Тихая ложь

– Ну и напрасно ты так думала. Хорошо, что у тебя есть я, которая может за тобой присмотреть, а то ты такая наивная.

– Разве не ты мне говорила, что этот режиссер, фон Как-его-там, обещал дать тебе роль в следующем фильме?

– Это все игра. Вот смотри. Он предложил, а я согласилась. Но он заранее знал, что никогда не выполнит свое обещание, да и я тоже не очень-то на это надеялась. Ты что, думала что семнадцатилетняя девчонка из какого-то кибуца может приехать в Париж и за одну ночь стать Изабель Аджани[11 - Изабель Ясмина Аджани – французская актриса и певица, обладательница пяти премий «Сезар»]? Ты ведь уже не ребенок.

Оказалось, что семнадцатилетняя девчонка может рассуждать вполне трезво.

– Но если ты знала, что этого никогда не случится, откуда тогда такой энтузиазм?

– Меня взволновало его ухаживание, и я решила посмотреть, что из этого получится. Увлекаться – это классно, даже если ты заранее знаешь, чсто из этого ничего не получится. Увлечение – это не надежда. Когда рушатся надежды, ты мертв, а увлечение – это что-то мимолетное, как танец или песня.

Сиван понравилась рассудительность Бамби. Хоть та и была младшей сестрой, она многому ее научила.

– А кроме всего прочего, – продолжала Бамби, – я не могу здесь жить. Я скучаю по морю, нашим посиделкам на берегу, простой жизни в кибуце. А тут тесно, шумно, и все поддельное. Пожить так несколько месяцев – интересно, а потом надоедает. Все-таки я ведь еще только школьница. Все надо делать по порядку – получить аттестат, отслужить в армии, потом попутешествовать. Зачем мне нужно просыпаться каждое утро в другой кровати, только чтобы надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь сделает мне одолжение и даст мне произнести одно предложение в каком-нибудь идиотском фильме, который покажут на паре фестивалей гостям, приходящим туда только поесть и выпить шампанского, а потом забудут навсегда?

– Тебе не надо меня убеждать, – ответила Сиван.

– О чем задумалась? – спросила Тамара, зайдя к ней в кабинет.

– О своей соседке Михаль, – ответила Сиван, – и ее брате, кроме которого у нее никого нет, но который живет слишком далеко и совсем ее не понимает.

Через три дня Сиван получила от Михаль СМС с фотографией нового пылесоса.

Михаль: Это пылесос, который я получила вчера от Ноама.

Сиван: С обновкой вас, дорогая!

Михаль: Но ведь он желтый. Фу!

Сиван: Желтый – это очень красиво.

Михаль: Ужасно! Меня с детства тошнит от этого цвета! Я отдам его вам, а вы поменяете его на другой.

Сиван: Я загружена выше головы, у меня совсем нет времени. Я ничем не могу вам помочь.

Михаль: Так вы не сможете найти мне пылесос другого цвета?

Сиван: Вам нужна помощница, которая будет приходить к вам раз в неделю. Я не должна этим заниматься.

Михаль: Мне ничего такого не надо!

Сиван: Ну хорошо. Но я просто не могу сделать то, о чем вы меня просите. Надеюсь, мы встретимся с вами на неделе.

Михаль: Но мне нужна помощь, чтобы решить эту проблему!! Почему вы не можете мне помочь?? Надо просто поменять пылесос на такой же, но другого цвета! Не понимаю, чего вы не можете!

Сиван: Если бы речь шла о жизни и смерти, я бы нашла время, но речь идет всего лишь о пылесосе, цвет которого вам не нравится. И вообще, если бы у меня была свободная минута, я провела бы ее во дворе со своей семьей.

Михаль: А у вас во дворе есть ежики? Они такие симпатичные!

Сол

Сиван стояла посреди квартиры, любуясь результатом. Гостиную и спальню теперь разделяла деревянная панель, на которой были изображены море, рыбы, берег, парусная лодка, луна и звезды. Балкон, напоминающий скорее театральную ложу, был вымощен расписанной вручную плиткой зеленых тонов, а его витые металлические перила окаймляли с трех сторон обращенную на бульвар каменную скамью. Нисим вернул на место отреставрированные деревянные жалюзи, покрытые лаком кофейного цвета и двери с витражными стеклами. С высоких потолков свисали антикварные люстры из магазина Бен Гура, а в спальне красовалась металлическая кровать со спинкой, украшенной позолоченными цветами, специально изготовленная для нее Игалем Шараби, мастерская которого находилось в переулке за улицей Абарбанель.

Бадья и Омар теперь занимались холлом и лестницей – установили новую входную дверь, сменили полы, покрасили стены, заменили светильники, повесили новые почтовые ящики, а в довершение всего, починили окна. Эта работа обошлась Сиван в двадцать тысяч шекелей, которые были для нее настоящей головной болью. Она знала, что вкладывать свои деньги в ремонт здания не принято, и, более того, этот ее жест будет воспринят соседями как странность, но ей всегда хотелось, чтобы вокруг нее все было красивым. Даже свою квартиру в северном Тель Авиве она купила только потому, что вплотную к дому примыкал парк. И потом, если здесь будет жить Лайла, все в доме должно быть в образцовом порядке. А кроме того она надеялась, что когда Лири вернется из Германии и организует общее собрание жильцов, ей удастся убедить их вернуть ей хотя бы часть денег.

Раздался стук в дверь. Оказалось, что это пришла Мааян с коробкой печенья в руках, чтобы поздравить Сиван с окончанием работ и поблагодарить ее за ремонт здания. На ее красных, как всегда, щеках отчетливо выделялись прыщи. Светлые курчавые волосы были небрежно собраны в пучок на широком затылке.

– Когда ваша дочь собирается переезжать? – спросила она. – Скажите ей, чтобы не стеснялась обращаться ко мне, если ей что-нибудь будет нужно.

– Лайла поехала во Францию кататься на лыжах. Должна вернуться в конце недели. Я думаю, что если она и переедет сюда, то не раньше конца марта, но это еще не решено окончательно.

– Ей придется проходить карантин, – сказала Мааян. – Говорят, что со следующей недели все возвращающиеся из-за границы должны будут две недели находиться на карантине из-за «короны».

– Я просмотрела сообщения в газетах об умерших в Италии. В основном это люди очень почтенного возраста, а болезнь, которая не затрагивает ни детей, ни молодежь, меня не пугает. Надо позаботиться о стариках, больных и людях, у которых есть проблемы со здоровьем. А таким, как Лайла, ничто не угрожает.

– Так думают далеко не все. У нас, например, считают, что заразятся миллионы, а десятки тысяч умрут.

– Где это «у нас»?

– В больнице «Асута» в Ашдоде, – успела ответить Мааян, прежде чем увидела появившуюся на пороге гостиной Михаль.

– Дверь была открыта, вот я и решила зайти, – объявила Михаль.

– Входите, Михаль, – пригласила ее Сиван. – Как дела?

– Зайдите ко мне, когда вы тут закончите. Только не стучите в дверь и не входите внутрь. Пошлите мне сообщение, и я к вам выйду, – распорядилась Михаль и исчезла.

– Слушаюсь, командир! – крикнула ей вслед Сиван.

– Мне пора, меня уже ждут, – объявила Мааян, посмотрев на экран своего телефона.

Сиван проводила ее к выходу. Спускающийся в это время с третьего этажа мужчина увидел их и остановился.

– Привет.

– Привет, Пелег, – приветствовала его Мааян, и в голосе ее послышалось волнение.

– Вы знакомы? – спросила она Сиван, кивнув головой в сторону мужчины.

– Не думаю, – Сиван слегка помедлила с ответом, так как была не до конца в нем уверена.

– Пелег и Карни живут в квартире над нами.

Сиван оглядела Пелега оценивающим взглядом. Он был немного моложе Мааян, но различие между ними сразу бросалось в глаза, и Сиван поняла причину волнения в ее голосе. Парень был высоким и мускулистым, с широкими плечами и узкой талией. Добавьте к этому густую шевелюру, темно-синие глаза под симметричными бровями, прямой нос, красиво очерченные губы, мягкую бородку и руки пианиста – настоящий Ромео.

– Я вас где-то видела, – сказала Сиван, – только не могу вспомнить, где.

Парень улыбнулся, обнажив ровные белые зубы.