Корж идет по следу

Неожиданно в его луче появился человек. Согнувшись и придерживая рукой фуражку, тяжело шлепая по разбухшей земле сапогами, он бежал к сторожке. Рывком распахнул дверь и нырнул под спасительную крышу. Сторож вздрогнул и вытаращил перепуганные глаза. Но это длилось какую-то секунду. В следующую он узнал вошедшего, и лохматые усы его покривились в скупой улыбке. Корж услышал:

– Лексей!.. Сын!..

– Я, – ответил вошедший. Он сдернул с себя фуражку и хлестнул об косяк. – Ч-черт! Промок до самых пяток!

– Чего ж в такую погоду…

– А я знал, что у господа-бога затычка выпадет?! Дай-ка табачку, мой вымок весь.

Сторож подал сыну кисет, фонарь поставил на стол. Из-под топчана достал бутылку с самогоном.

– На-ка, согрейся.

– Вот это дело! – пришедший налил полный стакан, одним махом выпил его и присел к столу закусить.

…Алексею Петровичу хорошо было видно обоих. Но сейчас сторож интересовал его меньше. Он пытливо разглядывал лицо пришедшего, его насупленные брови, злые, глубоко запавшие глаза и застаревший багровый шрам поперек лба. Где он видел это лицо и когда?.. А видел – это точно. Ему особенно запомнился шрам… Но… ладно, все выяснится после, сейчас нужно действовать. Алексей Петрович осторожно достал из-под плаща лейку. В ней осталось около пятнадцати кадров. Он отснял их все, после каждого кадра меняя экспозицию…

Сторож налил сыну еще стакан. Тот отодвинул его и поднялся.

– Хватит, нужно идти, а то там Антон в лодке ждет.

– Цел он? – встрепенулся сторож.

– А чего ему сделается!

– Да тут болтали, будто поймали одного из порубщиков, вот я и подумал…

– Башку бы вам, идиотам, оторвать за этот сад! – зло проговорил сын.

Старик удивленно поднял брови.

– Ты… Это, то ись, я не понимаю…

– На кой он черт понадобился вам?

– А ты знаешь, как тут накипело?! – Быхин придвинулся к сыну вплотную, рванул ворот рубахи и заколотил себя в грудь. – Я готов зубами их грызть!..

– Не психуй! – легко отстранил его от себя сын и передразнил – Зубами грызть!.. Был конь да изъездился и зубы стер… Кусать нужно не за пятки, а напрочь голову отгрызать!

– Силен ты, как я погляжу!

– Да, не вам чета! И если вы мне будете в большом деле пакостить…

– А я еще хочу конюшню колхозную подпалить, – похвастался старик.

– Нет, не подпалишь!

– Что-о?!

– А то! – Теперь сын придвинулся к отцу вплотную и здоровенной волосатой рукой взял его за грудь. – Я не за тем летел через фронт и прыгал с парашютом, чтобы рубить садики-огородики и палить конюшни. Вовсе не за это платят нам деньги и обещают вернуть все старое. Понял? Или зарубить на носу?..

– Это ты отцу!.. – посинел от злобы Быхин.

– Молчи! Сейчас я командую парадом, и ты будешь делать, что прикажу. Отец, сын… Залез, как крот в нору, и ничего не видит. А меня каждый день шеф лает за проволочку… Даю тебе три дня сроку. Если за это время не переберешься в город – пеняй на себя.

– Лексей…

– Я сказал!.. Смоешься отсюда тихо, чтобы ни одна мышь не слышала и не знала, куда ушел.

– А в городе где мне приткнуться? – помолчав, спросил Быхин.

– Нищему везде дорога и везде дом родной.

– Тогда как же я тебя найду?

– И не ищи. Когда понадобишься – сам найду или дам знать.

– Этак можно долго ждать.

– А тебе и не к спеху. День прошел – и ладно.

– Да ты что, в сам деле!..

– Опять!..

Сторож зло сплюнул и умолк.

Дождь немного утих. Теперь громыхало где-то далеко за Волгой, – гроза передвинулась туда.

Пришедший достал из-за голенища пистолет, осмотрел. Сдернул с топчана какую-то тряпку, протер его и положил на место.

– Ну, я пошел. Меня еще в одном месте ждут. А ты, батя, помни, что я тебе сказал. И не вздумай улизнуть – под землей найдем.

– Ладно…

– Дошло?

– Нечего нам лаяться, не чужие. Езжай, – через три дня буду в городе. Пусть на старости лет яйца учат курицу…

– Дошло! Тогда бывай здоров. И осторожней действуй, осторожней.

– Учи-учи!..

После ухода сына Быхин разом допил самогонку, погасил фонарь и грохнулся на топчан.

Алексей Петрович выбрался из своей засады и, не обращая внимания на лужи, пошел в Степаново. Застывшие ноги начали на ходу отогреваться, а папироса, с таким удовольствием закуренная после долгого перерыва, казалось, согрела и его самого. Он прошел прямо в правление и по телефону вызвал Стрельцова.

– Все остается как было, – сообщил он ему на условном языке.