Жемчугов не получал никаких известий, терялся в догадках и тревожился ужасно, но, несмотря на свою тревогу, не мог все-таки забыть данное ему Шешковским поручение. Он пошел предупредить пани Марию и, собрав шесть человек, за которых мог поручиться, указал им, чтобы они были в назначенное время у заколоченного дома.
XXIV. На деле
В десятом часу Митька Жемчугов с шестью своими друзьями, из которых было двое военных – Синицын и князь Шагалов – находились вблизи дома на Фонтанной. Князь, Синицын и двое еще с ними тихо подплывали на лодке так, будто катаясь, а трое других сидели на берегу и удили рыбу. Трудно было заподозрить, что эти люди пришли за каким-нибудь иным, а не за тем делом, которым были заняты.
С утра погода стояла пасмурная, несколько раз принимался накрапывать дождь, и сгустившиеся облака серым пологом повисли над Петербургом, так что темнота была порядочная, несмотря на то, что на небе сходилась заря с зарей.
Митька, не получивший никаких объяснений в течение дня, не знал, что, собственно, надо будет делать, и не мог объяснить это своим друзьям, но они привыкли верить ему и, в общем, все-таки знали, что дело касается любовницы герцога Бирона.
Ждать им пришлось недолго. Раздался условный свисток, сидевший спиною к дому Митька обернулся и увидел, что откуда-то из этого дома идет густой дым. Еще немного – и показалось пламя: заколоченный дом загорелся.
Без всяких объяснений Митька и все бывшие с ним поняли, что надо было делать. Они кинулись к дому.
Откуда-то Жемчугову подвернулся оборванец и, сделав предварительно известный Митьке условный знак, быстро проговорил:
– Спасайте тех, которые в доме, и отвезите их к пани Марии.
– Понимаю… знаю! – ответил только Жемчугов и побежал вперед.
За ним следовали его друзья.
Они бросились к окнам и стали отдирать доски, стараясь нарочно шуметь и кричать, чтобы обратить внимание на себя.
И Жемчугов, и все остальные понимали, что, как только распространится весть о пожаре, сбегутся на помощь другие, и та, которую им нужно было захватить, может ускользнуть от них.
Князь Шагалов был догадливее других: он схватил огромный булыжник и сбил им железный замок у калитки.
В суматохе Митька заметил удалявшегося оборванца, который кивнул ему головой в знак поощрения и громко сказал:
– Один из двадцати способов.
Когда замок на калитке был сорван, все семеро кинулись во двор, и Митька сообразил подпереть калитку со стороны двора палкой так, чтобы никто не мог отворить ее снаружи, и таким образом им можно было хозяйничать тут подольше.
Пожар разгорался; дом занялся с трех концов, но и со стороны двора он казался таким же нежилым, как и с улицы.
Само собою разумеется, что надо было найти жилую часть дома и там искать ту, которую надо было спасти от пожара.
Направились в сад, и тут, со стороны сада, Жемчугов заметил дверь, отворенную настежь. Он вбежал в дом, как-то бессознательно, сам не зная почему, словно руководимый чутьем, поднялся по лестнице, а там толкнул какую-то дверь. Она растворилась, и Митька увидел распростертую на полу молодую девушку…
Какая была горница, где она лежала, что было в этой горнице и был ли еще кто-нибудь тут, Жемчугов не заметил; он быстро схватил девушку на руки и кинулся с нею вниз, чувствуя, что время терять было нельзя, потому что дым сильно давал себя знать, и пламя могло показаться и здесь в каждый миг.
Внизу на помощь Жемчугову подоспели остальные. Они вынесли девушку, бывшую в обмороке, из калитки к реке, положили ее в лодку и закутали в оставшийся там плащ.
Жемчугов, князь Шагалов и Володька Синицын сели в лодку и заработали веслами, а остальные четверо остались у пожара, чтобы помогать тушить его.
Народ уже сбежался, и вокруг пожара уже началась обычная суматоха. На колокольне недалекой Симеоновской церкви били в набат, но было очевидно, что отстоять дом трудно и что он должен сгореть дотла…
Лодка между тем быстро направилась по Фонтанной к Невскому. Там князь Шагалов выскочил на берег и без церемонии остановил первую попавшуюся карету.
Из последней послышался грубый голос:
– Ну, что там еще? Кто смеет останавливать?..
– Я – князь Шагалов, – проговорил князь, подходя к двери.
– Ну, а я, – послышалось из кареты, – барон Цапф фон Цапфгаузен… Что вам еще нужно от меня?.. Мы еще будем иметь время свести с вами наши счеты!
Барон счел все-таки приличным случаю вспомнить нанесенную ему князем обиду в виде приклейки к седлу.
– Прошу у вас извинения, барон, но я остановил вас вовсе не для сведения счетов, а вследствие совершенно экстренного обстоятельства, как дворянина, так как в нашей помощи нуждается женщина.
Барон был, по-видимому, и рад, и вместе с тем польщен таким оборотом дела; он поспешно выскочил из кареты и проговорил:
– В таком случае мой экипаж к вашим услугам, если он необходим для того, чтобы помочь женщине.
– Пойдемте сюда! – сказал Шагалов и повел барона к лодке.
Когда они подходили, то Жемчугов узнал барона Цапфа и сказал сидевшему с ним в лодке Синицыну:
– Шагалов ведет сюда барона Цапфа!.. Ты отправляйся с ними, а я останусь в лодке. Лучше было бы, если бы он меня не заметил…
Князь с Цапфом подошли, и Синицын нарочно засуетился.
Барон, увидев девушку в обмороке, весь увлекся тем, чтобы помочь ей, и Митька мог рассчитывать, что он не узнал его впопыхах и в темноте.
Барон, князь и Синицын донесли молодую девушку до кареты, и, когда положили ее туда, барон проговорил по-немецки:
– Да, она красива!.. Но куда же мы теперь повезем ее, если дом, где она жила, сгорел?
Пока они шли, князь успел объяснить ему, в чем было дело.
– Да я не знаю, – предложил Шагалов, – все ведь мы живем на холостом положении!.. Пожалуй, лучше всего, не отвезти ли ее к пани Ставрошевской – кстати, она ближе всего живет здесь – и попросить у нее гостеприимства, впредь пока барышня не очнется и не скажет, куда она может отправиться?..
– Ну да, конечно, к пани Марии, – сейчас же одобрил Цапф фон Цапфгаузен и велел карете шагом ехать к госпоже Ставрошевской.
XXV. Неожиданность
Дом пани Ставрошевской был не освещен, и в нем не было заметно никакого движения, когда на его двор въехала карета барона в сопровождении трех молодых людей. Выбежавший слуга сказал, что барыня больна и никого не принимает. Но Шагалов и барон послали его доложить, объяснив подробно случай, который привел их сюда.
Тогда сейчас же в окнах показался свет, выбежали гайдуки, заторопились, засуетились и сказали, что «барыня просят».
Барон, Синицын и князь Шагалов взяли на руки привезенную ими девушку и внесли ее в большую гостиную нижнего этажа, где положили на диван.
Пани Ставрошевская выбежала к ним в кружевном пеньюаре и взволнованно заговорила:
– Ах, какой случай!.. Представьте себе, я была нездорова, даже совсем больна, и вдруг мне докладывают…
Но тут она увидала лежавшую на диване девушку и вдруг с ней произошло что-то невероятное. Она пошатнулась, схватилась за спинку кресла, чтобы не упасть, потом метнулась вперед, остановилась, уставилась широко раскрытыми глазами в лицо девушки и почти крикнула: