Тихая ложь

Вот это да, подумала Сиван. Если бы он не был с этой своей Карни, он бы точно подошел Лайле. Как сказала бы она или ее подруги «Я бы им точно закусила!».

– Я актер, – ответил Пелег. – Снимался в «Старшем брате» и в шоу «Survivor». Наверное, там вы меня и видели.

– Так вы, оказывается, знаменитость! – восхитилась Сиван.

– Можно и так сказать, – Пелег смиренно принял комплимент.

– Он просто супер-звезда! – воскликнула Мааян. – Его все знают. Спросите свою дочь, кто такой Пелег Золти. А это – Сиван. Она купила квартиру рядом с нами, и это она занимается ремонтом дома.

– Давно было пора.

– Я поищу о вас в Гугле, – пообещала ему Сиван, вдруг ощутившая свой возраст.

– Как дела, доктор? – Пелег посмотрел на красное лицо Мааян, которое, несмотря на холод, было покрыто потом.

– Мне пора бежать. У меня сегодня вечером операция.

– Так вы врач? – успела вставить Сиван, почувствовав вдруг себя совершенно лишней.

Теперь пришла очередь Пелега ответить комплиментом на комплимент.

– Всемирно известный ортопед! – объявил он.

– Не надо преувеличивать, – заскромничала Мааян и одарила его улыбкой, которую Сиван назвала бы не иначе, как сладкой, и лицо ее стало даже чуточку красивее. – Я просто делаю свою работу. Ну, я полетела. Пока, Сиван, заходите.

– Я с тобой, – объявил Пелег. – До свидания, Сиван. Увидимся. Спасибо за ремонт!

И он побежал вслед за Мааян.

Сиван спустилась на первый этаж и послала Михаль сообщение.

– Извините, что я вас не впускаю, – сказала Михаль, прикрыв за собой дверь. – У меня такой бардак! Я никак не могу найти того, кто мог бы мне помочь, но пока я не могу принимать гостей.

Эта неожиданная вежливость Михаль поначалу не вызвала у Сиван подозрений.

– Вы чего-то хотели?

Михаль уселась на ступеньку рядом с квартирой Сола.

– Я тут подумала… – начала она.

– Так…

– Я подумала, – снова начала Михаль и снова остановилась. – Короче, если вам не понравится, скажите. Всегда можно попробовать еще раз, разве нет?

– О чем вы подумали? Что можно попробовать?

– Я подумала, – начала Михаль в третий раз, – не могли бы вы поменять мне жалюзи на балконе?

– Не поняла.

– Поставьте мне на балконе новые жалюзи, а то мои поломались и не двигаются. Вы же сказали, что всегда будете мне помогать. Я так измучилась от вашего ремонта, прямо все здоровье он у меня забрал! Вот я и подумала, что вам стоит, раз уж вы все равно ремонтируете лестницу?

– Послушайте, Михаль, – сказала Сиван, стараясь подбирать слова. – Я не могу оплачивать ремонт всех балконов в этом доме.

– Тогда найдите того, кто мне поможет. Вы же сказали, что у вас есть клиент, который занимается благотворительностью.

– Я не могу ничего обещать, – покачала головой Сиван. – Я могу только попытаться позвонить вашему брату Ноаму и объяснить ему вашу проблему. В любом случае сначала я закончу ремонт здания, а потом уже буду заниматься вашими жалюзями.

– Да плевать ему на меня! Я звонила ему уже раз двадцать, а он не отвечает. Говорит, что он в Коста Рике. Какая там еще Коста Рика? Опять врет!

– Я попробую убедить его.

– Ну ладно, – согласилась Михаль. – Понимаю. Если у вас нет денег, ничего не поделаешь. Я не такая, как остальные, я не требую ничего невозможного.

– Конечно вы не такая.

– Я подожду, – Михаль выпрямилась в полный рост, и Сиван подвинулась в сторону, чтобы уступить ей дорогу.

– Только вы должны знать, – добавила Михаль прежде, чем вернуться в свою квартиру, – что они это делают.

– Кто делает что?

– Да врачиха эта толстая и этот дурак. Они это делают, – и, произнеся эти слова, она захлопнула дверь.

Омар и Бадья работали у входа в здание, а с тротуара за ними наблюдал Сол, одетый в джинсовый комбинезон и водолазку, словно сошедший с обложки авангардистского журнала пятидесятых. Его волнистые волосы выбивались из-под зеленого берета, а в длинную хипстерскую бороду, доходящую ему до груди, были вплетены серебряные нити. Сиван встала рядом и тоже стала наблюдать за рабочими. Ее взгляд скользнул по стене и остановился на рисунке девушки внутри шара. Она подошла ближе, нагнулась и прочла в нижнем углу рисунка: «Стрит-арт Лири».

Найдя в телефоне старое сообщение, полученное ею от Лири, Сиван ответила на него, приложив фотографию стены: Привет, Лири. Как дела? Надеюсь, у вас все хорошо. Начала ремонт входной двери. Мне хочется попросить вас восстановить этот испорченный рисунок. Я могу попросить рабочих, чтобы они закрасили его, и тогда вы сможете нарисовать его заново. Желаю всего наилучшего. Сиван, ваша новая соседка из восьмой квартиры.

– Я как раз написала Лири из квартиры наверху, – сказала она, обращаясь к Солу, и уже открыла рот, чтобы объяснить, что же именно она написала, но он прервал ее, не то чтобы грубо, а, скорее, нетерпеливо:

– Знаю я эту богатую сучку.

Сиван была поражена его агрессивной реакцией. Несмотря на странный взгляд его глаз, скрытых под роговыми очками и синдром Плюшкина, Сол почему-то всегда представлялся ей человеком деликатным. Каждый раз, когда они встречались, он приветствовал ее со своим южно-африканским акцентом, спрашивал, как она поживает, и благодарил за ремонт здания. Он рассказал, что он художник – Сиван и так догадалась об этом по развешанным повсюду в его квартире картинам – но подрабатывает инструктором в шахматном клубе. Поначалу Сиван думала, что он всегда был одинок, но на прошлой неделе, когда она зашла к нему, чтобы заплатить членские взносы, он рассказал, что разведен и имеет двух взрослых дочерей: одна работает экскурсоводом в Южной Африке, а другая учится в консерватории в Гааге.

– Разве это искусство? Полное дерьмо!

– Вы имеете в виду Лири? Почему дерьмо? – попыталась понять Сиван.

– Не искусство и все. Она замалевала весь район своими обескураживающими шаблонами. Это ужасно, – бывший молчун теперь превратился в оратора. – Мы, истинные художники, страдаем, а таким клоунам, как она, все аплодируют.

На скамейке позади них восседали всегдашние алкаши, распивающие водку под звуки французского шансона. Один из них нетвердой походкой подошел к Солу, который был выше него на две головы, и положил руку ему на плечо, словно собираясь залезть на столб.

– От ет-то человек, – сказал он, обращаясь к Сиван, заплетающимся языком. – Ет-то гений! Ге-ний! Ба-алшой художник! Во, гляди!

Он поднял руку и указал на лавку Карло. Сейчас ставня была поднята, и поэтому можно было рассмотреть лишь небольшую часть граффити оскаленного волка.

– Етто его работа, – произнес пьяница и пошатнулся.