Сны о прошедшем и будущем. Рассказы разных лет

После обсуждения программы зал также эмоционально повел борьбу за цвет подъезда. На этот раз сторонники серого победили, и домоуправ, как показалось Василию Петровичу, вздохнул облегченно.

– К покраске приступаем на следующей неделе, – объявил домоуправ. – Попрошу все лишнее, если оно есть, с лестничных площадок убрать. На этом все. А на исповедь, – он обвел глазами зал, – приглашаются Маркин Иван Сергеевич, Булатова Ирина Степановна, Иванов Василий Петрович.

Марина ушла, не сказав ни слова. Лишь пристально посмотрела на отца, застывшего в кресле. Василий Петрович так и не понял, что было в ее взгляде: сочувствие, поддержка, опасение за свою или его судьбу? Придумывать и обосновывать версии, подводя под них хлипкие аргументы в виде прозвучавших за день немногочисленных – с ее стороны – фраз, редких жестов и взглядов, не было сил. Он устал, хотелось в душ, смыть с себя весь сегодняшний груз и упасть на кровать, вытянув ноги.

Батюшку пришлось ждать минут пятнадцать. Поджарый бородатый мужчина, достаточно молодой, влетел в зал, подметая пол рясой. Не глядя на рассредоточенных в помещении Маркина, Булатову и Иванова, бросил домоуправу:

– Коллективная?

– Пятьдесят на пятьдесят, – уклончиво ответил домоуправ. – Двое и один.

– Понятно, – утер лоб священник. – Ну, приглашай первых.

Ширма, за которую позвали Маркина и Булатову, стояла по диагонали к залу, так что Василию Петровичу были хорошо видны спины обоих исповедуемых. Булатов держался прямо, стоял чуть в сторонке с приготовленным листом бумаги, а скрюченная Маркина, накрытая батюшкиным цветастым фартуком, склонилась так, что у Василия Петровича невольно промелькнула греховная мысль. Долго оба не задержались: пяти минут хватило. Тем более, что Маркина батюшка исповедовать не стал. Взял листок, пробежался глазами, перекрестил вначале бумагу, а потом Маркина и Булатову и ладонью поманил Василия Петровича.

– Ну, сын мой, рцы ми! Прости, Господи, – батюшка перекрестил рот. – Говори: не был ли еретиком или отступником?

– Был, но исправился.

– Не держишься ли с ними? Может, собрания их посещаешь или книги их читаешь?

– Нет, батюшка.

– Не лжесвидетельствуешь?

– Нет, батюшка.

– Что из грехов текущих накопилось? – батюшка явно торопился. – Статья какая? – уточнил он после недоуменного молчания Василия Петровича.

– 201, бис 4, – Василий Петрович уже даже не удивлялся повторяемости всех нынешних мероприятий и разговоров. И это испытание он готов был пройти. Впереди ждала встреча с внуком, о которой он мечтал целый день. Ради этого можно было стерпеть все.

– Раскаялся, сын мой? Отрицаешься от грехов своих?

– Раскаялся, батюшка, и отрицаюсь.

Священник отер бороду, перекрестил Василия Петровича.

– Иди с Богом, – сказал ему напоследок. – И не греши больше. Путь у нас светлый, а ты в потемках блуждаешь.

Не успел батюшка выйти из-за ширмы, как к нему подлетел домоуправ, приложился к руке долгим поцелуем.

– Благословите, отче!

– Заключение мне когда выдадут? – с интересом наблюдая за этой сценой, спросил Василий Петрович.

– Позже занесу, – сухо ответил домоуправ, отрываясь от волосатой ладони священника. – Вы свободны.

9

Сережа кинулся на деда сразу, как тот переступил порог, повис у него на шее. Василий Петрович почувствовал, как глаза заволокло слезами.

– Деда! Деда! – кричал Сережа, и только сейчас Василий Петрович понял, что крик может быть приятным. – Пойдем ко мне. Я тебе свои фотографии покажу, – Сережа тянул деда в комнату. – Пойдем, пойдем! Я знаешь, где был?!

– Сережа, пусть дедушка поужинает сначала! – высунулась из кухни Марина. – А потом покажешь ему все. Пап, иди на кухню. Я накрываю.

– Я потом, потом поем, – улыбнулся расстроенному и притихшему внуку Василий Петрович. – Пойдем к тебе.

– Пап, ты извини, но я с вами посижу, – Марина тутже вышла из кухни. – Ты не обижайся только. Просто не хочу, – добавила она потише, – чтобы ты при Сереже что-нибудь лишнее сказал.

В комнате Сережа вытащил из тумбочки увесистый фотоальбом.

– Вот, смотри, деда, – стал он листать страницы. – Мы на каникулах в Париж ездили.

Василий Петрович вопросительно посмотрел на дочь.

– Это в Челябинской губернии, – объяснила Марина. – Просветительский тур. Историю Европы учат.

– Историю Европы? – переспросил отец.

– Да, историю Европы! – с вызовом ответила Марина. – Вклад казаков в европейское освобождение.

– Деда, там настоящая Эйфелевая башня, – перебил Сережа. – Нам сказали, что она красивее, чем французская. Ты французскую видел? Правда, наша лучше?

– Конечно, лучше, сынок! – поторопилась ответить Марина. – Наша лучше. Вы же там и в Берлин съездили? – подсказала она сыну.

– Да, и в Берлине были. Сейчас!

Сережа листал, тыкал пальцем в групповые фото («вот я, а это Саня, мой друг»), захлебываясь, рассказывал, как ехали вначале на поезде («я спал на верхней полке»), а потом на автобусе, как не всех взяли в поездку, потому что Толик и Лысый не сдали ЗПП-2, а перед глазами Василия Петровича мелькали бревенчатые деревенские дома, краснокирпичные, явно еще советские, здания в центре поселений, посеребренный Ленин на площадях и золотые купола восстановленных церквей.

– Что не сдали? – словно очнулся Василий Петрович. – ЗП?

– ЗПП-2, – поправил его Сережа. – А ЗПП-1 – это для маленьких совсем.

– Это что за предмет такой?

– ЗПП-1 – «Знать правила положено», это кто в школу еще не ходит. А у нас ЗПП-2 – «Заповеди православного пионера».

– Вертикаль и преемственность, значит? – усмехнулся Василий Петрович.

– Папа! – остановила его Марина.

– А мусульмане? – осторожно спросил дед. – У вас же есть мусульмане?

– Есть! У них такие же заповеди, только «Заповеди правоверного пионера». Деда, а правда, что прежние пионеры в Бога не верили?

– Было такое.

– Они в аду сейчас?