– Джульетта, а в чем твоя выгода?
– Джульетта не хочет выходить замуж за Париса, – немного поразмыслив, ответила Сюзанна.
– Молодец! Потому-то она и позволяет себе нырнуть в этот водоворот событий.
– А Ромео тоже ведь лезет на рожон, – вдруг решился сказать Мартин. – Мы воспринимаем это естественным, но лезть в дом, где тебе грозит опасность – это дерзость, имеющая какую-то цель.
– Да, лезет на рожон, и нет – его выгода проявляется чуть позже. Позже, когда он узнает о том, кем является эта девчонка из дома Капулетти. Ему было все равно с кем – любой вариант бы насолил отцу. Но когда он узнает, что в его руки упал такой вот козырь, он принимает этот вызов судьбы, и в описании его использует слова «ставка», «цена». Балконная же сцена, о которой весь мир говорит как об эталоне романтизма, не что иное как торг. Ромео хочется заполучить Джульетту, ей же нужно избавиться от брака с Парисом, на который его всячески толкает мать. Перечитаете сцену еще раз, внимательно, включив голову. Запомните, Шекспир – практик. Если у него идет несуразный текст, то либо персонаж должен говорить несуразно, либо мы не мыслим логически.
– Ну а мать Джульетты выгоды никакой не имеет, если мы не будем называть выгодой ненависть, которую она испытывает к дочери, может быть даже и приемной, – подвела черту Ариадна. Какое-то облегчение пробежало между рядами. – Мне кажется, кроме Тибальта, здесь все говорят одно, а думают другое.
– Это самая настоящая психологическая драма, – согласился с ней Филипп. Он стоял, скрестив руки и проводя глазами по их лицам. Логическое завершение сегодняшней встречи состоялось. И словно постскриптумом звонко прозвучал голос Аарона:
– Тибальт вообще мне показался благородным и открытым персонажем, – сказал он и улыбнулся, когда на него обернулись сокурсники. – Ну, там почитаю еще, может что и найду.
Вот теперь действительно легко было расстаться с группой до следующего раза, который назначили на четыре часа следующего дня. Сделав несколько исправлений в своем блокноте, Филипп готов был попрощаться с курсом, когда заметил подошедшего к нему Аарона.
– Когда сможем посидеть, пивка попить? – спросил он.
– Давай в субботу. Хорошо?
– ОК. Договорились.
Филипп попрощался с курсом и хотел было специально попрощаться с барменом, на приветствие которого он вчера незаслуженно не ответил, но никто из стоявших за барной стойкой не смотрел в его сторону.
Глава 14. Девять бутылок пива
Через два дня Филипп встретился с Аароном в баре, в котором он сам уже несколько лет как не был. За это время тут изменилось практически все: стиль, освещение, музыка, обстановка, расположение барной стойки, работники и сам менеджер. Видимо, список этот с менеджера и нужно было начинать, потому что, как Филиппу рассказали, все изменения стали происходить сразу после его прихода. Неизменным оставалось лишь успевшее снискать всеобщую популярность название – «Off».
Оказалось, что Аарон был здесь завсегдатаем. Ему нравился современный стиль заведения. Филиппом же за первые минуты нахождения в баре овладело чувство ностальгии. Ему не хватало того магического полумрака и ощущения бесконечной глубины помещения, которые в свое время влекли его сюда. Бывало, он часами сидел здесь с друзьями, проводя беседы на всевозможные динамично и вполне органично меняющиеся темы. Нередко напоминанием о течении времени являлось чувство голода, которое тут же притуплялось с помощью вкусного сэндвича. Они общались, пили, ели и слушали музыку – хорошую и разнообразную музыку, а в конце недели обязательной в «Off»-е была музыка живая. Ее играли не только местные, но и приезжие музыканты и группы, и для них здесь было выделено специальное помещение для отдыха, а сцена была оснащена скромным, но стильным освещением и приличной звуковой аппаратурой. Но сцены здесь больше не было.
– …а гримерка, если она была вон там, превратилась в складское помещение, – закончил краткое описание современного состояния бара Аарон.
– Ты вряд ли сможешь представить себе ту атмосферу, которая здесь царила. Каждый воспринимает все по-своему, не спорю, но тогда у нас было какое-то общее, определенно общее восприятие… Что-то вот так… как будто находишься не в этом маленьком месте, а в какой-то пещере… нет, не пещера, скорее дворец, слабо освещенный дворец… сокровищница Али-Бабы… или же вот – корабль, плывущий из Индии в Испанию…
Филипп смотрел куда-то вдаль, жестикулируя руками с растопыренными пальцами, но его попытки описать канувшую в Лету атмосферу прервала невысокого роста официантка, которая поставила на столик четыре бутылки пива, две пивные кружки и две посудины с солеными орешками. Откупорив бутылки, она пожелала приятного времяпровождения и удалилась.
– В общем, здорово было… Тебе бы понравилось, – замял он тему, принимая исходное положение.
– Ну вот, – потянул Аарон, – пришла и все испортила.
