Тайна герцога

– А между тем власть в его руках, и он гнет нас ради того, чтобы сохранить свое положение… Подлый раб, он хочет из нас сделать рабов.

– Нет, я убью его, как собаку, – крикнул чей-то голос.

– Вот у меня, – продолжал Жемчугов, – есть Ахметка, так он все говорит: «Я тебя зарежу!» или спрашивает: «Кого резать нужно?» Дайте срок!.. Нужно будет – мы на Бирона Ахметку пошлем – он с ним справится один… Но теперь еще не время. Вы думаете, на верхах нет никого, кто думал бы вместе с нами теперь? Ошибаетесь! Теперь там врагов Бирона больше, чем до того, как схватили Волынского. Волынский был горяч от природы и поступал так, как не надо. Пошел он на рожон и напоролся, и все тут. Кто дела не жалеет, тот иди по его следам и… укрепляй герцога Бирона, потому что он после каждой такой победы чувствует себя лишь сильнее. Нет, нынче умней стали. Нынче я на месте герцога Бирона боялся бы собственной тени; она может быть враждебна ему. Теперь он не сумеет отличить врага от друга, и его гибель близка, ближе, может быть, чем сам он думает и чем предполагаете вы… Конечно, Волынского жаль, но вольно ж ему было самому лезть… Но вот что я вам говорю – дайте мне срок – ну, полгода…

– Длинный срок! – сказали многие. Митька покачал головой.

– Или вы так уж торопитесь разделить участь Волынского? Ну, коли желаете, и вас прихватят к нему. Да если бы я у вас спросил пять лет, и тогда бы срок был бы мал, чтобы свалить временщика! Вы думаете, что так это стоит лишь захотеть?..

– Да ведь бывают времена, когда он непрочен…

– Пустяки и сплетни! – махнул рукой Жемчугов. – Бирон сидит так прочно, как ни один временщик не сидел… Эти слухи ходят лишь оттого, что слишком уж многим хочется, чтобы он был непрочен. Ну, а я прошу у вас всего лишь полгода и ручаюсь вам, что через полгода герцога Бирона в Петербурге не будет!

– У тебя есть на то основания? – спросило сразу несколько голосов.

– Есть.

– И серьезные?

– Я никогда зря не говорю; мне поверить можете.

– А можно узнать: какие?

– Вам нужно; только помните – молчать нужно.

– Кажется, ты знаешь нас.

– Ну, так вот! Выслежена любовница герцога Бирона, к которой он ездит только по ночам… Стоит только представить неопровержимые доказательства этого императрице Анне Иоанновне – и дни Бирона сочтены…

Это известие произвело потрясающее впечатление. Все как-то смолкли сначала, потом сразу раздалось несколько голосов:

– Виват, Митька! Вот это ловко!.. Молодцом!..

– Теперь вы видите, что поверить мне можно и что я не прошу вас зря ждать.

И все почти хором ответили:

– Согласны!

В это время в сенях, через комнату, раздался звук разбитой рюмки.

Это был своего рода сигнал. Рюмка была приспособлена так, что иначе нельзя было отворить дверь, чтобы не разбить ее.

Едва раздался звон стекла, в минуту все лица преобразились, кто-то затянул песню, заговорили все сразу, и, когда вошло еще двое гостей, можно было голову отдать на отсечение, что тут происходит пьяная оргия, и ничего больше.

XXI. Иоганн

Двое вошедших были молодые люди, вполне подходящие и по своему облику, и по своему среднему общественному положению к компании, сидевшей вокруг стола.

Они не принадлежали вполне определенно к аристократической части общества, но также и не принадлежали к низам. Это были люди, у которых все ожидалось еще впереди, и они легко могли возвыситься или, наоборот, пасть; с одинаковою вероятностью могло случиться для них и то и другое…

Вошедших звали по фамилии: одного – Финишевич, а другого – Пуриш.

Несмотря на свои фамилии, звучавшие несколько чуждо для русского уха, они старались выказать себя русскими людьми, что сейчас же и поспешили подчеркнуть, войдя в комнату. Один, здороваясь, говорил: «Будьте здравы, други добрые!», а другой крепко жал руки со словами: «Бувайте здоровы!»

