет ли он при таком наборе застать внука неспящим.

– В девять – квартальное собрание. В Красном уголке домоуправления. После собрания выдам вам заключение.

– Сопровождение будет? – решил на всякий случай уточнить Василий Петрович.

– Мы в демократическом государстве живем, – оскорбился домоуправ. – Мы доверяем нашим гражданам, даже оступившимся. Так что – самостоятельно, на то она и социализация. Но куратор у вас будет, – после паузы добавил он.

Василий Петрович кивнул, как будто и не ожидал услышать ничего иного. Домоуправ скороговоркой поздравил с началом первого этапа городской социализации. Вручил Василию Петровичу справку, удостоверяющую это, направления в кинотеатр «Ударник» и Музей национальной культуры и пропуск с прямоугольным штампом: «Телефабрика. Зона доступа 1».

– Вечером ждем вас в Красном уголке на собрании. В девять начало, не опаздывайте, – сурово проговорил он и демонстративно уставился в черный квадрат планшета, всем видом показывая, что на сегодня разговор окончен.

Как только за посетителем закрылась дверь, капитан нажал на кнопку телефона внешней связи.

– Баб Дусь, реабилитант на программе. Список у вас есть. Установите наблюдение по всему маршруту.

3

В кинотеатр «Ударник» Василий Петрович направился сразу из домоуправления. Он пытался вспомнить, сколько туда идти пешком, с девяти утра общественные ПАЗики с маршрута снимали: в городе действовал режим экономной заботы, навскидку выходило минут тридцать. Получалось, что он попадал впритык к началу сеанса. На телефон внутренней связи позвонила дочь, он перечислил, что должен сделать сегодня.

– Сережа звонил, о тебе спрашивал, – сказала она.

– Теперь только после собрания с ним увидимся, – вздохнул Василий Петрович. – Часов в десять закончится? – уточнил он.

– Может и затянуться, – не обрадовала его дочь. – От батюшки зависит.

– От какого батюшки? – удивился отец.

– Папа, как ты отстал! В прошлом году еще ввели. Укрепление духовных скреп называется. Приходит батюшка наш квартальный. Вначале общая молитва, потом домоуправ докладывает о международной обстановке и внутреннем положении или программу «Время» смотрим. Потом батюшка исповедует. Исповедь может затянуться. Смотря сколько неисповеданных будет.

– Исповедуют разве не в церкви?

– Это и есть укрепление духовных скреп. Можешь утром в церкви исповедаться, а можешь вечером в Красном уголке. Кому как работа позволяет. Бездельников в стране нет. Да и мне кажется, что так демократично. У каждого есть выбор.

– Марин, ты это сейчас серьезно? – не выдержал отец, но связь тутже прервалась, и вместо ответа Василий Петрович услышал короткие гудки.

– Сынок, сумку не донесешь до углового? – Василий Петрович не сразу понял, что обращаются к нему. Его и сорок лет назад никто сынком не рискнул бы назвать: был он высок и плотен, и даже в те свои двадцать с небольшим выглядел гораздо старше. Он ожидал увидеть классическую советскую или раннероссийскую старуху – в наряде, который и шушуном, и зипуном можно окрестить, потому что непонятно какое тряпье намотано, такому и определения нет, но перед ним стояла моложавая женщина лет пятидесяти – в цветастом русском сарафане, с аккуратно уложенными волосами и легким летним макияжем. У ее вполне еще стройных ног – не по нынешней жаре обтянутых светло-коричневыми колготками – стояла огромная клетчатая сумка, такие когда-то прозвали челночными.

– Вы это мне? – насторожился Василий Петрович.

– Ну а кому еще?! Мне только вон до того гастронома помочь, – показала женщина направление. – А там я сама уже.

Василий Петрович подхватил сумку, она оказалась не настолько тяжела, чтобы просить о помощи, и, обойдя женщину, зашагал вперед. Магазин был в другой стороне от кинотеатра, поэтому надо было поторапливаться, чтобы не опоздать на сеанс.

– Да не торопитесь вы так, – догнала его просительница. – Я же на каблуках.

Она пристроилась сбоку и какое-то время шла молча, искоса поглядывая на Василия Петровича.

– Мне кажется, я вас знаю, – наконец-то сказала она. – Вы в Агентстве натурализации сограждан из Средней Азии не работали?

Про то, что в его городе появилось такое агентство, Василий Петрович услышал впервые. Общегосударственные газеты до его реабилитационной базы доходили с запозданием недели на две, на руки реабилитантам их не выдавали, а то, что зачитывалось на ежедневных инфопятиминутках, представляло собой цитатник Главы: выступил с речью (аплодисменты), отметил сложность международной обстановки (аплодисменты), у страны особый путь (овации), мы самодостаточное государство (бурная овация). В те редкие дни, точнее часо-дни (а их надо еще сверхнормовыработкой заслужить), когда его отпускали на побывку к родным, было вообще не до политики – ни внутренней, ни внешней. Погружаться в этот новый мир не хотелось. Хотелось простой спокойной, домашней жизни на старости лет: погулять/поиграть с внуком, послушать его рассказы, фантазии и страхи, посидеть рядом, когда он ложится в постель, в общем, ощутить родственность и надежду, чего от дочери он давно уже не ждал и даже не надеялся получить.

