Корж идет по следу

– Небось, всю ночь сказки рассказывали?

– Было. Всякое было, – ответил Корж, не вдаваясь в подробности. – Так, значит, в двенадцать я буду в саду. Вы не забудете?..

– Ну, как можно!

* * *

Корж делал обыск не торопясь, но быстро, каким-то инстинктивным чутьем определяя степень важности осмотра того или иного участка.

Стены, пол и потолок лишь ненадолго привлекли его внимание. Здесь все было одинаково пусто, голо и прокопчено дымом.

Немного больше времени занял топчан. Алексей Петрович тщательно перерыл все тряпье, валявшееся на нем, осмотрел каждую щелочку в досках. И здесь, не было ничего интересного. Он нагнулся и начал выгребать на середину сторожки содержимое из-под топчана.

Первыми подвернулись засохшие, со стоптанными каблуками сапоги. Корж поочередно в каждый запустил руку, проверил, нет ли чего внутри. Осмотрев, отложил в сторону. За сапогами последовала какая-то рвань: не то перепревшие портянки, не то тряпки для мытья пола. Корж встряхнул их и отбросил в сторону. Туда же следом легли две метлы, черен от лопаты, грабли с наполовину выломанными зубьями, багор, вдрызг разбитые опорки и колесо от тачки. «Вот Плюшкин номер два», – подумал Корж о Быхине, осторожно перебирая никому не нужное барахло. Наконец в самом углу у стены Алексей Петрович нащупал рукоятки двух топоров и вытащил их.

Это была уже интересная находка.

С одного взгляда на топоры можно было безошибочно сказать, что они принадлежат разным хозяевам. Один из них был ржавый, тупой, со старым избитым топорищем. Другой – отточен по-плотничьи остро, аккуратно присажен на удобное, красиво выгнутое топорище с тремя выжженными на конце буквами. Эти буквы – ТЕС – заинтересовали Коржа. Что они могли означать? По всей вероятности, инициалы владельца. Но попробуй догадайся, кто он. Мало ли «Т.Е.С.» на белом свете. Но тут Коржу вспомнился водолив. Стоп, стоп!.. Как он назвал себя?.. Имя – Ефим, это точно. А фамилия… Топорков?.. Трофимов?.. Трофимов! вот как. Точно – Трофимов Ефим. Отчество можно и не знать. Ясно и так: топор этот – водолива. С ним он ездил за тальником, а после или оставил в лодке, или положил вместе с веслами, где его и прихватили. А второй несомненно принадлежал сторожу.

И снова встал вопрос: откуда у Быхина чужой топор? Можно, конечно, предположить, что старик просто позарился на вещь – топор хороший, пригодится… Ладно, все это выяснится. Сейчас нужно идти дальше, не тянуть время.

Алексей Петрович снова залез под топчан. На этот раз в другом углу, под грудой старых мочальных кулей, он обнаружил небольшой сундучок. Алексей Петрович шилом перочинного ножа открыл замок «щелкунчик» и приподнял крышку.

– Фи-ють! – невольно вырвался у него продолжительный и удивленный свист.

На самом верху, даже не завернутая ни во что, лежала пачка тридцатирублевок. Корж пересчитал их – оказалось ровно девяносто штук.

– Ничего себе! Две тысячи семьсот рублей!

Откуда взялись у сторожа такие деньги? Заработал? Навряд ли. Накопил? Нет, тогда купюры наверняка были бы разного достоинства. Значит, получил от кого-то сразу, кучкой. От кого? За что? Не за сад ли?.. Вот черт!..

Под деньгами лежал поношенный и смятый, но еще крепкий, черный бумажный костюм. Корж осмотрел его карманы и в одном обнаружил записку. Размашисто написанные карандашом слова в некоторых местах немного стерлись, но все же Корж разобрал письмо до конца.

Здорово, старикан!

Ты, наверное, и не думал уже увидеть меня в живых. А я наперекор всему уцелел и из краев, куда Макар телят не гонял, вернулся обратно. Пишу тебе наскоро и немного. Подробности расскажет Антон. Договоритесь с ним, как нам увидеться наедине. Предстоят серьезные и большие дела, в которых понадобится и твоя помощь. Можно очень солидно заработать. Мне Тошка рассказывал, как ты живешь. Ладно, старик, не горюй! И мы еще попляшем на чьих-то похоронах. Посылаю тебе на расходы три бумажки. Только смотри: осторожней с ними шикуй, а то раньше времени попадешь в тенета. Не вешай голову! Скоро увидимся и заварим кашу, которую сам черт не расхлебает.

Лешка.

Так! Вот откуда деньги. И было их три тысячи. Куда делись триста рублей? По всей вероятности, ушли на самогон, который Быхин пил ночью. Больше некуда. Но кто этот Лешка?.. Какое отношение имеет он к Быхину? За что отвалил ему три тысячи?.. Откуда взялся и какую кашу собирается варить?.. Почему нужно встретиться наедине?.. Что за посредник Антон?..

Из одной маленькой записки возникло множество вопросов и ни на один из них не было ответа.

