Бог, которого люблю

Когда позже поинтересовался:

– За что же ты ударил скрипача?

– Он не уступил места старушке в поезде, – ответил Володя.

К выпускным экзаменам в училище волосы у меня ещё не отросли. Много раз потом снилось, будто меня выгнали с последнего курса, так и не дав диплома.

Но экзамены я все же сдал. Может быть, помог баян, который родители купили мне после окончания второго курса. Ни у кого в группе не было такого баяна (да и стоил он недешево – ровно столько стоила машина «Победа»). В нем имелось четырнадцать регистров и что самое главное – регистр в басах, переключив который, можно было играть мелодию левой рукой.

При распределении на работу мне предложили три места в различных областях страны. К тому времени появилось ощущение, что я в тупике. Милиция уже знала обо мне. Все разговоры с Володей о будущем оставались лишь разговорами. Надеялся, если уеду как можно дальше, моя жизнь изменится… Я выбрал Север.

С середины августа 1966 года уже числился педагогом культпросветучилища в далеком северном городке. До ближайшей железнодорожной станции – около двадцати километров.

…Ее звали Света. Она была студенткой последнего курса. Почему-то опоздала к началу занятий. Наши глаза встретились, и с того момента она поселилась в моей душе, в сердце, и мысли о ней не покидали меня.

Ей было восемнадцать, мне – девятнадцать лет. При встречах со мной она мило кокетничала, а я пребывал в состоянии эйфории, растерянности и абсолютно не понимал, что со мной происходит. Никогда прежде ничего подобного не испытывал.

Мы жили в одном общежитии. Если не было занятий, я целыми днями старался не выходить из комнаты, чтобы как-то приглушить поглотившее меня наваждение. Но долго не выдерживал, выходил хоть на минуту, и обязательно встречал ее. Потом и она признавалась, что тоже старалась не выходить из комнаты, а когда выглядывала, непременно встречала меня.

Случилось то, чего боялся. Я влюбился. Когда не было соседа по комнате, (он тоже работал преподавателем), она заходила ко мне, и мы только целовались. Я ни разу не признался ей в любви, как и ни разу не попытался овладеть ею, будто кому-то поклялся ни при каких обстоятельствах не делать этого.

В том городке был малюсенький кинотеатр. Однажды во время сеанса кто-то прокричал мою фамилию и попросил выйти из зала. Парень выше меня ростом, по моим понятиям просто красивый, представился её другом.

Он принес с собой водку, и прямо в буфете предложил выпить. Завязался разговор. Оказывается, Света была его девчонкой, но теперь как бы разлюбила его, и причиной тому я. Но он не хотел мешать, а вызвал меня просто познакомиться и поговорить.

Через неделю-две она стала избегать встреч. Мною сразу же овладела ревность, чувство, так хорошо знакомое с подростковых лет.

Я решил, она ко мне охладела, и надо во что бы то ни стало выйти из этого мучительного состояния неразделенной любви. Подумав, пришел к выводу: «У меня только два выхода: все бросить и уехать или предложить замужество». Но сделать волевой шаг и жениться я так и не решился. Слишком много доводов было против: я молод, что скажут друзья, надо резко переломить свою жизнь.

Проработав всего пять месяцев, уволился и уехал из того северного городка. Тогда это казалось мне единственным способом освободить свою душу из плена.

Подтолкнуло уехать как можно скорее ещё и то, что обыграл в карты одного из педагогов училища. В канун Нового года несколько преподавателей, с которыми был особенно близок, зашли ко мне в комнату. Мы выпили немного, кто-то достал карты, и завязалась игра в подкидного. Здесь-то я им и показал самую модную в то время азартную игру.

Некоторое время играл честно. Затем, совершенно не задумываясь о последствиях, решил обыграть их. Улучив момент, вывел в коридор Николая (мы дружили, он тоже работал по распределению и тоже был москвичом) и сразу изложил свой план, которым пользовался не однажды. Чтобы отвести от себя подозрение я сдаю ему хорошие карты, и он играет на все деньги, что у нас есть. Выигрыш пополам. Николай согласился.

Так получилось, что проиграл нам Павел, самый уважаемый из преподавателей. На следующий день его друг пришёл ко мне и попросил вернуть деньги.