– Нет, вы ошиблись, – сухо ответил Василий Петрович.

– Не может быть, – женщина ничуть не смутилась. – Я вас все-таки откуда-то знаю. Меня Евдокия Романова зовут. Ни о чем вам это не говорит?

До Василия Петровича наконец-то стало доходить. Он поставил сумку, развернулся и скорым шагом, насколько позволяли больные ноги, пошел в обратном направлении.

– Вы куда? – возмутилась женщина. – А помочь?

– Пусть тебе твои хозяева помогают, – вполголоса сказал Василий Петрович. – Кураторша чертова.

Через несколько шагов он спохватился, опомнился: этот нелепый в нынешней ситуации жест мог ему дорого обойтись. Но обернувшись, Романовой уже не увидел. Она как сквозь землю провалилась.

До «Ударника» оказалось больше, чем полчаса. Бывший супермаркет «Апстор» стал «Ударником» еще задолго до реабилитации Василия Петровича. Тогда, в самый разгар разговоров о самодостаточности, прежний Глава, впрочем, он же нынешний (Василий Петрович давно потерялся в счете, сколько раз его переизбирали, и его ли?), издал Указ о борьбе с излишествами и режиме экономной заботы. Первыми под него попали фирменные магазины западных компаний (эти, впрочем, и сами собирались сваливать, но не успели, все надеялись, что заморозки пройдут) и общественный транспорт (нефть, как шептались тогда, вся в Китай уходит, на себя ничего не оставляют), потом пошли автосалоны и супермаркеты. В принципе, к тому времени торговать там было уже нечем, площади пустовали везде. Чтобы помещения не простаивали («Мы не можем позволить себе такую роскошь, как пустующие здания», – заявил Глава), в автосалонах стали судорожно открывать отделы полиции, переименованной обратно в милицию, детские сады и студии детского творчества – в зависимости от потребности каждого района, а в супермаркетах, продержавшихся чуть дольше, в них и до сих пор кое-где работали отдельные фермерские лавки и китайско-белорусские магазинчики «Братская помощь», стали появляться центры Просвещения или, как в случае с бывшим «Апстором», культурно-исторические центры. Разницы между ними, Василий Петрович понял это еще тогда, не было никакой. Все это были кинотеатры, с утра до позднего вечера крутившие отечественные фильмы, снятые по госзаказу. Стеклянная дверь, когда-то раскрывавшаяся автоматически перед каждым покупателем, сейчас была крест-накрест обклеена красной изолентой и на Василия Петровича никак не реагировала. Тому даже пришлось помахать рукой перед створками, но чуда не произошло.

– Крест наложить надо, – подсказал мужской голос сзади. – Вон Победоносец сверху.

Василий Петрович поднял голову: над дверью и прямо под вывеской «Ударник», в самом деле, висела икона Георгия Победоносца, побивающего змея. Пока он неумело крестился, мужчина полушепотом прочитал молитву и трижды поклонился закрытым створкам. Василий Петрович ожидал, что теперь это новый «сим-сим», и дверь только так отворяется, но створки не шелохнулись, а мужчина уже тянул его за рукав куда-то в сторону.

– Вы на «Страну»? Я правильно понял?

– Да, – кивнул Василий Петрович.

– Этот вход в режиме экономии. Через боковой пройдем, – объяснил мужчина. – Сеанс скоро начнется.

4

Иван Сергеевич, пока поднимались по черной лестнице на третий этаж, успели и познакомиться, и кое-что друг про друга выяснить, сам был из реабилитантов. В прошлом году успешно прошел заключительный этап социализации и теперь работал с вновь прибывающими.

– Разные попадаются, – туманно ответил он на вопрос Василия Петровича о подопечных. – Кто-то по сердцу социализируется, а кто-то только вид делает.

– И что, распознать таких можно? – Василий Петрович, задыхаясь и останавливаясь на каждой лестничной площадке, поднимался вслед за Иваном Сергеевичем.

– Распознаём, – бросил сверху Иван Сергеевич и остановился, поджидая отставшего на целый пролет Василия Петровича. – На ерунде обычно прокалываются. У вас-то как? Хотя, можете не говорить. На деле посмотрим.

– Значит, вы меня вести будете? – придерживаясь за перила, вновь остановился Василий Петрович.

– Значит, я и буду, – улыбнулся Иван Сергеевич. – Странно вам это?