Что ж! Пусть старик ждет гостей. Алексей Петрович тоже постарается повидать их…

Больше в сундучке ничего заслуживающего внимания не было. Корж переписал записку. Потом разложил все вещи по своим местам, привел сторожку в прежний вид. Топоры он не положил. Внимательно, через лупу, осмотрел лезвие каждого и задумался… Хорошо бы взять их с собой. Но это – риск. Вдруг сторож хватится их и не найдет. Тогда сорвутся все дальнейшие планы. Нет, так не годится. Нужно сделать по-другому…

Алексей Петрович забрал топоры и вышел в сад. Из кучи стволов, валявшихся у сторожки, выбрал два нужных. От одного из них отрубил кусок сантиметров в десять топором водолива, от другого – топором сторожа.

Чтобы не встретиться с Быхиным на дороге, Корж спустился к Волге и берегом направился в Степаново.

Он дошел до места, где был след на песке, и остановился, удивленный. Что такое?! След исчез… Алексей Петрович решил, что ошибся местом. Прошел еще немного вперед, вернулся назад, Нет, след пропал. Песок везде лежал ровный, обмытый водой. Но со вчерашнего дня стояла тихая погода, волны не могли далеко набегать на берег. Значит, кто-то смыл его… Кто? Определенно Быхин, только он!.. Корж усмехнулся:

– Догадался! Только слишком поздно…

Этот факт окончательно убедил Алексея Петровича, что Быхин связан с преступниками.

Экспертиза

Всякий режущий инструмент – будь то железка рубанка, обычный столовый нож или стамеска столяра – оставляют след после резания. Даже лезвие бритвы (при рассмотрении под микроскопом) имеет мельчайшие зазубрины, и если этой бритвой разрезать, например, кусок плотного ядрового мыла, то на обеих его половинках останутся полосы, точно копирующие размеры и формы зазубрин. Такие же полосы остаются после рубанка на строганой доске, после стамески – на стенках вырубленного отверстия. Безусловно, остался след топоров и на срубленных деревьях.

Алексей Петрович нисколько не сомневался, что порубка сада произведена топорами, найденными в сторожке. Но уверенность – одно, а вещественное доказательство – другое. Эти-то доказательства он и хотел найти сейчас.

Дочка Захара Ивановича – Варя – имела отдельную небольшую комнату с двумя окнами в огород. Здесь стояла ее кровать, покрытая белым тканьевым одеялом, рядом с ней – сундук. («Наверное, с приданым», – подумал Корж.) Простенок между окнами занимал стол с грудой учебников и тетрадей на нем – Варя готовилась к поступлению в институт. Комната была маленькой, светлой, уютной и как нельзя лучше подходила для оборудования в ней походной фотолаборатории. Здесь никто не мог помешать, тем более, что сама хозяйка уехала сегодня в город на консультацию и должна вернуться не раньше чем дня через два. Корж попросил разрешения воспользоваться комнатой.

– Пожалуйста, что за разговоры! Располагайтесь как дома.

– И чем бы нибудь занавесить окна…

– Найдем. Чтобы совсем темно было?

– Да, нужно так.

Захар Иванович принес ватное одеяло и брезент.

– Давайте я вам помогу.

Вдвоем они плотно закрыли каждую щелочку, и в комнате стало темно, как в осеннюю непогожую ночь. Алексей Петрович приспособил настольную лампу-молнию, предварительно сняв с нее абажур. На линзу карманного фонаря он надел колпак с красным стеклом – получился лабораторный фонарь. Развел проявитель и закрепитель, разлил по кюветам. Можно было начинать. В дверь заглянул Захар Иванович:

– Вам ничего больше не нужно?

– Вроде бы нет…

Председатель потоптался на месте, словно вспоминая, не забыл ли чего.

– Ну, тогда я ушел. Замкните за мной, – никто мешать не будет.

Захару Ивановичу очень хотелось узнать, что интересного нашел Корж в сторожке Быхина, но он счел неуместным лезть в чужие дела с расспросами, тем более в дела следователя.

Алексей Петрович делал первый негатив. Обрубок лежал на краю стола. Лампа освещала срез не прямо, а сбоку. При этом, каждый выступ от зазубрин давал тень и был виден особенно четко.

Негатив получился удачный. Можно продолжать дальше. В уголке стекла на чистом поле Корж сделал по эмульсии царапину, чтобы не спутать срезы после порубки со своими, сделанными топорами из сторожки.

Время тянулось медленно. Если бы наука и техника могли создать аппарат, дающий сразу позитив на бумаге! Сколько драгоценных часов уходит на изготовление хотя бы трех-четырех фотографий, да притом еще в примитивных, а зачастую совсем почти невозможных условиях!

Сейчас, правда, Алексей Петрович не мог пожаловаться на свою лабораторию. Здесь было чисто и просторно, но от этого все же дело не двигалось быстрее. Он обработал все четыре негатива и тщательно промыл в воде. Теперь нужно было сушить их – самое нудное и неприятное занятие, отнимающее больше всего времени. Алексей Петрович достал папиросу и вышел на крыльцо.

Вечерело. От домов и деревьев на землю легли длинные тени. С пастбища возвращалось стадо. Не спеша, степенно шли коровы. Впритруску, с громким блеяньем торопились по домам овцы. Хозяйки встречали их с корками хлеба, призывно маня: «Баря, барь-барь!..» По дороге, устало передвигая ноги, с большой кожаной сумкой через плечо брел старик-пастух. Парнишка-подпасок оглушительно щелкал кнутом, выгоняя из закоулков отставшую скотину. Пыль, поднятая сотнями копыт, медленно оседала за стадом. От реки потянуло прохладой. Кое-где со дворов слышался уже звон молочных струй о подойник. Постепенно все затихало в деревне.