Им сейчас же пододвинули полные стаканы, они стали пить и размашисто чокаться, как бы желая поскорее дойти до градуса всей остальной, по-видимому, пьяной компании.

Они и дошли, но сделали это так быстро, что даже самому неопытному новичку стало бы заметно, что они притворяются.

– Мы, кажется, прервали вашу беседу? – стал говорить Финишевич. – Пожалуйста, господа, продолжайте… О чем вы говорили?..

– Говорили мы о том, – ответил Митька Жемчугов, – что стали нынче воробьи по крышам скакать, а телята в поднебесье летать… Как бы теляти не очутиться в кровати, ну, а воробью не сесть в лужу… Это хоть нескладно, но зато справедливо!

– Ай да Митька! – расхохотался Пуриш. – Вот люблю!.. Всегда насмешит!.. Вижу я, однако, что вы тут пустяками пробавлялись!.. Словно бабы за веретеном, за стаканами закисли, а дело стоит и не двигается!..

Никто не ответил ему, и лишь с противоположного конца стола кто-то запел неприятным голосом: «И было дело под Полтавой»…

– Да, – подхватил Пуриш, – под Полтавой дело было!.. Мы же вот сидим и трусим, а немцы нас обуревают!..

– Как? – переспросил Жемчугов.

– Обуревают… то есть завладевают нами… – пояснил Пуриш. – Я вчера двух немцев побил, а сегодня – одного!

– Очень просто! – сказал Финишевич и расправил свои большие рыжие усы.

– Ведь я сейчас в морду!.. – крикнул Пуриш и ударил по столу кулаком. – Пора перейти от слов… к делу… Бить немцев! – громогласно завопил он.

– Да, вот если бы мы все рассуждали так, – сказал Финишевич, – тогда Бирона давно не было бы.

– Да что нам Бирон? – снова закричал Пуриш. – Ведь Бирон держится только нашей слабостью!..

Кругом разговаривали довольно громко, несуразно и нелепо, по-пьяному, перебивая друг друга, и не слушали Пуриша, так что ему приходилось сильно кричать, чтобы обратить на себя внимание.

– Если захотеть, – орал он, – то с Бироном можно покончить, как и со всеми другими немцами: в морду их!..

Митька, не торопясь, закурил трубку и, попыхивая дымом, стал говорить рассудительно и не спеша, обращаясь главным образом к Финишевичу и как бы отмахиваясь от Пуриша, словно от жужжащего комара.

– Собственно говоря, я не знаю, почему уж так нападают на герцога! Что он будто тратит на себя много казенных денег? Так ведь нельзя же!.. Ведь он – первое лицо в таком государстве, как Россия, и, значит, должен иметь антураж! Мы – не нищие в самом деле, чтобы нельзя нам было содержать одного герцога. Да потом, благодаря ему, какое теперь спокойствие в России настало!.. Разбойников и лихих людей каждый день хватаем, подымаем на виселицу и отрубаем им головы! А как он недоимки взыскивает? Превосходно!.. Об образовании нашем заботится, кадетские корпуса учредил. Разве все это русским сделать?.. Нет, история должна будет признать, что герцог Бирон продолжает реформы императора Петра! Это – великий государственный ум, который мы еще и понять-то не можем! Пуриш в этот момент уже размахивал бутылкой и стоял на своем, крича:

– А я немцу подчиняться не желаю!., не желаю!., не желаю!.. Не так ли, господа? – обратился он на другой конец стола.

Но «господа» на другом конце стола шумели и разговаривали все сразу, и какого-нибудь толка от них добиться было невозможно.

– Да будет вам пить и пить все! – продолжал настаивать Пуриш. – Поговорим хоть раз серьезно!.. Ведь дольше оставаться в бездействии нельзя.

Но никто с ним серьезно разговаривать не хотел, и он должен был убедиться, что компания совсем пьяна. Тогда он, думая, что делает это незаметно, шмыгнул, ни с кем не простившись, в дверь и исчез в прихожей.

За ним сделал то же самое и Финишевич.