Истории с привкусом мазута. Африканские истории

Истории с привкусом мазута. Африканские истории
Михаил Забелин

Это истории об Африке, смешные и не очень, рассказанные двадцатилетним юношей, впервые оказавшимся в советские времена за границей. Это забавные истории о том, как молодой человек постигает простые африканские истины о жизни, о любви, о товариществе, о новых людях, с которыми его сталкивает судьба. Это взгляд со стороны на Африку и африканцев.

Истории с привкусом мазута

Африканские истории

Михаил Забелин

© Михаил Забелин, 2024

ISBN 978-5-0064-4962-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Истории с привкусом мазута

«Мазут» – так в Африке называют коктейль: на 200 г. 50% виски, 50% кока-колы и много льда.

ВСТУПЛЕНИЕ

В пятнадцать лет я стал мужчиной, в семнадцать лет поступил в Институт иностранных языков и, наконец, в двадцать два закончил с юностью и защитил диплом.

Наутро после бурного расставания с юностью я проснулся с тяжелой головой и с женщиной в кровати, которую помнил смутно и видел неотчетливо. На следующий день предстояла встреча с генералитетом ГУК МО (Главное управление кадров Министерства обороны) по вопросу распределения в армию, и поэтому я выпил рюмку водки, к счастью оказавшуюся на тумбочке у кровати, и повнимательнее рассмотрел свою соседку. Было лето. Родители были на даче, и никто не мог мне помешать откинуть одеяло и погладить ее ногу. Она открыла глаза, и я так и не спросил, где мы с ней познакомились и как ее зовут. Мы провели сладкий день в постели, пили оставшуюся с вечера водку и шампанское и расстались дружелюбно, без обид, претензий и обещаний.

На следующий день, трезвый и одетый, в десять ноль-ноль я был среди других выпускников Иняза в ГУК МО в коридоре перед кабинетом, от которого зависела наша дальнейшая жизнь. Мы сидели и стояли в ожидании своей очереди, как у дверей кабинета стоматолога, а за дверью предстоял допрос с пристрастием: кто, откуда, зачем и куда направить. Когда подошла моя очередь, и я присел на краешек стула напротив сурового дяди с серьезными, проницательными глазами, мне захотелось признаться ему во всем: как накануне напился и спал с незнакомой женщиной, как в седьмом классе вылил воду в окно и облил проходящую внизу учительницу и как, вместо лекций, пил пиво с друзьями. Я сдержался с трудом и на вопрос человека в штатском: «А где бы вы хотели служить, в Советском Союзе или за границей?», – ответил, задыхаясь от волнения: «Конечно, в Советском Союзе, но, мне кажется, что был бы больше полезен родине в развивающихся странах». Ответ был продуман заранее, потому что перед входом в кабинет наша предармейская братия живо обсуждала все варианты провокационных вопросов и необходимых ответов.

Решением военного суда ГУК МО я был отправлен в Мали военным переводчиком сроком на два года.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

БАМАКО

Когда я сошел с трапа самолета, меня обдало такой сауной от асфальта, что сначала я подумал: вот она – Африка, а потом – какая жара.

Перед таможней я стоял, как неудачливый контрабандист, потому что в чемодане у меня, помимо вещей, было четыре бутылки водки, черный хлеб и селедка. Как потом я понял, контрабандистов на малийской таможне ловили, только если они вывозили по частям самолет или танк, а за всё остальное можно было расплатиться на месте или даже заранее перед отъездом, позвав таможенника на дом. Денег у меня не было, припрятанные бутылки с водкой не нашли, и прямо из таможни я шагнул в зал аэропорта. Мокрый от страха и жары я стоял один в этой душной дыре, не видя вокруг себя ни одного белого человека. Перед отъездом нам не раз внушали: «Не общаться и не знакомиться с посторонними, иначе провокаций (фотографий с голыми женщинами, фотографий с передачей компрометирующих документов) не избежать». Шел тысяча девятьсот семьдесят третий год, и отношение к этим самым провокациям было серьезным и строгим.

Ко мне подошел негр скромной наружности и на ломаном французском языке сказал:

– Вы Мисель? Я Мамаду. Поехали.

Я понял, что либо я с ним поеду, либо останусь в этой душной конуре навсегда, и вышел на улицу. Там нисколько не было прохладнее, но я обрадовался, увидев темно-зеленый уазик советского производства, и понял, что это не провокация, а встреча. Я сел в машину рядом с Мамаду, и мы поехали по раскаленной мостовой навстречу моим долгим годам в этой стране.