– Ничего она не испортила, не ворчи. Она делает свое дело, и совершенно не обязана ждать, пока какой-то посетитель не закончит свое представление. У нее много других забот и таких же клиентов, как мы с тобой. Ты из кружки пьешь?
– Да-да, – спохватился Аарон и принялся осторожно выливать содержимое бутылки в кружку, стоявшую ближе к Филиппу.
– Тогда это тебе пить из нее. Я люблю из горла, – ответил Филипп, взяв одну из бутылок. – Так вот… Да, смотри, клиентов у нее много, и мы – лишь частичка в череде ее повседневных забот. Но посмотри, как она это делает: она принесла в своих маленьких ручках поднос с четырьмя бутылками, двумя кружками и еще чем-то, выставила все это на стол, откупорила для нас бутылки, пожелала всего хорошего, а до этого она явно привела наш стол в божеский вид после того, как предыдущие посетители бара встали из-за него. Вопрос: как ты думаешь, что она будет делать после того, как мы уйдем?
– Приберет за нами стол?
– Именно. Подойдет со своим подносом, соберет кружки и бутылки, а после приберет оставленное нами безобразие. И будет ждать следующих посетителей. И так до позднего вечера. А после она придет домой, только и сможет положить сегодняшнюю выручку в копилку и рухнуть в постель, чтобы рано утром встать по будильнику и идти либо в университет, либо на другую работу. Она и другие такие же работники делают все, чтобы нам с тобой было удобно, уютно, приятно, аппетитно. Согласен?
– Ну да, – отвечал Аарон, грызя соленые орешки.
– С другой стороны, она и другие такие же работники могут в один день сговориться и не выйти на работу. Прикинь!
– Сразу все? – усмехнулся Аарон.
– Представь себе – все! И придешь ты в бар, и скажешь «два пива в орешками», а тебе ответят: «бутылки в холодильнике, за орешками сбегай в магазин напротив, а кружки помыть надо – они со вчерашнего вечера в мойке». Твое здоровье! – сказал Филипп, звонко стукнув своей бутылкой по кружке Аарона, и опустошил ее наполовину.
– Ну, если все-все, тогда будем покупать себе в магазине и собираться по домам… – прищурившись и не особо уверенно ответил Аарон и почесал свой бритый затылок, распознав в описываемой ситуации начало чего-то более существенного.
– Вам придется тратить время на многие дела, о которых вы ранее не беспокоились: магазины, транспорт, лифты, туда-сюда, сам себе налил, пожарил, приготовил, убрал… Столько забот только чтобы поесть? Да, конечно, будет в этом элемент романтики, но надолго ли вас хватит? Давай!
И они снова чокнулись своими тарами и выпили. Бутылка Филиппа закончилась, и он знаком показал официантке, чтобы она поднесла еще две.
– Вот видишь, просто щелчок пальцами – и у тебя еще две бутылки… Но нет – это не тот унизительный щелчок, которым сильные мира сего показывают свою власть и требуют немедленного исполнения своего приказания. Это улыбка и информативный знак. И все. Она продолжает свою честную работу, а мы продолжаем свою жизнеспасительную беседу. Мы лишь должны будем потом заплатить ей за труд и заведению за услуги. Кстати, в старой версии этого клуба любой посетитель мог выполнять роль официанта. Пять минут, час, день – сколько душе угодно.
– Что, серьезно? – удивился Аарон.
– Честно! Я сам, бывало, разносил бутылки, – подтвердил Филипп.
– Хм, странно. Так что теперь?
– А теперь давай-ка по-быстрому выпьем за честный труд!
Звон стекла. Большие глотки пива. Горстки соленых орешков.
– Честный труд… – хотел было продолжить Филипп, но задумался, а после заговорил другими словами.
– В чем сходство между официантами и артистами? Вот такой вот вопрос тебе хочу задать. Ты подкинь версию, а я пока в туалет схожу.
Встав из-за стола, Филипп почувствовал, что уже успел захмелеть. Давно он не был в таком состоянии, и перспектива продолжения этого занятия ему была по душе. «Даже в туалете все по-новому», – заключил он, проведя там пару минут.
– Ну? – игриво спросил он юношу, вернувшись к столу.
– Я буду двигаться от официантов, – решил тот. – Они нас обслуживают, а значит и артисты должны в каком-то смысле нас обслуживать.
– А ты сам с этим согласен?
– Ну… нет, – нерешительно ответил Аарон.
– А если заменить неуместное здесь слово «обслуживать» на благозвучное «помогать»? Официанты помогают нам приятно провести время. Они делают все то, от чего мы можем устать, собравшись поесть, попить и посидеть в хорошей компании. И артисты помогают нам, но их сфера деятельности немного иная: они помогают нам понять себя, а уже через это и жизнь…
– Но ес…, – захотел что-то добавить Аарон, но Филипп не остановился, и даже привстал.
– …и если бы кто-либо из актеров смог бы дать нам понять себя и жизнь полностью, то эта профессия была бы уже никому не нужна, – завершил он и, легонько пошатываясь, снова опустился на стул, довольно улыбаясь. – Твое здоровье, принц Датский!
– В принципе, ничего нового я не услышал, – неторопливо сказал юнец, – но звучит это как-то приятно, что ли…