– Пойми, – запомнил я его слова, – мы все уважаем Павла, он у нас как справедливый судья. Теперь же он попал в неловкое положение и зарплату в семью не принёс. Николай отдал деньги, верни и ты.

Он не сказал впрямую, но я сразу понял, что они всё узнали о моём плане.

Много раз прощал карточные долги, но тогда подумал: «Всё равно собираюсь уезжать, и потом, кто мне хоть раз в жизни простил долг».

Все они были старше меня, и уже подолгу жили в том городке. Используя свои связи, могли просто заставить вернуть деньги, но они не стали этого делать. Встречаясь со мной, вели себя так, будто ничего не произошло. Вскоре почувствовал себя чужим среди них, не таким как они. Ни говорить, ни улыбаться им, ни смотреть им в глаза, как прежде, уже не мог.

Состояние влюбленности, полная перемена окружения и полугодовой, почти трезвый образ жизни, подействовали неожиданным образом. Еще по дороге домой, в поезде, стало зреть решение, сделать какой-то поворот в жизни. «Не мое совсем это дело – музыка, – думал я. – Для студентов культпросветучилища, может быть, кажется почти фокусом, что кто-то берет ноты и играет с листа то, что они играют на выпускных экзаменах, проучившись по пять-шесть лет. Но ведь этому всему грош цена, если не можешь просто на слух подыграть элементарные мелодии. И как неприятно каждый раз придумывать отговорки, когда тебя об этом просят».

При въезде в Москву, увидев родные пятиэтажки, решил: здесь мое место, в этом городе, я должен все начать заново.

После долгих раздумий я решил, что хорошо бы стать знаменитым футболистом: «Еще не поздно, мне только двадцать и если как следует потренироваться два-три года, то почему бы нет?»

Мечты мечтами, а по советским законам, чтобы не зачислили в «тунеядцы», надо было срочно трудоустраиваться. В музыкальной школе, где когда-то учился, мне предложили неполную ставку – всего сорок рублей в месяц. Стало ясно: моя профессия меня не прокормит. Невольно, в который уже раз, пришла мысль, что одиннадцать лет занятия музыкой – ошибка.

К этому времени все мои друзья как-то определились в жизни. Рязанчик, после окончания десятого класса, поступил в Институт связи, очень рано женился, сразу же стал отцом. Он переехал жить в другой район, и мы лишь изредка перезванивались.

Валентин тоже женился. Прекратил пить, устроился на работу, у него родилась дочка. На свадьбу меня не пригласил, и мы не виделись почти полтора года. Все новости о нём узнавал от Андрея

Сам же Андрей, прослужив год в армии, сумел комиссоваться по болезни, вернулся в Москву, устроился лаборантом в педагогическом институте, считал, что нашёл работу по душе. В одну из его обязанностей входило мытьё мензурок и пробирок. Для этого ему ежедневно выдавали спирт. Ну а пробирки он мыл водой. К тому же он знал многих преподавателей, и во время сессий и вступительных экзаменов использовал свои связи, помогая сдавать экзамены и зачёты тем, кто просил его об этом. Конечно, не безвозмездно.

За те полгода, которые не был в Москве, Женька-художник заметно изменился. Он прекрасно одевался, ездил на такси и часто ходил обедать в рестораны. Когда увиделись первый раз, после моего приезда, он критически осмотрел меня с ног до головы, как осматривают приехавшего из глухой провинции. Предложил пообедать в дорогом ресторане.

Наверно, у него, действительно, был талант. Он рассказал, что работает в различных издательствах, оформляет книги. За каждую обложку получает в среднем по 60–70 рублей.

– Ну и сколько же тебе надо времени, чтобы сделать одну обложку? – поинтересовался я.

– Если в ударе, то день. Но пока найдешь работу, пока утвердят эскиз, проходит почти неделя. В среднем делаю 4–5 обложек в месяц, – ответил он.

Некоторое превосходство, которое, как мне показалось, было у него при первой встрече, быстро улетучилось. Наша дружба была проверена годами: по первому звонку мы могли отложить все свои дела и прогулять деньги, которые у нас имелись.

У Володи за время моего отсутствия никаких серьезных изменений в жизни не произошло. В отличие от нас с Женькой, для него казалось немыслимым потратить последние деньги. «Деньги должны рождать деньги», – учил он меня, как бы заранее зная, что грядет век спекуляции, и накопления понадобятся для оборота.

Поскольку я знал, что он любит поговорить о будущем, то и выложил начистоту мысли попробовать себя в футболе. «Футбол – это хорошо, – мгновенно отреагировал Володя, – Стрельцовым будешь. Вот давай сейчас и рванем в Сокольники, там и обсудим, когда ты к тренировкам приступишь».

Все наши разговоры и прожекты неожиданно привели к тому, что в начале лета он устроился сам и меня устроил… на работу. Мы стали агентами по доставке на дом железнодорожных билетов. Работа была сезонной, только на летнее время, с зарплатой 60 рублей в месяц. Но основной заработок состоял из чаевых. Чтобы иметь больше чаевых, приходилось их выпрашивать, как-то намекать, чтобы тебя отблагодарили. Володьку это не смущало, мой же язык решительно не поворачивался для этого. И под вечер, когда мы выясняли, кто сколько насобирал чаевых, у него всегда выходило в два раза больше.

Работа оказалась нелегкой. Мы начинали в семь утра, и домой приходил иногда лишь в 11 или 12 ночи. Надо было разнести билеты по 50–60 адресам, затем пересчитать деньги и сдать в кассу. Особенно тяжело приходилось в начале. Через день бригадир посылал в новые районы, и много времени уходило на поиски незнакомых улиц и переулков.

После того, как проработал немногим более месяца, отложил около тысячи рублей. И тут меня охватил азарт накопительства, о котором ранее и понятия не имел. Несложные расчеты показывали, что за сезон можно заработать на кооперативную квартиру или машину.

Энтузиазм был настолько велик, что даже возникла мысль: «Предложи кто-то сейчас миллион, не возьму, я сам его заработаю».

К концу второго месяца за мной закрепили постоянный район, и работать стало значительно легче. С утра можно было чуть-чуть расслабиться и не сразу бежать на линию.

Марк и Петя, Володины друзья, к тому времени тоже работали «в доставке», как все называли эту работу, и почти каждое утро мы шли вместе в гостиницу «Ленинградская» позавтракать и поболтать.

Однажды, когда официант принес счет, все как по команде дружно сказали «я заплачу». «О, ребята, да вы как грузины», – удивился официант. «Не-а, мы евреи», – мгновенно, как будто бы заранее приготовив ответ, сказал Марик. И все засмеялись.

Итоги работы за лето были впечатляющими. Марик вскоре купил кооперативную квартиру, Петя – подержанную машину, Володя ничего не купил, но в глазах всех стал самым богатым. Я же остался при той тысяче, которую собрал после первого месяца работы. И этому было объяснение. Двести рублей отдал Володе, чтобы он передал начальству за устройство на работу (как и договорились). Триста рублей заплатил сестре. Она купила двухкомнатную кооперативную квартиру, хотела сдать ее кому-нибудь, и я снял эту квартиру и заплатил деньги за год вперед. Еще триста рублей куда-то потерялись, когда Володя, Женька и я играли в карты у меня дома.

Случилось это так. По каким-то ей одной известным причинам Володина мать нагрянула ко мне домой. Ни до того, ни после, никогда не заходила к нам. Она застала нас играющими в карты в моей комнате. Произошел грандиозный скандал. Она обвинила мою мать, что та устроила картежный притон. Помню, все забегали, закричали. Кончилось тем, что мы схватили свои деньги, сложенные кучками на столе, выбежали из дома, сели в такси. Когда потом посчитал деньги, не хватало трехсот рублей.

И последнее приключение произошло с моим отцом. Однажды попросил его разнести за меня билетики. С работой он справился, но в конце дня, видимо устав, потерял портмоне, в котором было семьсот рублей и на триста рублей непроданных билетов. Не знаю, сколько отец с матерью скопили к тому времени за всю жизнь, но потеря тысячи рублей была для них большим ударом.

Не помню, кому пришла в голову мысль – Володе или мне: просто отдать отцу триста рублей и сказать, что деньги, конечно, потеряны, но билеты кто-то вернул, и мы их сдали в кассу и получили обратно деньги.

– Знаешь, что, – предложил еще Володя, – давай возьмем ведомость и поедем по всем адресам, может найдем портмоне, может он оставил его в какой-то квартире.

Мы проехали по всем адресам, но ничего не нашли.