Мамаду оказался разговорчивым и дружелюбным парнем. Он постоянно что-то говорил, показывал руками направо и налево, и я не сразу уловил, что он, как экскурсовод, рассказывает впервые попавшему в его страну человеку о местных достопримечательностях, и тогда я с ужасом понял, что он говорит по-французски, а я не понимаю из этого ни одного слова.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ОБЩАГА

Мамаду долго куролесил по грязным улицам со сточными канавами вместо водопровода и, наконец, довез меня до места назначения. Это был одноэтажный дом за глиняным забором, а внутри был холл со столом и стульями посередине и четыре комнаты на десять человек. Я стал одиннадцатым. Первый вопрос мне задал улыбающийся дядя лет на десять старше меня:

– Селедку, черный хлеб, водку привез?

Я вынул из чемодана требуемые продукты и выставил на стол. После этого стали знакомиться. Улыбающегося дядьку звали Володей, он был майор и старший по общаге. Остальные были капитанами: Сергей, Валентин.., дальше сразу не запомнил.

– Иди, устраивайся на свободной койке, – сказал майор Володя, – вечером будем отмечать твой приезд и смотреть «Стой, кто идет».

Я подумал, что «Стой, кто идет» – это новый детектив, и пошел устраиваться. Мое новое место представляло из себя железную кровать с матрасом: по четырем углам вверх торчали железные прутья, а на матрасе лежало чистое белье и большая марля.

– Натягивай накомарник и ложись отдыхай, – приказал Володя.

Я понял, что марля и есть накомарник, и стал ее натягивать на железные палки.

– Если не хочешь сразу заболеть малярией, подоткни получше накомарник под матрас и больше пей, – проинструктировал он.

Я сразу понял, что не воды надо больше пить, чтобы не заболеть малярией.

Перед отъездом мне сделали прививки от холеры, тропической лихорадки и дали кучу таблеток от малярии, но, когда я растягивал свой накомарник, проникся пониманием, что только он и водка, а ни какие не таблетки, спасут меня от комаров. Я вынул из чемодана рубашки и костюм, повесил их на железные накомарниковые углы, а чемодан задвинул под кровать. Все это как-то не вязалось с заграницей, о которой мы мечтали в институте, но уже вечером я понял, что ошибался.

Вечером мы сели за общий стол и стали пить водку.

– А теперь фильм, – закричали подвыпившие капитаны.

На стену натянули простыню, а напротив поставили проектор с большими бобинами. Закрутилась пленка, и на экране проявился учебный фильм МО СССР «Караульная служба». Я был немного удивлен таким сюжетом, но капитаны, которые, видимо, смотрели фильм по сотому разу, оживились и развеселились, когда часовой вскинул автомат и крикнул: «Стой, кто идет».

После фильма перешли на джин с тоником. А потом привели местных девочек. Как я понял через несколько дней, мы обитали на окраине города, далеко от начальства, и весь наш квартал был маленькой деревней, где все жили по-соседски, вечерами пили вместе чай на улице, а нашим офицерам за умеренную плату приводили своих дочерей и жен из дружеского расположения.

Меня сразу стали звать Мишель, на французский манер, и не успел я выйти из-за стола, как оказался под своим накомарником с черной полуодетой девушкой. Этого я не ожидал. Я все-таки был воспитан в советских традициях, и, хотя девушка мастерски целовала и ласкала меня, собрался с волей, протрезвел и, слегка отстранившись от нее, сказал:

– Пойдем-ка, я тебя до дома провожу.

Она жила по соседству, и во дворе ее дома меня радостно встретила ее мать, усадила пить чай и поближе ко мне посадила свою дочь. Я так и не понял тогда, чего от меня больше хотят: женить или получить немного денег, наверное, все-таки денег, но я стал захаживать к ним на чай; мать улыбалась и оставляла нас одних, но я так и не смог переломить въевшееся в кровь советское воспитание и переспать с ней.

Через два года я случайно встретил ее на рынке: она располнела, подурнела, но мне показалось, что она влюблена в меня: так радостно кинулась она ко мне.

– Приходи в гости, Мисель, я тебя жду.

Больше я ее не видел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

РАБОТА

Как оказалось, переводчиков у наших военных было теперь всего двое: я и еще один парень из Питера – Володя, закончивший исторический институт, мало понимавший во французском языке, но зато кичившийся тем, что переводит нашего военного советника, ездит в его Пежо, а в основном, собиравшим разные этнографические раритеты по лавкам Бамако.

Меня определили переводчиком на авиационную базу. Это были элитные войска, поскольку сам президент – полковник, был выходцем из них. У власти после очередного переворота в стране стояли военные, и поэтому каждый малийский лейтенант был причислен к элите, а каждый капитан мнил себя заместителем министра.

На авиационной базе и капитаны, и лейтенанты, и даже сержанты говорили по-русски: все они учились в России. С ними и работали наши военные специалисты. Когда я понял, что переводить никому ничего не надо, мне стало скучно. Наш майор-летчик, мой непосредственный начальник, сказал: